— Вот!
— Убери, — кивнул я. — Пусть лежит.
Хлопнула входная дверь. Трифон сразу сполз под стол и метнулся в щель между стеной и печкой. Вот ловкач!
В горницу вошли румяные распаренные баба Нюша и maman, одетые в новые разноцветные байковые халаты.
— Париться пойдешь? — поинтересовалась maman. — Пар хорош! Ой, хорош!
Я прислушался к своим ощущениям. Вроде на полный живот не парятся. Хотя я и поел-то не очень много.
— Пойду!
— Полотенце там есть! — крикнула мне вслед баба Нюша.
Банник меня попарил от души. Нам компанию составил и Трифон. Куда ж без него-то? Оказалось, домовые тоже париться любят.
Трифон притащил с собой кувшин того самого ядрёного бабкиного кваса, не забыв предупредить:
— Если что, Антон, скажешь бабе Нюше, что ты выпил!
— Скажу, скажу, — согласился я.
— Завтра за грибами пойдёшь, — вдруг подал голос Жихарь. — Возьми буханку черного хлеба и горсть конфет…
— За какими грибами? — удивился я.
— Родительница твоя с бабкой собрались завтра с утра идти в лес за грибами, — терпеливо пояснил банник. — Возьми хлеба черного и конфет любых горсть. Войдешь в лес, положишь на любой пенек и скажешь: «Прими, лесной хозяин, мой дар!». Понял?
Я пожал плечами.
— Это лешему что ли подарок?
— Подношение! — сказал Жихарь. — И не лешему, а лесному хозяину. Леший это леший. А лесной хозяин есть лесной хозяин! Старик-лесовик.
— А у него имя есть? — поинтересовался я.
— Есть, — усмехнулся Жихарь. — Только он тебе сам его скажет, если захочет.
— А подношение ему, — добавил домовой. — Чтобы он тебя не блудил. Ты ему уважение высказал, а он тебе, глядишь, и на грибы хорошие выведет, и ягодкой угостит, и в лесу не заблудишься. Понял?
— Ой! — вдруг вспомнил я. — Я ж вам тоже угощение привёз! А тут с вами совсем закрутился, забыл!
Я вытащил из сумки, которую взял в баню, два пряника — тульских. Протянул, сначала один Жихарю, потом другой Трифону. Жихарь степенно кивнул, поблагодарил. А вот домовой обрадовался, сразу засунул в рот, откусил большой кусок, стал сосредоточенно жевать:
— Мммм… Вкусно! Спасибо, хозяин!
Глава 13Лесные приключения
Maman меня подняла аж в пять часов утра. В пять часов! Я дома так никогда не вставал.
— Одевайся! — скомандовала она. — Завтракать и пошли!
Наскоро перехватив по бутерброду с маслом и сыром, запив чаем, мы выдвинулись в лес. Бабка и maman взяли корзинки. Точнее, корзины, здоровые, в такие половина меня влезло бы! Ну, в крайнем случае, четверть точно! Я ограничился старым жестяным ведром, в которойй, памятуя совет Жихаря, положил полбулки черного хлеба и горсточку карамелек. Сверху накинул матерчатую сумку-авоську.
— Сейчас такие боровики пошли! — сообщила баба Нюша по дороге. — Народ мешками собирает.
Мы прошли луг за огородами, по хлипкому мостику перешли реку.
— Водяного-то уняли, — сказала бабка. — Вот как Антон уехал, так сразу и пропал злыдень. Кто-то его извёл. Не иначе, как Василь Макарыч, — добавила она шепотом. — Народ теперь купается, не боится. А ведь Ильин день прошел. Всё, купаться нельзя. Олень в воду пописал.
Лес начинался почти сразу за рекой. Maman с бабкой прошли вперед.
Хотя какая бабка? Баба Нюша теперь выглядела максимум на 50-55 лет. Даже морщины и те на лице почти исчезли. Да и дед Паша на деда уже совсем не смахивал. Вчера вечером, когда уже я спать направился, приехал с работы на персональном «Уазике», выскочил из кабины, как молодой. Сел за стол, налил полстакана самогонки, выпил одним лотком, крякнул:
— Хороша самогоночка! Аж душа горит. Жаль, только забирать перестала!
Он посмотрел на меня:
— Твоих рук дело, Антошка?
Я в ответ только пожал плечами. А что сказать? И дед, и бабка наверняка обо всём догадались, считая меня каким-нибудь колдуном или знахарем. Я хихикнул — мол, только маленьким! Дед понял смех по-своему.
— Ты назад-то возвернуть можешь насчет этого? — он щелкнул себя по кадыку. Я мотнул головой, мол, не получится.
— Жаль, — вздохнул дед.
Я притормозил, остановился, достал из ведра хлеб, конфеты, огляделся. Впереди чуть слева на полметра столиком возвышался пень спиленной то ли сосны, то ли ели. Спил был давнишний, верхушка успела уже почернеть. Пенёк выглядел эдаким детским столиком, не хватало только стульчиков вокруг.
Я выложил хлеб, рядом положил карамельки:
— Прими в дар, лесной хозяин, от души!
Ничего не произошло. Молния в пень не ударила. Гром не прогремел. Всё так же светило солнышко.
Я побежал догонять родичей, не оглядываясь на пенёк с подношением.
Поначалу лес был исключительно хвойный, сплошные ели и сосны. Причем, чистенький, словно ухоженный. Кустов всякого рода мало. Кругом мягкий зеленый мох. Мы шли растянулись цепочкой, чтоб охватить максимально большую площадь. Я шел крайним слева. В середине — бабушка. Maman заняла позицию справа. Баба Нюша обернулась ко мне и ехидно поинтересовалась:
— Лешему хлебушек принёс?
