Вот и я, Люба! — страница 26 из 47

Весной мне удалось купить свою первую машину, которую иначе как ведром с болтами было не назвать. На ферме, опять же с помощью Ильича, получилось по сходной цене купить двух свинок, одну молодую, вторую, старушку, в нагрузку.

— Ты, девка, не дрейфь, — убеждал меня пьяненький зоотехник, — старушка тебе ещё даст приплод, потом пустишь её под нож, мясо продашь, на вырученные деньги, купишь корм.

Для понимания процесса свиноводчества я ушла с кафедры. Несколько лет работала на ферме, жила в своей деревне с мальчиками. Потом перебралась в посёлок в нашу квартиру. Бабушка с Катей тоже приехали к нам. Толик упирался долго. Решение приняла снова моя бабушка, которая решила продать квартиру и купить рядом с нашей деревней отдельностоящее помещение свиноводческой фермы совхоза "Путь Ильича". Как решили, так и сделали. Первым и долгое время единственным моим работником был зоотехник Михалыч.

-Вот, Степа, так мой бизнес с поросенка Васьки и начался. Все просто, — хохоча говорю я, потому что в спину меня по-хозяйски настойчиво тычут, и сзади раздается по-мужицкий уверенное хрюканье.

Обернувшись вижу своего любимца Федьку, который тут же начинает нежно тыкаться пятаком в мою щеку.

— Любаша, кстати, вот хотел тебя спросить. Почему эта хрюкающая туша постоянно шлындрит по дому и спит в комнате? У него что загона нет?

— Степушка, это очередной мой любимец Федька. Он у нас родился бракованным. У него одно яичко. Сначала его хотели молочным пустить на продажу. Пятачок это почувствовал и спрятался. Найти его не могли несколько дней. Он сам к нам вышел, вернее выполз, совершенно больной, — рассказываю историю Федьки и чешу его за ухом.

Хряк ластится ко мне, как щенок, а прихрюкивает, словно кот мурлычет. И все время подтыривает мою руку, чтобы я продолжала его гладить.

— Федька тогда был возрастом Степашки. Я решила парня подлечить, провести холощение, откормить и потом продать в счёт покупки корма. На лечение пришлось забрать его сюда. Федька болел страшно. Температурил. Несколько ночей держала его рядом с собой. Можно сказать, что у своей груди. Потом, конечно же, не смогла пустить этот пятачок под нож. Оставила.

Фёдор неожиданно переключает свое внимание на Степана. Идёт к нему и тычёт пятаком в руку, требуя ласки. Степа начинает его поглаживать. Вижу, что Федьке нравится. Хихикая, продолжаю свой рассказ.

— Как-то запустили мы Федора поразвлекаться в загон к "пустым" и старородящим свиноматкам. На потомство никто не рассчитывал. Через время мне свинарка весть принесла, что три свинки из пяти понесли. Оказалось, что Федька наш с одним яичком еще тем производителем себя проявил. Теперь вот и позволяем ему осеменять нестандартных или старых свиноматок. И Федьке хорошо и нам. Его потомство на мясо и окорок идёт. Так что Федор нам денежки зарабатывает. Да, Федюня? Иди, милый, мама тебя в носик чмокнет и вкусняшку даст.

Даю Фёдору морковку и отправляю его на улицу, куда ему идти дальше он и сам знает.

Мы со Степаном продолжаем разбирать ящики в поиски документов. Вдруг Степа присвистывает.

Поднимаю на него глаза, он разворачивает на полу листы, заботливо скрепленные между собой моей бабулей.

Я знаю, что так заинтересовало мужчину, но не тороплюсь ничего ему говорить и никак комментировать то, что он сейчас внимательно рассматривает.

— Любушка, да ты, как я посмотрю, ещё та шкатулочка с секретиками. Ни фуя себе, простите за мой хфранцуский, — громко шепчет Степа. — Ты у нас оказывается имеешь самое непосредственное отношение к столбовому дворянству, как потомок русского дворянского рода Свиньиных. И вторая твоя дворянская ветка, которую вот здесь вела бабушка Маргарита Александровна, это род Корниловых. Ты знаешь об этом?

— Да, Степа, знаю. Только что это знание мне даёт кроме плюсика в карму и самолюбие? Мне что нужно вступить в процесс реституции для восстановления, возвращение прежних прав и преимуществ? Или может войти в какое-нибудь очередное глупое дворянское сообщество, где настоящих потомков ровно на один чих? Глупости это все. Мою бабулю всю жизнь этим дворянством хлестали. Мало кому известно, через какие беды пришлось пройти ее семьям. Знаешь, я такого врагам не пожелаю, — отвечаю печально.

Замолкаю, вспоминая рассказы своей бабули, слезы её невысказанной обиды, когда в школе каждая ущербная безграмотно пишущая и говорящая училка, например, как Анна Васильевна, тыкала ей в лицо её происхождением. Информация в школу пришла случайно через одного музейного работника. Музею просто были нужны данные для выставки, они обратились к директрисе, которая с превеликим удовольствием стала топтаться по моей бабуле. Прокрутив снова все в своей голове, решаю пояснить Степану.

