Я села на кровать и закурила. Нет, все-таки это был удар под дых! Я была очень сильно влюблена в Натана, понятное дело. Но может быть, теперь я была не так глупа, как прежде, может, я чуть-чуть закалилась. Может быть, то, что со мной сотворил Фрэнк, было выше человеческих сил… Не знаю… Когда это случилось, я была так молода. Я выходила замуж словно под хмельком от любви. Нуда ладно. Все-таки простыни, на которых я сидела, огнем жгли мне задницу. И еще этот запах жасмина. Отовсюду! Этот неправдоподобный запах жасмина, который витал здесь, казалось, с незапамятных времен, просто душил меня! Странно, а ведь на духи Крис я никогда так не реагировала.
Ей повезло, этой девице. Она могла разбрасывать свое нижнее белье повсюду, вешать его на спинку стула, не задумываясь, не стыдясь. Ее-то трусы не такие, что впору дойной корове, – я же поспешно засовывала свои в карманы и радовалась, если он ничего не замечал. Да, ей здорово повезло.
Мне вдруг захотелось все здесь переломать и разбить. Но желание немедленно отсюда убраться оказалось гораздо сильнее. Я разглядывала этот интерьер, и у меня под ногами словно образовывалась пропасть. Даже если он с ней и не спит – кстати, это еще вопрос, – все равно это случится рано или поздно, так или иначе. Я встала и пошла на кухню погасить сигарету в раковине. Побрызгала себе в лицо. Кухня вся сияла чистотой, словно ее вылизали. Цветы на столе, аппетитные фрукты в корзине: кисти винограда, перевязанные зеленой ленточкой, груши с капельками красного воска на хвостиках, защищавшего от гниения, какие-то экзотические плоды в папиросной бумаге, яблоки с золотистыми этикеточками. Ну чудо просто! Половые тряпки чистые. Губки – новые. Вообще-то, пожалуй, эта девица была неплохой хозяйкой.
А что, если внезапно столкнуться с ними? Выйти из машины и застукать их, когда они вернутся домой? От таких мыслей я еле пришла в себя и еще судорожно сжимала руль, когда увидела, что они действительно подъехали. Нет, ну что вы на это скажете? Что мне было делать? Выскочить и потребовать объяснений? Сгоряча ринуться в бой? И испить свою чашу до дна?
Я дождалась, пока они войдут в дом, и только тогда тронулась с места.
Самое ужасное в том, что он был достоин девицы такого сорта. Их можно любить или не любить, но мне кажется, таких скорее любят. Она прекрасно выглядела и умела держаться. Я не такая уж законченная дура, чтобы этого не замечать. Она ему подходила. Видеть их вместе было естественно. В порядке вещей. Против этого не попрешь.
Я сама не знала, в каком я состоянии. Чувствовала ли я себя несчастной? О да, можно сказать и так. Окончательно разбитой? Об этом говорить было рано. Существовала некая запретная зона, в которую я еще не осмеливалась заглянуть. Передо мной зияла огромная черная дыра. Но я старалась смотреть в другую сторону.
В разговоре с Дереком я выплеснула всю свою ярость. Мы вышли из парикмахерской и стояли на тротуаре, и его клиентки пялились на меня через витрину, как будто с ними ничего подобного никогда не бывало. Как будто ни одной из них не случалось закатывать истерику из-за того, что ее парень изменил ей. Дерек успокаивал меня. Но мне так было легче. Я ходила взад-вперед и выкладывала все, что накипело. Окликала прохожих и спрашивала, какого черта они сюда прутся. Сделала под козырек типу на «мустанге», который ржал надо мной. В конце концов Дерек крепко меня обнял, и я подумала: «Бог мой, Дерек, давно пора было!»
После этого я зашла в кондитерскую.
Разыскивая Риту на территории кампуса, я наткнулась на девушку, которую собиралась допросить, – правда, я не была уверена, что сейчас подходящий момент. Я заколебалась. Повернулась к ней спиной, прислонившись к дереву, которое словно каким-то чудом оказалось рядом и подарило мне немного тени. Закрыла глаза и досчитала до ста. Это было заколдованное место. Для меня, если подумать, оно оказалось проклятым… Но вообще-то я любила разгадывать загадки.
Когда я открыла глаза, девица все еще была рядом. Блондинка с небольшой грудью, в туфлях на танкетке. Звали ее Элен Грибич. Ее имя назвал мне двумя днями раньше студент-химик, устраивавший у себя вечеринки, где народ пускался во все тяжкие. Между прочим, при участии дочери Бреннена!
Похоже, у Элен Грибич был всего один кумир – Катрин Милле. Она восхищалась ею и как писателем тоже, а это уже тяжелый случай. Да уж, Элен Грибич. Трахалась она со всеми подряд как одержимая.
Я сказала ей, что я об этом думаю. О Катрин Милле. Не бог весть что вообще-то.
– Я готова говорить о литературе, но всему есть предел, – заявила я Элен Грибич в ответ на ее рассуждения о «белой» манере письма.[29] – Не говори мне ничего о «белой» манере письма, если она на самом деле карамельно-розовая. Ты что, дальтоник, что ли? Ты позволяешь так себя поиметь, в твоем-то возрасте?
