Кроме того, существует мнение, что дракункулез даже описан в Ветхом Завете Библии в виде тех самых «огненных змей», которые поразили древних израильтян на Синайском полуострове, когда те, ведомые Моисеем, двигались из Египта в Ханаан. Это же мнение распространяется и на штандарт с медной змеей, который установил Моисей для защиты своего народа – якобы, эта змея как раз символизировала ришту.
Увы, у этой довольно привлекательной теории очень мало доказательств, которые бы могли хоть как-то связать «огненных змей» с дракункулезом. Ей противоречит масса фактов. На Синайском полуострове обитали ядовитые гадюки, чьи укусы чрезвычайно болезненны и токсичны. Укус такой змеи очень точно описывает «огненность» в этом контексте. К тому же маловероятно, что дракункулез мог стать причиной такой высокой смертности среди пораженных израильтян. «И послал Господь на народ ядовитых змеев, которые жалили народ, и умерло множество народа из сынов Израилевых», – гласит Священное Писание (Чис. 21:4–9).
Однако следует признать, что конкретные виды ядовитых змей, воплощенные в библейском описании недуга, точно идентифицировать так и не удалось.
Другой текст с несколько иным, но похожим на описание в папирусе Эберса, есть в «Ассирийских рецептах лечения заболеваний ног», найденных в библиотеке великого ассирийского правителя Ашшурбанапала, которые датируются седьмым веком до нашей эры. Заболеванию даже дали название «s/s2agbanu». Историки считают, что ришта попала в Месопотамию в начале седьмого века до нашей эры – благодаря египетским походам ассирийских царей Эсархаддона и Ашшурбанапала.
Они возвращались с богатой «добычей» узников обоих полов и разного возраста, которых насильственно вывозили из Египта и доставляли в Ассирию по сухопутному маршруту вдоль Плодородного Полумесяца (регион на Ближнем Востоке, в котором в зимние месяцы наблюдается повышенное количество осадков). Учитывая, что эти люди легко могли быть заражены риштой, они разносили личинки вдоль всего пути, что в итоге вылилось в заражение вод Месопотамии. Так паразитический червь постепенно «захватывал» территории. Кстати, название «ришта» в языках Ближнего Востока появилось не случайно, оно означало «нить», «шнур», «струна».
Дракункулез описывали некоторые древнегреческие и древнеримские врачи. Так, Клавдий Гален упоминал его, исходя из описаний, поскольку сам никогда не встречался с подобными больными. А вот современник Галена, врач Руфус из Эфеса, уже лично имел с ними дело и писал, что применял для местного лечения некоторые лекарства, а также впервые задумался о питьевой воде как об источнике паразитарной инфекции. Позже упоминание о болезни как эндемическом недуге среди кочевников, обитавших на территории современного Судана вдоль побережья Красного моря, появилось в трудах греческого писателя Агафархида Книдского.
Но наиболее полную и подробную характеристику получил дракункулез, конечно же, от знаменитого Абу Ибн-Сины (Авиценны), который уже фигурировал в наших главах. Он описал этот недуг в начале XI века и назвал его «мединской жилкой», так как считал, что заболевание происходит из города Медина (Саудовская Аравия). Тогда же он, сам того не зная, сошелся с древнеегипетскими медиками в способе лечения – процедура извлечения червя наматыванием на палочку стала вершиной практического врачебного искусства. Причем, занимались этой процедурой цирюльники, мастерски исполнявшие в те времена роли хирургов.
Чтобы представить себе, как это выглядело, приведем небольшой отрывок из произведения таджикского и узбекского советского писателя Садриддина Айни. Хоть он описывает события, происходящие в начале XX века, но картина, представшая перед ним во времена существования Бухарского эмирата (ныне – территория Узбекистана, Таджикистана и части Туркмении) кардинально не отличалась от аналогичной времен как Авиценны, так и более поздних – вплоть до середины XX века (но об этом позже).
«Тяжелые мучения перетерпел я за одиннадцать лет болезни. Когда я впервые почувствовал какое-то движение под кожей у поясницы и обнаружил, что под кожей движется что-то скрученное в кольца, я рассказал об этом мулле Рузи и спросил его совета.
– Все цирюльники Бухары вытягивают ришту.
Через несколько дней у меня не оставалось сомнения, что это ришта, – кольца не разошлись, она спустилась ниже, и на коленке левой ноги показался пупырышек, ее кончик. Сорвав пупырышек, я попытался ухватить и вытянуть из-под кожи нить ришты… Вдруг эта нить, длиной сантиметра в два, оборвалась и мгновенно ушла под кожу. Я тут же почувствовал, как холод распространился по моим мышцам, и вслед за тем огонь охватил все внутри меня, с ног до головы; по всей коже начался сильнейший зуд, и красные пятна покрыли тело. Дыхание у меня захватило, я был словно в печке, полной огня.
