— Он мне сам весточку послал, — объяснил лесник. — Пословицу помнишь про сороку, которая на хвосте новости приносит? Вот, практически так оно и было.
— Правильно ты сделал, — продолжал он. — Что не взял ни клад, ни мишку не убил. С кладом он тебя испытывал. Отдал бы он тебе его, конечно. Но больше ты в лес бы никогда не зашел. Точнее, зашел бы. Но не вышел. Заплутал бы он тебя, к трясиннику или кикиморе проводил бы. А мишка… Мишка он в лесу последний медведь. Бестолковый и буян еще тот. Еремеич за ним приглядывает, но видишь, случаются накладки.
— Если б он бабу Нюшу или maman тронул бы, я бы его убил бы несмотря ни на какого Еремеича, — буркнул я.
— Тогда бы ты в своем праве был бы, — пожал плечами лесник. — Никаких претензий…
— А так бы претензии были? — съязвил я.
— А так Еремеич мог тебе отомстить, — терпеливо ответил он. — И к нему претензий бы не было.
— А кто к нему бы претензии предъявил бы? — поинтересовался я.
— Разные… — уклонился от ответа лесник. — Мы от темы отошли.
Он улыбнулся.
— Рассказывай давай, зачем пришел?
Я выложил на стол нож.
— Вот. Василь Макарыч, — расскажешь мне про него что-нибудь?
Лесник ощутимо напрягся, встал, наклонился над ножом, рассматривая его, избегая даже касаться.
— Значит, дай мне его, — сказал он. — Из рук в руки. И скажи при этом «Даю на время, добровольно, без всякого умысла».
Он поднял взгляд на меня, пожал плечами и добавил:
— Только так…
Я взял в руки нож, протянул леснику:
— Даю на время добровольно без всякого умысла.
Василий Макарович взял его в руки, покрутил, нацепил на нос очки (я мысленно крякнул от удивления — колдун и в очках!), со всехсторон осмотрел лезвие, спросил:
— Ты не против, если я сниму эту пошлость?
Он щелкнул по наборной рукоятке.
— Я тебе нормальную рукоять поставлю, — добавил он. — Прямо сейчас.
Я согласно кивнул. Это ж здорово! Мне самому эта зэковская ручка не нравилась.
— Ну, тогда пошли.
Он повел меня на улицу. В дворе в сарае (тоже из сруба) Василий Макарович устроил мастерскую. На верстаке он ловко освободил нож от пластмассовых разноцветных дисков, из которых была собрана рукоять. Открыл дверцу стоящего рядом шкафа, и я ахнул от неожиданности и восторга. В шкафу на полках лежали ножи — всякие, от размера с мизинец до здоровых мачете, от узких до широченных. Все ножи были самоделками, кованными, ни одного покупного. Рядом лежали чехлы и ножны для них.
— Можно? — завороженно спросил я, показывая на шкаф. Лесник улыбнулся:
— Смотри. Можешь даже в руки взять. Они не заговорённые.
Я взял в руки один — тот самый, с узким острым лезвием не длиннее мизинца, покрутил в руке, потрогал пальцем остриё — класс! Взял другой, с тяжелый охотничий с широким лезвием… Третий — небольшой, то ли кинжал, то ли охотничий такой…
— Это финка, — пояснил лесник. Поразительно. Он даже не смотрел в мою сторону, занятый моим ножом, а как будто всё видел.
— Ладно, пойдем!
Мой нож обрел новую рукоять — из светлого полированного дерева. Но лесник не спешил его мне возвращать. Мы зашли к нему на террасу, где месяца два назад пили чай, уселись рядом на диван.
— Откуда он у тебя? — спросил лесник. Я рассказал: про драку, не упоминая, где она произошла, про своё участие, в том числе с использованием заклинания Разума, про визит отца Фоги. Василий Макарович внимательно меня выслушал, не задавая вопросов.
— Ну, я могу тебе сказать, что это нож из заговоренного булата, — сообщил он потом, когда я закончил. — Нож выкован и заговорен ведьмаком, а не колдуном. Видишь разницу?
Он достал с поясных нож свой нож, показал мне. Его клинок выглядел темнее. Я взглянул через призму магии, хмыкнул. Разница была, что говорится, налицо: нож колдуна из черного стал темно-серый, а мой серебристо-зеленый и к тому же светился!
— Понял? — лесник усмехнулся. — Разница в том, что нож ведьмака заговорен иначе. Им можно убить даже нечисть.
— Кого? — не понял я.
— Нечисть! — повторил Василий Макарович. — Домовых, леших, водяника, лесовика, оборотня. Это всё считается нечистью. Есть еще нежить. Это мертвые — вампиры, вурдалаки, упыри, духи… Вот твой нож может убивать нечисть. Даже небольшая рана может вызвать у них достаточно неприятные последствия. Мой клинок, конечно, слабее… — задумчиво закончил он.
Он протянул мне мой нож обратно:
— Возвращаю хозяину добровольно, без всякого умысла!
Я взял нож в руку:
— А это?
Я воткнул нож в ладонь. Лезвие, как и прежде, пронзило ладонь без всякого вреда, вышло наружу. Я выдернул его, показал руку леснику.
— Вот это почему?
Лесник усмехнулся опять:
— Юноша, ты привязал его к себе, стал его хозяином. Он не может причинить тебе вреда. Только тот, кто тебя убьет или победит так, что ты сам признаешь свое поражение, станет новым хозяином клинка.
