— Какая прелесть! — услышал я, открывая дверь. Светка зашла в комнату и увидела наш «розарий» — три цветочных горшка на подоконнике, в которых maman когда-то посадила розы. Цветочки до поры, до времени были чахленькие, загибались и всё никак не могли загнуться. Maman каждый раз, глядя на них, собиралась их либо пересадить, либо выкорчевать напрочь. Потом до них добрался я. Утром и вечером я «вливал» в цветы под самый корень по небольшой порции «живой» силы. Уже на третий день розы пошли в рост, стали выше, обросли листвой и, наконец, дали бутоны, а потом и распустились. Цветы получились яркие, крупные, с большими плотными лепестками и уже недели две совсем не думали осыпаться.
— Это maman выращивает, — сообщил я и неожиданно сам для себя поинтересовался. — Хочешь такой?
— Хочу!
— Ладно, — согласился я. — На день рожденья тебе выращу. Какой цвет предпочитаешь?
— Хочу желтенькую, — ответила почему-то грустновато Светка. — Только не успеешь, у меня днюха 4 октября. Месяц остался.
— Успею! — я заулыбался. Главное, купить в цветочном желтенькую розу, пересадить её в горшок побольше, а остальное — дело техники. Эти вон монстры флоры за пять дней такие вымахали!
Когда Светка уходила, я не удержался и, глядя на её попку, пустил ей импульс энергии «жизни» прямо пониже спины. Точнее, не импульс, импульс по своей структуре напоминал иглу. А я пустил широкий мягкий поток энергии «жизни». Светка шла вниз по лестнице, я стоял в дверях квартиры. Как только поток её догнал, коснулся, она замерла, резко обернулась, посмотрела на меня, при этом покраснев, как мак, и пустилась бежать дальше по лестнице, словно удирая от меня.
— Я тебя убью, Ковалёв! — услышал я.
— Я тебя тоже люблю! — буркнул в ответ, при этом, наверное, жалея, что она этого не услышала.
Светлана распрощалась с Ковалевым, пошла вниз по лестнице, как её пониже спины нежно и осторожно коснулось что-то такое мягкое, теплое, словно волна, отчего ей стало вдруг легко, свободно и приятно. Стадо мурашек пробежало по спине вверх-вниз. Тело охватила непонятная истома. Нечто подобное она испытывала во сне, когда ей снилось, что — тьфу, опять этот Ковалев! — её нежно поглаживает, целует и…
Она обернулась. Ковалев стоял от неё далеко. Но почему тогда ей показалось, что касался её он?
Светлана опомнилась, бросилась бежать, успев растерянно крикнуть:
— Я тебя убью, Ковалев!
Хотя ей показалось, что вместо «убью» она произнесла другое слово.
Глава 31Похищение
Maman с работы не вернулась. Ни к половине седьмого вечера, как обычно она возвращается, ни к семи. В половину вечера я пошел встречать её на остановку. В течение 40 минут пришли 3 автобуса. Её по-прежнему не было.
В девять вечера я набрал с автомата «02». Дежурная, девушка, меня разочаровала. Розыск пропавших людей, с её слов, начинается после трех суток отсутствия. Заявление у меня могут взять только в РОВД по месту жительства и не раньше завтрашнего утра. Выезжать, соответственно, сейчас ко мне никто не будет.
Я побежал к тёте Маше. Та выслушала меня и выдала:
— Нина Павловна не могла к какой-нибудь своей подруге пойти?
— Она бы меня заранее предупредила, — ответил я. — Да и нет у неё здесь в городе таких подруг, к которым можно так вот сходить, и родственников у нас здесь тоже нет.
— А по магазинам после работы? — похоже, тётя Маша стала перебирать все варианты.
— Тёть Маш, магазины работают до семи вечера, продуктовые — до восьми максимум. Она по-любому дома должна уже быть!
Тётя Маша развела руками:
— Ну, тогда остается один самый неприятный вариант — это они. Те, кто за тобой охотился. Не вышло тебя заполучить самим, решили через твою мать. Жди известий.
— Сидеть и ждать? — переспросил я.
— А больше ничего не остаётся, — пожала плечами тётя Маша.
— И ты так спокойно об этом говоришь? — разозлился я и повторил. — Сидеть и ждать?
— А что? Вопить во весь голос и истерить? — повысила голос соседка. — На пол брякнуться и руками-ногами дрыгать? Слёзы пускать? Так что ли? В милицию звонил?
Я кивнул.
— Там тебя, конечно, послали?
Я опять кивнул.
— Вот видишь! Это всё недостатки нашей правоохранительной системы. Вечер, рабочий день кончился. Все разошлись по домам, никого нет. С точки зрения дежурного оснований для экстренных мероприятий нет. Активные розыскные мероприятия начнутся только после трёх дней отсутствия. Всё по инструкции. Поэтому остается сидеть и ждать до утра.
Она помолчала.
— Ничего твоей матери плохого пока не сделают, — сказала тетя Маша. — Ты им нужен. Значит, сначала переговорят с тобой. Так что наберись терпения и жди. И готовься.
— К чему? — вздохнул я.
— Ну, ты ж не собираешься идти у них на поводу? — тётя Маша ехидно усмехнулась. — Ты должен выждать время, а потом в нужный момент нанести удар. Да так, чтоб разом всех.
