Первое высказывание Иеремии против человеческих жертвоприношений входит в состав его проповеди в храме: «…Делают сыны Иуды злое в очах моих, говорит Яхве; поставили мерзости свои (šiqquṣehem) в доме, над которым наречено имя моё, чтобы осквернить его; и построили высоты тофета (bamot hattop̄et) в долине сынов Еннома, чтобы сжигать сыновей своих и дочерей своих в огне (liśrop̄ ’et-bənehem wə’et-bənotehem ba’eš), чего я не повелевал и что мне на сердце не приходило» (Иер. 7, 30–31).
Специально посвящённую человеческим жертвоприношениям проповедь Иеремия произносит по указанию Яхве в присутствии старейшин народа и жрецов в самой Долине сынов Еннома: «…Они оставили меня и чужим сделали место сие и кадят на нём богам другим, которых не знали ни они, ни отцы их, ни цари Иудейские; наполнили место сие кровью невинных и построили высоты Ваала, чтобы сжигать сыновей своих огнём во всесожжение Ваалу (liśrop̄ ’et-bənehem ba’eš «olot labba‘al), чего я не повелевал и не говорил, и что мне на сердце не приходило» (Иер. 19, 4–5).
Третье высказывание Иеремии на ту же тему отнесено уже ко времени осады Иерусалима вавилонянами: «В доме, над которым наречено имя моё, они поставили мерзости свои (šiqquṣehem), чтобы осквернить его, и построили высоты Ваала в долине сынов Еннома, чтобы проводить сыновей своих и дочерей своих в жертву молк (ləha‘aḇir ’et-bənehem wə’et-bənotehem lammoleḵ), чего я не повелевал им, и мне на сердце не приходило, чтобы они делали эту мерзость (to‘eḇa), вводя в грех Иуду» (Иер. 32, 34–35).
Из всех трёх отрывков только в Иер. 19, 5 утверждается, что дети приносятся «во всесожжение Ваалу». Однако в Септуагинте данных слов нет, при этом фраза «чтобы сжигать сыновей своих и дочерей своих в огне» присутствует и в Иер. 7, 31, но без упоминания Ваала. Из этого можно заключить, что слова «во всесожжение Ваалу» являются более поздней вставкой, возможно, обязанной своим появлением «высотам Ваала», упоминаемым перед ними. При этом во всех трёх отрывках с небольшими вариациями присутствует произносимая от имени Яхве фраза «чего я не повелевал и что мне на сердце не приходило». Поводом для столь настойчивого опровержения должна была послужить убеждённость иудеев времён Иеремии в том, что дети приносятся в жертву именно по воле Яхве. Подтверждение этому мы находим у младшего современника Иеремии Иезекииля.
Как уже указывалось ранее, Иезекииль (пророчествовал в 590—570-х гг. до н. э.) прямо признаёт, что законы о принесении детей в жертву иудеям дал сам Яхве: «Я дал им законы недобрые (ḥuqqim lo ṭoḇim) и уставы, которыми они не могут жить (mišpaṭim lo yiḥyu bahem), и осквернил (wa’aṭamme’) их дарами их (matnotam), проведением (bəha‘aḇir) всего, открывающего утробу (kol peṭer raḥam), чтобы погубить их (’ašimmem)» (Иез. 20, 25–26). В данном отрывке речь идёт о принесении в жертву первенцев, поскольку он почти дословно цитирует закон о первородных: «Проводи всё, открывающее утробу, для Яхве» (wəha‘aḇarta ḵol peṭer reḥem lyhwh) (Исх. 13, 12).
В другом высказывании Иезекииля речь может идти о детских жертвоприношениях с целью некромантии: «Приношением даров ваших (matnoteḵem), проведением сыновей ваших через огонь (ha‘aḇir bəneḵem ba’eš), вы оскверняете себя (niṭmə’im) всеми идолами (gillulim) вашими до сего дня, и хотите вопросить меня, дом Израилев?» (Иез. 20, 31). Из этих слов следует, что «до сего дня», т. е. до времён Иезекииля, евреи сжигают своих сыновей, чтобы вопросить Яхве.
Видимо, по той причине, что Иезекииль сам был жрецом, используемая им лексика жертвоприношений весьма богата. Помимо глаголов natan «давать», ha‘aḇir «проводить» и zaḇaḥ «жертвовать», он использует глагол šaḥaṭ «закалывать», из которого можно заключить, что жертвам перед сожжением перерезали горло. Обращаясь от имени Яхве к Иерусалиму как блуднице, он говорит: «И ты взяла сыновей твоих и дочерей твоих, которых родила мне, и приносила в жертву им (т. е. мужским образам: ṣalme zaḵar) на съедение (wattizbaḥim lahem le’eḵol). Мало ли было твоих блудодеяний? Но ты заколала (wattišḥaṭi) и сыновей моих и отдавала их, проводя их для них (bəha‘aḇir ’otam lahem)» (Иез. 16, 20–21).
От имени Яхве Иезекииль обвиняет Самарию и Иерусалим в том, что «Они прелюбодействовали, и кровь на руках их, и с идолами (gillulim) своими прелюбодействовали, и даже сыновей своих, которых родили мне, проводили в пищу им (he‘eḇiru lahem lə’aḵla). Ещё вот что они делали мне: оскверняли (ṭimmə’u) святилище моё в тот же день, и оскверняли (ḥillelu) субботы мои; потому что, когда они заколали детей своих для идолов своих (bəšaḥaṭam ’et-bənehem ləgillulehem), в тот же день приходили в святилище моё, чтобы осквернять его (ləḥallelo): вот как поступали они в доме моём!» (Иез. 23, 37–39).