Левая нога, где я оборвал ришту, покрылась красной зудящей опухолью и болела так, будто ее одновременно резали несколькими ножами. Ежедневно, раз в день, опухоль смазывали свежей мазью, которую мне принесли от цирюльника. На одиннадцатый день кожа пожелтела. Друзья привели цирюльника. Он в двух местах вскрыл опухоль, температура снизилась, рана мучила меня меньше, и опухоль спала. Питавшийся во все время болезни одним арбузным соком, я постепенно стал есть другие продукты. Но вставать еще не мог. Только через месяц, опираясь на палку, я начал выходить из комнаты. Спустя еще десять дней, опираясь на палку, прихрамывая, вышел на улицу.
На следующий год ришта появилась у меня на правой ноге. В этот раз я побоялся сам тянуть ее и отправился к цирюльнику. Я сел и протянул ногу. Хаким разрезал кожу сбоку у коленной чашечки. Ришта показалась. Он ухватил ее. Боль была невыносимая, но я терпел, стыдясь плакать перед мастером и зрителями, окружившими лавку. Но сколько ни старался мастер вытащить всю нить, ничего не выходило.
– Лбом стену не прошибешь! – с сожалением сознался мастер и взял ножницы, которыми обычно подстригал усы своих клиентов. Вытянутую часть нити он отрезал, надрез крепко перевязал шелковой ниткой и отпустил остаток ришты. На следующий день в назначенное время я снова пошел к нему. Хотя боль была нестерпимой, хуже, чем накануне, нить вышла вся, и я избавился от мучений».
Болезнь приносила людям невыносимые страдания. И никто не знал, почему она возникает, а потому не мог предотвратить или даже отложить. Прохладная Европа, к счастью, была лишена этой беды, но ее светлые умы увлекали другие не менее важные медицинские задачи, которые предстояло решать, чтобы спасать население от гибели.
В европейской медицине возбудителя заболевания впервые описал Линней в 1758 году – тогда, когда создавал свою «Систему природы». Он нарек паразита «мединским дракончиком». Собственно, тогда и появилось современное название недуга «дракункулез».
Ришта «по-русски»
А еще через сотню лет болезнь, наконец, сдалась и «раскрыла карты» под напором острого ума Алексея Павловича Федченко, уроженца Иркутска. Правда, тогда этого никто не понял, и понадобилось еще полсотни лет, чтобы люди, наконец, взялись за ум.
Талантливый молодой человек получил образование на «спонсорскую» поддержку сначала своего брата, а потом – будущей жены Ольги Армфельдт (отец семейства умер рано, а учеба в то время стоила дорого). Вместе с Ольгой они стали биологами и после стажировки в Европе отправились в экспедицию в только что завоеванную Среднюю Азию собирать насекомых, растения, предметы быта, образцы костюмов и, помимо всего прочего, изучать географию. Многовато для одной лишь супружеской пары и их помощника? Не то слово!
Тем не менее они отправились в сложное путешествие, а Федченко еще и вооружился знаниями из своей стажировки, которые передал ему немецкий исследователь Рудольф Лейкарт – первооткрыватель круглых паразитических червей трихинелл, вызывающих трихинеллез. Поскольку направлялись супруги в Узбекистан, где во второй половине XIX века находились наиболее массовые очаги дракункулеза в Средней Азии, Федченко понимал, что по аналогии с трихинеллезом, возможно, это заболевание тоже вызывает паразитический червь. Это ему и предстояло выяснить.
В госпитале Самарканда, куда молодые люди прибыли поначалу, находилось много раненных после обороны города русских солдат, у многих из которых была ришта. Алексей Павлович просил собирать личинки червей в аквариум и подметил, что если в воду, которая быстро начинала тухнуть, добавлять свежую ключевую, то паразиты быстро погибали. Это натолкнуло его на мысль, что личинки могут жить лишь в прогретой «стоячей» воде и не обитают в реках и слишком холодных озерах, что и объясняется их зоной распространения.
Следующая партия личинок уже отправилась в воду из пруда, в которой оказались миниатюрные пресноводные рачки-циклопы (подобные условия – их естественное место обитания). Присматриваясь сквозь лупу к полупрозрачным рачкам, Федченко с удивлением обнаружил, что через некоторое время почти в них всех можно было обнаружить личинки ришты. Дальше картина сложилась сама собой: люди пьют прудовую воду, проглатывают рачков, которые под действием желудочного сока гибнут, открывая дорогу паразиту, а дальше они буравят кишку и отправляются в путешествие по организму в поисках «сытного» местечка. То есть профилактика проста: либо не пить застойную воду, либо фильтровать ее.
Открытие случилось в 1869 году. Естественно, генерал-губернатор Туркестана Константин фон Кауфман узнал об этом первый, а потом информация распространилась и на всех командиров русской армии. Федченко даже научно-популярную статью для газет написал, которую сразу перевели на местные языки. Помогло ли это? Ни капли. Население как пило воду из местных «луж», так и продолжало.
Возможно, Федченко просто не нашел нужный подход, не достучался до умов людей. Возможно, ему не хватило харизмы и убедительности, которых было хоть отбавляй у другого русского врача Леонида Михайловича Исаева, поставившего условную «точку» в деле русского среднеазиатского дракункулеза, да еще и малярии заодно. Его даже прозвали Дорбоз, по-узбекски – «канатоходец, артист».