«Вот б-ги твои, Израиль!». Языческая религия евреев — страница 53 из 70

Такую же точку зрения мы находим у современника и соотечественника Исайи — пророка Михея. Для него ворожба — это законная деятельность яхвистских пророков, которые осуждаются не за то, что ворожат, а за то, что ворожат за деньги ложно: «Так говорит Яхве на пророков (nəḇi’im), вводящих в заблуждение народ мой, которые, когда их зубам есть что грызть, возглашают мир, а тому, кто ничего не кладёт им в рот, обещают войну. Посему ночь будет вам вместо видения (ḥazon), и тьма — вместо ворожбы (qəsom); зайдёт солнце над пророками и потемнеет день над ними. И устыдятся провидцы (ḥozim), и посрамлены будут ворожеи (qosəmim), и закроют уста свои все они, потому что не будет ответа от бога (или богов: ’elohim)» (Мих. 3, 5–7); «Главы его (т. е. Иерусалима) судят за подарки, и жрецы (kohanim) его учат за плату, и пророки (nəḇi’im) его ворожат (yiqsomu) за серебро, а между тем опираются на Яхве, говоря: «Яхве не среди ли нас? не постигнет нас беда!»» (Мих. 3, 11).

Ворожбу решительно осуждают как девтерономические законы (см. Втор. 18, 10–11 выше), так и девтерономические историки, которые объясняют падение Израильского царства тем, что израильтяне «проводили сыновей своих и дочерей своих через огонь, и ворожили ворожбу (yiqsəmu qəsamim) и гадали (yənaḥešu)» (4 Цар. 17, 17), вкладывают в уста пророка Самуила заявление о том, что «непокорность — такой же грех, как ворожба (qesem)» (1 Цар. 15, 23), и т. д. Положительное отношение к ворожбе, выраженное в процитированных выше отрывках из Исайи и Михея, свидетельствует, что здесь мы имеем дело со следами подлинной допленной традиции, избежавшими более позднего цензурирования.

Как уже упоминалось ранее, в допленном иудаизме некромантия была тесно связана с человеческими жертвоприношениями. Показательно, что как Исайя, так и Михей считают их законной частью яхвистского культа. Исайя изображает, как исходящее из уст Яхве пламя зажигает жертвенный костёр, приготовленный для ассирийского царя: «Вот, там — Яхве идёт издали, пламя из ноздрей его и густой дым, губы его исполнены ярости, и язык его — как огонь пожирающий… Ибо устроен уже тофет его; да, он для царя приготовлен; глубок и широк костёр его, огня и дров много; дыхание Яхве, как поток серы, зажжёт его» (Ис. 30, 27, 33). Михей предлагает в жертву собственного сына: «С чем предстать мне перед Яхве, преклониться перед богом выси?… Дам ли [ему] первенца моего за преступление моё, плод чрева моего — за грех души моей?» (Мих. 6, 6–7).

Оба известных нам иудейских пророка, проповедовавших в конце VIII в. до н. э. (т. е. в том числе в эпоху «монотеистической реформы» царя Езекии), рассматривают ворожбу и человеческие жертвоприношения, тесно связанные с некромантией, как полностью приемлемые элементы иудейской религии. На этом основании можно предположить, что и общение с духами мёртвых было для них приемлемой практикой, и, вопреки принятому мнению, высказывание в Ис. 8, 19 не несёт в себе его осуждения как такового.

О живучести культа мёртвых, человеческих жертвоприношений и некромантии среди иудеев свидетельствует их осуждение анонимным пророком конца VI в. до н. э. (т. е. уже эпохи Второго храма), условно именуемым Третье-Исайей, который обращается к «заколающим детей (šoḥaṭe hayladim) в речных руслах (nəḥalim), между расселинами скал» (Ис. 57, 5). Под «речным руслом», по всей видимости, должна пониматься долина Хинном («Геенна»), огибавшая Иерусалим с юга и запада, где находился тофет — место человеческих жертвоприношений. Третье-Исайя играет образами иудейского культа предков, уже известными нам по 15-му Псалму: используемое им слово «речное русло» (naḥal) созвучно слову «удел» (naḥalat) из 15-го Псалма, в обоих текстах также встречаются слова «доля», «жребий» и «возлияние»: «В долях речного русла (ḥalqe naḥal) доля твоя (ḥelqeḵ); они, они жребий твой (goraleḵ); им ты совершаешь возлияние (neseḵ) и возносишь хлебную жертву (minḥa)» (Ис. 57, 6).

Далее в этом чрезвычайно сложном для понимания тексте упоминаются поставленное на высокой горе (погребальное?) ложе (miškaḇ), куда восходят, чтобы совершить жертвоприношение (zaḇaḥ), дверь и косяк (погребальной пещеры?) и (погребальные?) памятники (zikkaron и yad). В строке 9 говорится о хождении с благовониями к «царю» (mlk) и отправке послов в Шеол, т. е. о принесении человеческих жертв. Ещё в одном отрывке из Третье-Исайи осуждаются иудеи, которые «сидят в гробах и ночуют в пещерах» (Ис. 65, 4), т. е. занимаются некромантией.

Пещерные гробницы были обычным местом погребения состоятельных жителей Иудейского царства. Самой знаменитой из таких гробниц является пещера в Мамре, по преданию купленная Авраамом, где были похоронены все еврейские патриархи и матриархи кроме Рахили (Быт. 49, 29–31). Согласно археологическим данным, такой вид погребения впервые появился в XII в. до н. э. к западу от Иудеи — на побережье, в низинах и в предгорьях Шефелы. Постепенно он распространился на восток на Иудейское нагорье. Пещерные гробницы с конца VIII в. до начала VI в. до н. э. были самым распространённым способом погребения в Иудейском царстве.