И тут же:
— А первый гриб нашла я!
Она присела, достала нож. Гриб ей достался красивый: пузатый крепенький боровичок. Рядом еще один, и еще! Грибочки были все как на подбор — небольшие, но жирненькие, в темно-коричневых шляпках, без единой червоточинки на срезе.
Я улыбнулся. Повезло! А с другой стороны, всё равно есть будем из одной сковороды.
Я же наслаждался прогулкой. Лес словно делился со мной своей силой. Я вдыхал и выдыхал её. Это чувство было сродни тому, как я в Астрале прокачивал каналы, гоняя магическую энергию туда-сюда. Тело охватила приятная легкость. Само собой «включилось» магическое зрение. Причем оно каким-то образом совместилось с обычным. Я видел, как прежде, но если вдруг приглядывался к предмету, то начинал видеть и ауру, и внутренности, болячки… Вон у того громадного в три обхвата дуба, что впереди меня, в корнях, на глубине 5 метров, сгустилась какая-то чернота, светящаяся мертвенным светом. Лесной великан медленно умирал. Неведомая чернота тянула все соки. По корням, стволу, крупным ветвям были видны её паутинки-метастазы.
Нет, дуб еще протянет лет 10, может, и все 20. Но, увы, он всё равно умирал.
Я подошел ближе, вгляделся под корни, в черноту. В самом низу блеснуло красно-золотым цветом непонятное зарево.
Я тронул шершавую кору лесного великана. Возможно, мне показалось, но дуб словно потянулся ко мне, прося о помощи. Я замер. Нет, всё-таки, наверное, показалось.
Тем не менее, я присел, тронул ствол у основания, у самой земли. Руке стало щекотно, ладонь охватило приятной теплотой. Казалось, что дерево поздоровалось со мной.
В конце концов, почему бы и нет?
Я направил внутрь, в глубину, в самую черноту, скопившуюся между корней, импульс «мертвой» силы — мертвое против мертвых, как учил наставник. С учетом того, что ситуация была насквозь мне незнакома, я вложил в импульс достаточно много силы. Тому духу на кладбище с месяц назад досталось гораздо меньше.
Чернота сразу съежилась, скукожилась. Её отростки с корней, со ствола стали уменьшаться, таять на глазах. Я выпустил еще импульс. Чернота сжалась в комок и вдруг словно взорвалась брызгами и пропала.
Внутри внизу под корнями осталось только красно-золотистое нечто. Почему-то я подумал, что это для дерева совершенно не опасно.
Я встал, разминая слегка затекшие ноги.
— Кто ж ты такой есть-то, парень?
Меня словно подбросило от неожиданности. Я развернулся. Передо мной стоял лохматый бородатый до такой степени, что не видно лица, старичок ростом мне в пояс, одетый в старую синюю телогрейку и потрепанную армейскую шапку-ушанку.
— Блин! — в сердцах выругался я. — Вот не надо так пугать! Аж сердце ёкнуло!
Старичок засмеялся.
— Тебя напугаешь! Ты вон чаровник какой — то ли колдун, то ли ведьмак. Не разберу никак! И с вековым проклятьем вона как справился ловко!
— С чем? — не понял я.
— С проклятьем, — тоном, словно объяснял неразумному, сказал старичок. — Клад там зарыт был, а сверху на него дубок посадили. И проклятье наложили. Если вдруг кто чужой найдет. Спало оно, почитай, две сотни лет. А тут вдруг отчего-то проснулось.
Старичок помолчал, пожевал губами.
— Дерево вылечил, выходит. Да как ловко-то!
— А ты сам-то, дедушка, кто будешь? — поинтересовался я. Старичок хотел мне ответить, но тут раздался глухой звериный рык и следом за ним два отчаянных женских вопля. Я замер, затем сорвался в сторону этих самых воплей.
— Охти мне, беда! — услышал я сзади старичка. — Мишутка опять раздухарился!
— Убью нафиг! — рявкнул я на бегу. — И съем, блин!
Метров через двадцать я напоролся на бабку и maman, которые сломя голову неслись обратно из леса в сторону реки. За ними, рыча, брызгая слюной, гнался бурый медведь. Ну, не то чтобы совсем огромный, но и не маленький. Если на задние лапы поднимется, уж точно на голову выше меня окажется. И зубищи у него были ого-го какие!
Баба Нюша неслась в мою сторону, maman отставала. Их выручало то, что они несли напролом, не разбирая дороги. А медведь бежал как-то странно, почему-то аккуратно огибая препятствия в виде кустов, пней и поваленных деревьев. Мишка уже был совсем недалеко от maman, когда я встал с ней рядом. Бабка пробежала мимо. Maman ухватила меня за руку — я-то ведь стоял на пути взбешенной «зверюшки», уже готовый ударить «хлыстом». Нет, ну, а что? И будет у мишки инфаркт с инсультом да плюс паралич всего тела. А у меня коврик под ноги из медвежьей шкуры! Я выдернул руку.
— Не убивай мишку! — пронзительно завопил старичок.
— Блин! — в очередной раз выругался я. — А что с ним делать?! Что?!
Медведь был уже метрах в пяти от меня, когда я швырнул в него конструктом «ночного кошмара», причем, вложил в это заклинание силы на порядок больше, чем полагалось, от души!
Медведь оказался тоже человеком. В смысле, вполне разумным существом, и отреагировал на заклинание, состоящее из основ магии Разума и Жизни, как реагировали все нормальные люди. Он остановился, как вкопанный, прямо передо мной, присев на задницу и пропахав передними лапами неплохой такой тормозной путь — ни дать, ни взять — колею. И обосрался. Я вживую узнал, что такое «медвежья болезнь». Казалось, что от этой вони заслезятся глаза.