Глава 16
— Мерзавка, гадина, тварь, — кричит, брызгая слюной во все стороны, мать Анатолия, ворвавшаяся ко мне как торнадо. — Мой сын, твой муж, попал в беду! Звонит тебе уже два дня, а ты не соизволила даже ему ответить. Гадина — ты мерзкая, Любка, вот же ж пригрели шалапутную девку на своей груди на свою погибель. Дрянь распутная, я только в посёлок приехала, как тут же со всех сторон понеслись слухи, что жена моего сыночка шалава. Только Толечка поехал нервы свои подлечить, как ты- мразина бомжа какого-то в дом семейный привела. Тьфу, тьфу, на тебя, блядина конченная!
— Анна Васильевна, зачем Вы так грязно ругаетесь? Не пристало Вам, учителю русского языка и литературы, так некрасиво выражаться! — стараюсь говорить более спокойно и примирительно.
Бороться с этим высокопрофессиональным педагогом энд директором школы, прекрасной женой и матерью моего мужа Анатолия у меня в настоящее время нет никаких сил.
— Да, заткнись ты, шаболда! Ни тебе меня учить. Ты после вуза в школе ни дня не отработала. Белоручка и лентяйка. Сразу на кафедру пристроилась. Видно тогда уже знала, каким местом нужно дорогу себе пробивать. Шалавой — ты, Любка, была, шалавой и помрешь! Вот говорила же я Толечке, чтобы осмотрительнее был с тобой — шалавой. Ты специально под сына моего легла, залетела и женила его на себе. И, вообще, неизвестно его ли это дети, которых ты нарожала.
— Побойтесь Бога, Анна Васильевна! Наша Катюша — ваша копия! — спорить с Толькиной матерью у меня нет желания.
— Ну, может, только Катька и есть дочь Толички, такая же отзывчивая и талантливая, как папа её. Она единственная с отцом то и общается, а остальные как дать байстрюки. Вечно с отцом через губу разговаривают. Анька твоя тоже шалавой выросла. Девятнадцать лет, а уже под мужика легла. Замуж засобиралась она, тоже видно уже забрюхатилась, — без стыда и совести продолжает нести околесицу мать мужа моего.
— Как не стыдно Вам на внучку свою наговаривать. Аня с Женей только заявление подали в ЗАГС. Она ещё чиста и невинна, — стараюсь образумить родственницу.
— От меня у дочери твоей только имя. И то, отлично знаю, что только благодаря Толичкиной настойчивости ты согласилась дочь Анной назвать. Сыночек рассказал мне, какой ты скандал и истерику учинила ему, — выливает на меня очередной ушат Толькиной лжи его мамаша.
— Вы же забываете, что наш старший сын назван в честь вашего мужа, — напоминаю я.
— Ой, вот только не надо мне врать, Любка! Ты сына так назвала, потому что он родился в день святого Дмитрия. И вообще, все твои беременности у меня всегда вызывали сомнения. Да, и у Толички моего тоже. Сын, вообще, удивлялся откуда у тебя дети берутся, если он с тобой фактически не спит.
Да, уж точно, яблоко от яблоньки далеко не падает. Муж мой всю жизнь со мной словами своей матери разговаривает.
Каждая моя беременность воспринималась моим мужем, как кара небесная.
Нет сначала Анатолий всегда, как честный человек, сильно удивлялся, как такое могло произойти.
После начинался спектакль одного иррационального актера, в первом акте которого шел монолог о полной амнезии. Дескать, да, вот не помню я о нашем последнем супружеском сексе, и хоть тресни. Если не помню, значит, и не было ничего.
Во втором акте Толькиного спектакля традиционно шли заламывания рук и претензии, что я во всем виновата, потому как должна и обязана предохраняться.
— Любка, не пойму я, когда такое могло и случиться. У нас секс с тобой по пальцам можно перечесть. Ну не мог я такого события позабыть. Это же, как праздник Первомай, — зло язвит Толька, стараясь, как можно сильнее унизить меня и побольнее ударить по моему самолюбию. — Не, ну, не мог я возжелать тебя ебать. К тебе же и пристроиться тяжело. Впереди у тебя брюхо, а сзади жопа, как Дом советов, не подберессься. Блять, вот видно я все же нажрался, так нажрался, коли аж умудрился извернуться и залезть на БЕЛАЗ. Любка, ты то как сподобилась залететь? Вроде, предохраняешься. Или пиздишь мне, гадина? Специально, чтобы удержать около себя.
О том, что надо предохраняться я подумала сразу после первой беременности и родов. Сразу же начала пить таблетки, вместе с приёмом которых родился сын Дмитрий. Через три года появился сын Михаил. Его зачатию не помешала спираль. Беременность Анечкой наступила в результате соскочившего презерватива. Пятый, потерянный мной ребёнок получился в результате прерванного полового акта.
Последние годы я пользовалась противозачаточными инъекциями с прогестином. Два года назад на основании анализов врач порекомендовала мне отказаться от контрацепции. Дескать, необходимости в этом нет.
Необходимости и на самом деле не было, потому как последний раз за два прошедших года Толька возжелал залезть на БЕЛАЗ за две недели до того, как я его застала в гараже позади шклявой соски.
-Любка, ты меня совсем не слушаешь что-ли, — выдергивает меня голос свекрови. — Ты давай мне морды не корчи. Толичке помощь нужна. Собственно говоря мне плевать, где ты была и с кем терлась своим причинным местом. Как говорится, лоханка не лужа…Толяше твоё это место, не медом мазанное, даром не нужно. Ты давай думай, как мужу помочь. Мы же тебе когда-то давно помогли, грех твой прикрыли, в семью свою тебя приняли.