ЕБ также упоминает в Иерусалиме «кладбище народное» (qeḇer bəne ha‘am) в долине Кидрон, куда царь Иосия якобы вынес прах сожжённой им ашеры (4 Цар. 23, 6), оно же «могилы народа» (qiḇre bəne ha‘am), куда царь Иоаким бросил труп убитого им пророка Урии (Иер. 26, 23). На этом кладбище, вероятно, погребались самые бедные жители Иерусалима, лишённые средств на приобретение гробницы, а также люди, не имевшие родственников. Подобное погребение означало отсутствие заупокойного культа и поэтому считалось позорным.

Обычным местом захоронения царей Иудеи был «Город Давида» — древнейшая часть Иерусалима, располагавшаяся на холме Офел к югу от Храмовой горы. Только царь Манассия был погребён «в саду дома его, в саду Уззы» (4 Цар. 21, 18), а его сын Аммон — «в гробнице его, в саду Уззы» (4 Цар. 21, 26), т. е. на территории царского дворца на Храмовой горе, примыкавшего к «храму Соломона». Возмущение именно по этому поводу Яхве выражает устами пророка Иезекииля: «Дом Израилев не будет более осквернять святого имени моего, ни они, ни цари их, блудом своим и трупами царей своих после смерти их, и тем, что они поставили порог свой у порога моего и косяк двери своей подле косяка двери моей, так что одна стена была между мною и ими…» (Иез. 43, 7–8).

Что касается иудейских пещерных гробниц, которых археологами к настоящему времени обнаружено и исследовано около двухсот, то обычно в каждой из них находится от 15 до 30 захоронений людей обоих полов и разных возрастов. В такую гробницу попадали через небольшой прямоугольный вход, закрывавшийся камнем, за которым вёл спуск вниз. По трём сторонам примерно квадратного помещения размером обычно 5х5 м находились каменные скамьи для тел. Покойников клали на спину, головами на каменные подушки, часто выполненные в виде подковы или головы египетской богини Хатхор. Когда скамья требовалась для нового захоронения, останки предыдущего сбрасывались в яму, высеченную под скамьёй или в задней части гробницы. В самых богатых гробницах имелись по несколько помещений, а также высеченные из скалы саркофаги, предназначенные для единичного использования.

Основным погребальным инвентарём была керамика — сосуды типа мисок для еды и типа кувшинов для питья, кувшинчики для благовоний и светильники. Также часто встречаются украшения, предметы домашнего быта, погремушки, оружие (металлические лезвия и наконечники стрел) и печати. Почти во всех захоронениях находят амулеты — как собственно иудейские (фигурки Богини-матери и всадников), так и египетские («око Гора», скарабеи, фигурки бога Беса). Иудейские погребальные обычаи были чисто языческими, и оставались такими до самого конца существования Иудейского царства.

Самая большая известная погребальная пещера времён Иудейского царства расположена на территории французского монастыря Св. Стефана на севере Иерусалима


По сторонам пещеры находятся каменные скамьи, на которые клали тела усопших, справа видна яма (bor или šaḥat) для сброса останков старых захоронений

Человеческие жертвоприношения

Памяти еврейского б-га Молоха

Слово «Молох», понимаемое как имя божества, которому приносятся человеческие жертвы, встречается в русском синодальном переводе Ветхого Завета 8 раз. В одном из этих случаев общепризнано, что Молох упомянут по ошибке вместо хорошо известного аммонитского бога Милькома: «Тогда построил Соломон капище Хамосу, мерзости Моавитской, на горе, которая пред Иерусалимом, и Молоху, мерзости Аммонитской» (3 Цар. 11, 7). По этой причине мы можем исключить данный случай из дальнейшего обсуждения.

5 из оставшихся 7 упоминаний приходятся на 18-ю и 20-ю главы Книги Левит: «Из детей твоих не отдавай на служение Молоху» (Лев. 18, 21); «Кто из сынов Израилевых и из пришельцев, живущих между Израильтянами, даст из детей своих Молоху, тот да будет предан смерти: народ земли да побьет его камнями; и Я обращу лице Мое на человека того и истреблю его из народа его за то, что он дал из детей своих Молоху, чтоб осквернить святилище Мое и обесчестить святое имя Мое; и если народ земли не обратит очей своих на человека того, когда он даст из детей своих Молоху, и не умертвит его, то Я обращу лице Мое на человека того и на род его и истреблю его из народа его, и всех блудящих по следам его, чтобы блудно ходить вслед Молоха» (Лев. 20, 2–5).

Ещё по одному упоминанию Молоха мы находим в Книге пророка Иеремии, сетующего, что иудеи «устроили капища Ваалу в долине сыновей Енномовых, чтобы проводить через огонь сыновей своих и дочерей своих в честь Молоху» (Иер. 32, 35), и в рассказе девтерономического историка о реформе царя Иосии, который, якобы, «осквернил Тофет, что на долине сыновей Еннома, чтобы никто не проводил сына своего и дочери своей чрез огонь Молоху» (4 Цар. 23, 10).

В своём понимании еврейского слова mlk в вышеприведённых отрывках как личного имени бога Молоха синодальные переводчики следуют первым переводчикам Еврейской Библии на греческий язык, однако текст Септуагинты менее однозначен, чем синодальный вариант. В 4 из 5 случаев в Книге Левит слово mlk переведено греческим словом ἄρχων, а в Лев. 20, 5 — тем же словом, но во множественном числе и с артиклем (τοὺς ἄρχοντας). Последний случай можно правдоподобно объяснить диттографией — присоединением в рукописи, которой пользовался переводчик, к слову mlk начальной буквы