Мы встали. Я направился к себе, тётя Маша зачем-то на улицу.
— Я пойду, позвоню своим коллегам, — бросила она. — Может, подскажут чего умного?
Само собой, я никак не мог успокоиться. От медитаций и вхождения в Астрал я отказался, памятуя, чем закончился для меня тот сеанс, когда меня прервали. В данной ситуации могут прервать в любую минуту. Либо соседка зайдет, либо «эти» заявятся. А может, maman придет. Вдруг она действительно к какой-нибудь подружке зашла?
В очередной раз достал кинжал, протер лезвие, убрал в ножны. Достал коробочку с барабашкой. Разбудил, попытался попросить узнать, где maman. Барабашка остался в коробочке, только таращился на меня своими глазёнками.
Ближе к десяти вечера в дверь постучали. Я бросился открывать и едва сдержал вздох разочарования. На пороге стояла тётя Маша:
— Новости есть?
Я мотнул головой. Она зашла в квартиру.
— У меня только два адреса, где проживают хозяева тех автомашин, на которых приезжали к тебе «гости». Скорее всего, адреса подставные.
Она протянула мне бумажку, я прочел, вернул. Почерк у соседки был строгий, прямо каллиграфический.
— Запомнил?
Кивнул. Еще бы не запомнить.
— Знаешь, — соседка критически оглядела меня и заметила, — ты бы оделся как-нибудь подходяще. Эти гаврики могут в любую минуту в гости нагрянуть. И сто процентов, что ты сразу поедешь с ними. Не дадут тебе ни переодеться, ни, тем более, кого-то предупредить.
— И я с тобой переночую, — решила она. — На всякий случай. Сейчас домой схожу, возьму кое-что.
Тётя Маша ушла. Я последовал её совету: одел клетчатую рубашку, которую не жалко испачкать или порвать, джинсы «Рила», вроде джинсы, но просторные — можно ногу задрать, через забор перескочить. Ремень просунул в лямки кожаный с тяжелой пряжкой «Jazz». Осталось только обуться.
Дверной звонок прозвенел как сирена. Я встал, пошел открывать. Тётя Маша дверь захлопнула что ли? Открыл.
За дверью стоял какой-то пацан лет 10. Он сунул мне в руки конверт и побежал вниз. От неожиданности я его даже не стал догонять.
В таком виде меня и обнаружила тётя Маша — с открытой дверью, конвертом в руке.
— Приходили?
Она толкнула меня в грудь:
— Да не стой ты столбом! И дверь закрой!
В прихожей она выхватила у меня из рук конверт, открыла, достала лист бумаги, прочла, передала мне.
«Твоя мать у нас. Дурковать не будешь, ничего ей не будет. Вылечишь человека, получишь её в целости и сохранности. И денег заработаешь. Позовешь ментов, отрежем ей голову.
Завтра в 10.00 у памятника на площади Героев-пограничников. Там тебя встретят».
— Значит, в десять, — задумчиво повторил я, поднял глаза на тётю Машу. — Ну, вот, какая-то определенность обозначилась.
Тётя Маша забрала у меня письмо, повертела в руках.
— Я не Шерлок Холмс, — сказала она. — Определять по письму, кто его написал, и где он находится, не умею. Но мне кажется, что тот, кто его написал, с тобой ссориться не хочет. Так, что большая вероятность, что твоя мать жива и здорова. И с ней всё в порядке.
— Вы никому завтра не звоните, — задумчиво сказал я. — Я сам с ними справлюсь.
— И не думай! — взвилась тётя Маша. — И мать угробишь, и сам угробишься!
— Да не буду я с ними воевать, тёть Маш! — успокоил я соседку, а сам подумал: «Всех убью!»
Глава 32В воровской малине
— Э, пацан!
Я обернулся. Рядом притормозил зеленый «Москвич-2140». С переднего пассажирского сиденья через окно скалился волосатый молодой мужик лет 30.
— Тебя не Антохой зовут? — парень опять осклабился.
— А вас не учили не тыкать незнакомым людям? — зло усмехнулся я.
— Да как скажешь, я могу и уехать, — хмыкнул он. — Это тебе больше нужно, чем мне.
— Езжай! — махнул рукой я и отвернулся от него, махнув рукой и вешая на него слабенькое проклятие. Начнет действовать оно не сразу, а через три дня. Но по эффекту будет не слабее чем то, которым я наградил Грача.
Сегодня полночи я занимался тем, что конструировал заклятья — делал вот такие «отсроченные» проклятья, усилил «каменную кожу», сделал три вида «дротиков», в том числе один смертельный, мгновенно парализующий сердце и всю нервную систему, отработал три вида «ночных кошмаров».
Как только стукнуло 10.00, я набросил себя максимально усиленную защиту, встречая противника в полной боевой готовности. Даже нож примотал ремнями к голени под правую штанину. Увидеть его вроде не должны, только если нащупают…
— Ладно, ладно, не горячись! — волосатик осклабился. — Поехали, люди ждут.
— Люди, люди, хрен на блюде! — ответил я. — Вылазь, спереди я поеду!
— Не, чувак, — мотнул головой волосатик. — Ты поедешь сзади с завязанными глазами. Бугор сказал так. Извини, но…
— Ладно! — я сел сзади. Рядом сидящий пассажир, я не успел его даже разглядеть, накинул мне на глаза плотный шелковый платок, завязал сзади.