Он добавил:
— Это обычный заговор на клинок при ковке. Твоему клинку лет триста, не меньше. Выкован из метеоритного железа. Раньше бы сказали — небесного железа, мол, с того, что с неба упало, что боги послали. В сплаве есть значительная доля серебра. Не меньше трети, я полагаю. Еще на нём есть пара заговоров. Один — на отвод глаз, чтобы посторонние нож не видели. Второй не разберу, ведьмачий он, не колдовской. А больше, извини, сказать ничего не могу, я ж не ведьмак всё-таки.
Я сунул нож в ножны. Василий Макарович поднялся:
— Пойдем, покушаем!
Я не отказался.
Борщ со сметаной у лесника оказался изумительным. Я в один миг слопал полную тарелку. Кстати, тарелки Василий Макарович поставил на стол деревянные — то ли специально для меня, то ли всегда из них ел. Но в интерьер они тоже вписывались идеально.
После борща была вареная картошка с маслом и укропом, жареные до хрустящей корочки карасики и морс из лесных ягод.
В общем, через минут сорок, после этого обеда, из-за стола мне выйти было тяжко. Я поблагодарил лесника.
— Идём в террасу, — предложил он. Мы снова расположились на диване.
— Рассказывай, — сказал лесник. — Как ты способности свои проявил.
И добавил:
— Если, конечно, хочешь. Можешь в секрете это держать. Но я тебе не конкурент, у меня другая стезя.
Я рассказал ему. Почти всё, кроме Гериса. Дескать, попал в ДТП, очнулся и давай чародействовать направо и налево. Василий Макарович внимательно слушал меня с совершенно непроницаемым лицом, ни разу не перебил, пытаясь что-то уточнить. Поэтому я не понял, обратил ли он внимание на ряд нестыковок в моем рассказе. Например, хотя бы на то, что каким образом я научился заклинаниям? Тем более, что все они представляли собой достаточно сложные конструкции.
— У тебя учитель был? — спросил он после того, как я закончил рассказ.
— Нет. Была возможность кое-чему научиться, — ответил я уклончиво. — Сейчас она себя исчерпала.
— Исчерпала? — повторил он и сказал в ответ. — У каждого из нас есть право на свои секреты. Поэтому, если ты не хочешь, можешь не говорить. Так же как и я, и другой, и третий может не говорить. Понимаешь? И никто не вправе выпытывать чужую тайну. Если, разумеется, это не в рамках допроса или войны между собой…
— А вы бы, Василь Макарыч, — осторожно, тщательно взвешивая каждое слово, спросил я. — Не могли бы поучить меня своему… мастерству?
— Нет! — сразу открестился лесник. — У нас разные основы колдовства. Я вижу, что в тебе Жизнь и Смерть переплелись, а у меня основа идёт от природы.
— Ну, это ведь разве не сила Жизни? — возразил я.
— Нет, — покачал головой лесник. — Попробуй, зачерпни силу от земли на которой стоишь? Сможешь? А от воды? Лекарства всякие разве что из растений… — задумался он. — Этому можно поучить.
Ага. А всякого рода привороты, отвороты? Нет, определенно колдун не хотел делиться знаниями. Ну, и ладно. Зато он мне клинок обновил, рассказал про него. Я мысленно махнул рукой. Тут у меня возникла идея. Я вытащил из нагрудного кармана два простых карандаша.
— Это вам, Василь Макарыч, подарок от души.
— Поясни! — заинтересовался лесник.
— Это, — я показал на один карандаш с одной насечкой, — амулет общего исцеления. Я его условно назвал «айболит». В него заложено заклинание, которое лечит организм от всяких болезней. Насколько сильных болезней, я не сравнивал. Но от инфаркта и инсульта поможет точно. Это, — я показал другой карандаш, только уже с двумя насечками. — Амулет регенерации. В нем заклинание, которое я назвал условно «хвост ящерицы». Вызывает ускоренное деление клеток организма, заживление любых всевозможных ран. Амулеты одноразовые, срабатывают, когда карандаш ломают. Только сломать карандаш должен больной. Если вы, находясь рядом с больным, сломаете карандаш, то амулет будет лечить вас, а не вашего соседа. Понятно?
Лесник осторожно взял в руки карандаши, покрутил, покачал головой.
— Ловко, ловко, ничего не скажешь! — сказал он. — Благодарю. Подожди-погоди!
Он вышел на улицу, оставив меня одного дома. Странно. Неужели так проникся доверием?
Через минуту-другую пришел, держа в руках тот самый нож с мизинчик величиной, что приглянулся мне.
— Держи!
Я взял нож, вытащил из чехольчика, улыбнулся:
— Спасибо!
— Дарю на добро, без всякого умысла и каверз, — проговорил лесник.
У самой калитки он остановил меня.
— Нас мало осталось в этом, — сообщил он. — Но тем не менее. Кое-кому мы очень интересны. Постарайся как можно дольше не оказаться на виду. Раз у тебя лучше всего получается лечение, будь готов ко всяким гостям, которые отнюдь не лучше татарина. Меня в своё время и НКВД пыталось прищучить, и даже японцы на поклон приходили.
— И заведи себе книгу! — уже сказал он мне в спину. — Обязательно. Для заклинаний, и просто для записей! Только постарайся её прятать и шифровать от посторонних!
Глава 15Дела колдовские, но очень полезные
Совет колдуна завести свою книгу несколько запоздал. Я её завел на второе или третье занятие по требованию Гериса. Только завел её в Астрале, а не в реальном мире. Уж там никто, кроме меня, её не откроет.