В последних двух цитатах привлекает внимание ряд моментов. Приносимые в жертву дети служат пищей (’eḵol или ’aḵla) для «мужских образов» или «идолов», которые, т. о., их пожирают, как пожирает (to’ḵal) жертвы Яхве, например, в Лев. 9, 24. Как «идолы» здесь переводится слово gillulim, производное от слова galal «навоз» по образцу слова šiqquṣ «мерзость» и, возможно, придуманное самим Иезекиилем. Согласно Иез. 23, 38–39, иудеи приходили на поклонение в храм Яхве после принесения жертв на тофете, т. е. считали эту практику полностью совместимой с яхвизмом. Наконец, Яхве устами Иезекииля настойчиво заявляет, что Самария и Иерусалим приносили в жертву «идолам» детей, которых родили ему, т. е. предметом осуждения здесь может быть не жертвоприношение как таковое, а принесение в жертву другим богам («идолам») детей, которые рождены от или для Яхве и ему же в жертву и должны быть принесены.
Третье-Исайя (анонимный пророк конца VI в. до н. э.) свидетельствует о продолжении практики человеческих жертвоприношений среди иудеев в послепленную эпоху. Он обращается с осуждением к «распаляющимся среди теревинфов, под каждым густым деревом, заколающим детей (šoḥaṭe hayladim) в речных руслах, между расселинами скал» (Ис. 57, 5). Под «речными руслами» (nəḥalim), по всей видимости, должны пониматься окружающие Иерусалим долины (вади), в т. ч. известная нам Долина сынов Еннома. Далее в этом отрывке упоминается поставленное на высокой горе (погребальное?) ложе (miškaḇ), куда восходят, чтобы совершить жертвоприношение (zaḇaḥ). Обращаясь к Израилю как к блуднице, пророк заявляет: «Ты ходила к царю (lmlk) с елеем, … посылала послов cвоих далеко, спускалась в Шеол» (Ис. 57, 9), видимо, играя смыслами слов meleḵ «царь» и moleḵ «человеческое жертвоприношение» и называя приносимых в жертву людей послами в преисподнюю.
Другой важный для нас отрывок из Третье-Исайи представляет собой 4 пары причастных оборотов, из которых первый означает законное обрядовое действие, а второй — незаконное: «Заколающий вола (šoḥeṭ haššor), убивающий человека (makke ’iš); Жертвующий агнца, ломающий шею пса; Приносящий хлебную жертву, [приносящий] свиную кровь; Воскуряющий ладан, благословляющий идола (’awen)» (Ис. 66, 3). Судя по общему культовому контексту, под «убийством» человека здесь имеется в виду принесение его в жертву, что служит дополнительным подтверждением сохранения этой практики среди какой-то части иудеев в эпоху Второго храма.
Жертвоприношение Авраама
Наиболее известной историей о человеческом жертвоприношении в Еврейской Библии является рассказ о жертвоприношении Авраама. Рассказ этот по своему происхождению является составным, представляя собой частное отражение сложной композиционной истории ЕБ. Первоначальный слой рассказа о жертвоприношении Авраама, являющийся по происхождению элохистским (бог в нём называется только словом ’elohim), выглядит следующим образом:
1. И было, после сих происшествий бог (ha’elohim) искушал Авраама и сказал ему: Авраам! Он сказал: вот я.
2. Бог сказал: возьми сына твоего, единственного твоего (yəḥidəḵa), которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа и вознеси его там во всесожжение (weha‘alehu šam lə‘olah) на одной из гор, о которой я скажу тебе.
3. Авраам встал рано утром, оседлал осла своего, взял с собою двоих из отроков своих и Исаака, сына своего; наколол дров для всесожжения, и встав пошёл на место, о котором сказал ему бог (ha’elohim).
4. На третий день Авраам возвёл очи свои, и увидел то место издалека.
5. И сказал Авраам отрокам своим: останьтесь вы здесь с ослом, а я и сын пойдём туда и поклонимся, и возвратимся к вам.
6. И взял Авраам дрова для всесожжения, и возложил на Исаака, сына своего; взял в руки огонь и нож, и пошли оба вместе.
7. И начал Исаак говорить Аврааму, отцу своему, и сказал: отец мой! Он отвечал: вот я, сын мой. Он сказал: вот огонь и дрова, где же агнец (haśśe) для всесожжения?
8. Авраам сказал: бог (’elohim) усмотрит себе агнца для всесожжения, сын мой. И шли далее оба вместе.
9. И пришли на место, о котором сказал ему бог (ha’elohim); и устроил там Авраам жертвенник, разложил дрова и, связав сына своего Исаака, положил его на жертвенник поверх дров.
10. И простёр Авраам руку свою и взял нож, чтобы заколоть (lišəḥoṭ) сына своего.
…
19. И возвратился Авраам к отрокам своим, и встали и пошли вместе в Вирсавию; и жил Авраам в Вирсавии.
(Быт. 22, 1—10, 19)
В элохистский текст с заменой его части позднее была сделана редакционная вставка, в которой бог называется личным именем Яхве:
11. Но посланец Яхве (mal’aḵ yhwh) воззвал к нему с неба и сказал: Авраам! Авраам! Он сказал: вот я.
12. И сказал: не налагай руки твоей на отрока и не делай над ним ничего, ибо теперь я знаю, что боишься ты бога (’elohim) и не пожалел сына твоего, единственного твоего (yəḥidəḵa), для меня.
13. И возвёл Авраам очи свои и увидел: и вот, позади овен (’ayil), запутавшийся в чаще рогами своими. Авраам пошёл, взял овна и вознёс его во всесожжение вместо сына своего.
14. И нарёк Авраам имя месту тому: Яхве-йире. Посему и ныне говорится: на горе Яхве усмотрится.