Ой, лучше бы Анна Васильевна не произносила эти слова, потому как, вспоминая её радушный приём в их семью, в молодости я слезами умывалась, а сейчас просто вздрагиваю.
На фоне радушия моей свекрови "не так смотришь, не то говоришь, не так ешь, не то готовишь, руки твои дырявые, башка тупая, сама — корова, ребятишки — бараны", приём оказанный мне и моим детям семьей Степана Григорьевича — это настоящее счастье.
— Дорогая моя, называть нас с дедом можешь как тебе угодно, но сразу подскажу, что ко мне вся семья обращается Сима, а к Грише — Аркадьич. Так нас все демократично называют. Мы твоим детям это уже объяснили. Всех устроило, — провожая меня в дом, вводит в курс дела Сима.
Пока Степа помогает мне раздеться и разуться я наблюдаю за картиной общесемейного единения.
Вижу, как мои три грации вместе с Маришкой и еще какой-то дюймовочкой неопределенного возраста с шутками и прибаутками накрывают на стол.
От увиденного у меня складывается впечатление, что люди, находящиеся в данный момент в доме, не сегодня познакомились, а знаю друг друга всю жизнь.
— Сима! Ой, мамуль, привет, — окликает бабушку моя Анечка и подбегает к нам, меня целует. — Сима, а куда мне положить музыкальные инструменты и костюмы, которые я привезла для театральной постановки?
Сима обнимает Аннушку, и они уходят. Степан бережно берет меня за руку, приобнимает за плечи и заводит в гостиную.
— Так, Любаша, в принципе ты уже всех знаешь, кроме двух человек. С ними я тебя сейчас и познакомлю, — говорит мужчина и подводит к своему практически двойнику. — Любушка, прошу любить и жаловать моего братца-кролика по имени Тимофей.
Передо мной на самом стоит практически полная копия Степы, только немного меньшего размера и в очках.
Вспоминая слова Степана, что у брата его была родовая травма, с которой долго пришлось бороться всей семьей, понимаю их некоторую разницу в фактуре.
Тимофей очень доброжелательно со мной здоровается и обнимает брата своего.
— Тимка, а где мой Верунчик? Ты куда, злодей, Веру мою подевал? А вот вижу, конечно же, она среди молодёжи затесалась. Вера, Веруня, Верунчик, дуй сюда, я тебя с Любовью моей познакомлю! — громко произносит Степан, и я вижу как в нашу сторону от стола начинает движение улыбающаяся женщина-дюймовочка.
Подойдя к нам, после нашего представления, она самым нежнейшим образом обнимает меня и Степана и целует Тимофея.
— Любушка, я искренне рада, что в нашем женском полку такое милое пополнение. Познакомилась с твоими замечательными девочками. Не страшно, я что я сразу к тебе на ты? — щебечет женщина. — Если честно, в нашей большой семье всегда все общаются по-простому. Так что привыкай. Дети твои к нашей демократии сразу отнеслись позитивно.
— Вера, ты куда пропала? — слышим мы детский голос и видим, что к нам вместе с Пашкой несётся парнишка.
— Егор, поздоровайся, пожалуйста, это Люба, — говорит мальчику Вера. — Любаша, это наш младший внук.
— Егорка — беспризорка, — тут же дразнит мальчишку бойкий Пашка. — Ты, Егорка, губы не дуй. Люба — она своя, так дед Степа сказал. Все мы побежали.
— Девчонки, у нас пополнение, — подмигивая говорит Вера, когда мы с ней подходим к столу.
Мои девчонки, Алёна и Маша, сразу же вешаются мне на шею и обе шепотом произносят, что им все ужасно нравится, все клёвые, добрые, весёлые открытые.
Все два дня семейного отдыха проходят весело и непринуждённо и подтверждают первое мнение моих детей, которые в чужой им семье чувствуют себя, как рыбки в воде.
Я не могу нарадоваться тому, что вижу и как сама себя ощущаю.
В рождественскую ночь, возвращаясь с церковной службы, мама Сима простецки берет меня под руку, пока на Степане висят Егор и Пашка.
— Любушка, я так рада, что ты у Степана появилась. Он просто светится от радости. А что еще матери нужно кроме счастья детей, — тихо говорит мне женщина, глаза которой искрятся добротой и счастьем.
— Любка, ты что оглохла что-ли? — зло цедит мать Анатолия, выдергивая меня из приятных воспоминаний. — Чего сидишь, как ни рыба, ни мясо? Слышишь меня или нет? Еще раз повторяю, давай думай, как мужу помочь.
— Анна Васильевна, я бы подумала, только Вы мне до сих пор так и не рассказали, что у него случилось и что нужно от меня, — устало отвечаю я.
— Надо было трубку брать, когда тебе и парням твоим эта дурочка из турагентства звонила. Как я поняла, Толик, вроде, опоздал на самолёт. Билет сам купить не может, у него украли деньги с карты. Из отеля его выселили, потому как путёвка закончилась. Ещё в отеле ему счёт выставили за какую-то ерунду. Он его оплатить не смог, поэтому эти отельные бестии сдали его в полицию. Теперь он в полиции сидит. Тебе надо все заплатить и купить ему билет на самолёт. Любка, ты давай не сиди с такой рожей, будто