Мы завершили беседу в кафетерии, где я в самоубийственном порыве заказала банановый десерт. Я накинулась на него, криво ухмыляясь, на глазах у всех, под сочувственные взгляды. Элен Грибич тем временем говорила, что перетрахаться за один вечер с двадцатью мужиками – это для нее способ отстаивания своих прав как женщины. Я чувствовала, что меня вот-вот хватит солнечный удар.
А потом она произнесла одно имя.
Я подняла на нее глаза и попросила повторить еще раз.
Рамон.
– Ну, этот парень с забавным членом, – уточнила она.
– Но не таким уж противным, скажем прямо. – Это замечание расположило ее ко мне.
От перевозбуждения я даже угостила ее выпивкой.
Итак, Рамон… И это после всей беготни! Вот это да! Вот уж твою мать так твою мать!
– Я полагаю, Элен, ты говорила про Рамона с моим мужем?
– А что? Не надо было?
Я накрыла руку Элен своей, чтобы она от меня не сбежала, и зажмурилась. После секундного размышления я спросила:
– А что было между Дженнифер Бреннен и Рамоном? Какие у них были отношения?
В этот миг на лице Элен Грибич засияла восхитительная улыбка. Будь у меня фотоаппарат, я бы ее щелкнула и вставила фото в рамочку.
– Ну, рассказывай, красотка.
– Я бы сказала, что отношения у них были так себе. Он терпеть не мог платить за то, чтобы с ней трахаться. Это его страшно бесило. А Дженнифер никогда не делала этого даром. Даже слышать об этом не хотела. Рамон от этого просто сатанел.
Я опрометью бросилась в туалет. Ослепительный свет, снизошедший на меня с небес, подействовал на мочевой пузырь.
Я дала. Элен свою визитку на случай, если у нее возникнут затруднения с полицией. Задержала ее руку в своей, улыбаясь, так что она смутилась и занервничала. Я смотрела ей вслед. Я испытывала к ней почти что нежность. Над головой у нее в небе розовели перистые облака, ее ноги легко касались мягкой травы. Интересно, какое же удовольствие, по ее мнению, испытываешь, когда потрахаешься с одним. Я чуть не окликнула ее, чтобы спросить об этом.
Я вновь опустилась на стул. Нет, ну надо же! Столько времени угробила, столько усилий! А он жил и живет этажом ниже! Я сказала себе: «Позвони Натану». И опять задумалась над тем, что произошло с нами обоими… А ведь я уже забыла об этом. И вот снова почувствовала себя убитой.
Потом я огляделась в надежде увидеть Фрэнка. Но в зале было пусто. Забытая им куртка болталась на вешалке, на одном из крючков, такая жалкая, будто изможденное, всеми брошенное человеческое тело. Вообразите, в каком я была состоянии, если я вдруг прижалась губами к оконному стеклу. Иногда я бываю полубезумной. На другой стороне улицы кто-то орал в мегафон. Кажется, где-то что-то горело. Целую неделю полиция пыталась сцапать банду, которая поджигала машины, просто чтобы всех достать. Подозревали школьников. Детей, выросших на гормонах роста, которые содержатся в бифштексах. Кстати, эти детки еще насиловали учительниц и жестоко избивали учителей.
Ужас!
Я быстро пошла к выходу и тотчас же попала в толпу: на улице митинговали студенты. Тут я вспомнила, что на рассвете за мной собирался заехать Натан, чтобы взять с собой на эту пресловутую демонстрацию. Как будто нам без того не хватало бардака. Однако погода была как на заказ.
Фрэнк принимал ванну. Сидел сонный и улыбался. Вероятно, он все еще пребывал в уверенности, что переживает последние спокойные мгновения в этом мире, и был намерен воспользоваться ими по полной.
Я уселась на край ванны.
– Фрэнк, я так рада, что ты здесь, – прошептала я.
Он открыл глаза и добродушно на меня посмотрел:
– Хочешь сюда?
Нет, я просто хотела ему сказать, как рада, что он дома. Кончиками пальцев я коснулась пышной пены, пузырившейся на поверхности воды.
– Фрэнк, – сказала я, – все будет не так плохо, как ты думаешь.
– О нет, дорогая! Еще как плохо! Не строй себе иллюзий!
– Прежде – да, но не теперь… Да, это было опасно, но раньше…
Он пристально посмотрел на меня и все понял. Понял, что я все разузнала. Он опустил голову.
– Ты не знал, – поддразнила я его, – не знал, что есть на свете полицейский, которому ты можешь доверять? А я к тому же твоя жена… А? Я же твоя жена, разве нет?
– Черт! Мэри-Джо, прекрати! Дай мне полотенце!
– Раз меня больше никто не хочет, что же мне делать? Все-таки я твоя жена.
Я смотрела, как он вылез из ванной. Протянула руку, чтобы дать ему полотенце, но так и не дала. Почему-то мне вдруг вздумалось вытереть его самой. Раньше, в самом начале нашей совместной жизни, я это делала.
– Но… послушай… Что это ты делаешь? – пробормотал он.
– Как что? Вытираю тебя. Что такого?
Мне показалось, что он дрожит. Вот уже несколько лет я не прикасалась к нему, и мне тоже было странно ощущать под рукой его кожу. Ну и вид, наверно, был у нас обоих!
– Успокойся, – сказала я, – мы здесь одни. И я вовсе не собираюсь выставлять нас на посмешище. Не волнуйся!
У меня даже не хватало смелости посмотреть на него. Я уставилась в одну точку в самом центре его груди, где появились седые волоски… а он как будто хо