— Жить, Степа, надо настоящим. И просто быть честным и порядочным человеком. Мне это бабуля моя всегда говорила. Да, чтобы закрыть тему моей семьи, сразу поясню, мой отец Пётр, талантливый иконописец и горький пьяница. Не так давно отдал свою душу Богу в Псково-Печерском мужском монастыре. Моя мать, оставив меня маленькой моей бабушке, ушла в монахини. Сейчас служит в Ачаирском женском монастыре. Каждый выбирает свой путь. Я вот уже ровно 20 лет занимаюсь племенным свиноводством и мне это нравится.

Глава 19

Кхр, хыр-хыр, кхр, фух, хыр-хыр, фух, кхр постанывает в унисон со мной скрипучий старенький диван.

— Ещё, пожалуйста, ещё, Степушка! Оххх, уууххх, аааххх, так, очень хорошо! — тихо стону я в область шеи своего спасителя.

— Говори, Любушка, говори! Сделаю все, что ты хочешь, милая моя! Как хочешь? Глубже, жёстче, медленнее, нежнее? Погладить клиторок, сладкая моя? — сквозь марево страсти и поцелуи слышу вопросы, которые мне совсем не нужны. Я и без них плавлюсь, как масло на солнце.

— Степушка, мне все равно как, и так хорошо. Очень сильно хорошо. У меня даже голова кружится. Боже, так ещё! Еще хочу так…Ах-ах-ах-ах-аааххх, — с тихого стона перехожу на сдавленный крик.

Только успеваю закрыть свой рот рукой, как Степа, отодвинув мою ладонь, накрывает мои губы своими. И я кричу. Кричу ему прямо в рот.

Внизу моего живота происходит взрыв, жар которого разливается по всему телу. Чувствую его каждой клеточкой.

По моей шее, ложбинке между грудей, по позвоночнику от роста волос и до самого копчика наперегонки с гусиными пупырками бегут капельки пота.

Мои внутренние мышцы, сомкнувшись от удовольствия, крепко держат Степанов "инструмент" страсти.

— Любаша, дадите вольную парню моему или подождёте, когда малец снова колом встанет? — улыбаясь во все 32-а зуба, шутит Степан.

— Нет, ну что Вы, Степан Григорьевич, мы привыкли бережно относиться к нужным нам инструментам. Пусть уж отдыхает, а то ненароком сотрется еще, — зеркалю тон и шутку Степы.

— Не, ну это навряд ли, Любовь Петровна. С таким количеством смазочного материала инструмент едва-ли сотрется. Ойц, ты посмотри-ка, Любушка, какой парень у нас мокренький, глянцевый, аж, блестит от радости, как медный пятак, — без стеснения демонстрируя мне свой детородный орган, басовито похохатывает Степа.

— Вот вы с вашим парнем балованые, эх балованые! — тоже хихикаю.

— С чего это, милая, такие выводы. Это с вами мальчуган мой раздухарился, а то все был хоботком печального слоника, — прыскает от смеха Степан. — Ты потрогай, потрогай, что норочка животворящая делает. Почувствуй пальчиками, какой он после твоей девочки гладенький. Давай, давай, стесняшка, бери малыша в ручку свою. Ну, вот, а ты трусила, зайчишка! Любашенька, если ты так будешь пальчиками своими перебирать по нему, так парень мой захочет, чтобы на нем губочками сыграли, как на флейте. Ну только кожаной. Любит мой младший нежные и страстные поцелуи, а ещё, чтобы головушку его язычком ласкали…

Я уже и без слов Степана начала обдумывать эту мысль, ну тут раздается звонок телефона. На экране высвечивается "Свекровь". Прикладываю палец к губам, демонстрирую Степе сигнал "тишина". Отвечаю на звонок.

— Да, Анна Васильевна. Не игнорирую, просто спала уже, — шумно выдыхаю, потому что свекровь так орёт в трубку, что аж в ухе звенит. — Я Вас прекрасно слышу, можно немного потише говорить?

— Ты мне, Любка, не указывай, как мне разговаривать. Надо отвечать на звонки с первого раза, а не с десятого. Завтра Толяша прилетает. Ты, лярва, хоть в курсе.

— Да, я знаю об этом, мне менеджер турагентства звонила, — произношу тихо, надеясь, что свекровь тоже сбавит голосовые обороты. Ну, куда там, эту женщину не остановить, как бегущего бизона.

— Хвала небесам, что хоть эта тупая девка умнее и заботливее тебя оказалась. Так вот, встретишь мужа и привезёшь его к нам. Мы по сыну соскучились. Поняла меня? — выдает мне задание приказным тоном свекровь.

— Анна Васильевна, я не поеду встречать Анатолия. Вы же соскучились по своему сыну, вот вам и карты в руки. Встретите сына и домой, в его квартиру. Я имею ввиду ту, в которой вы с мужем живёте. Напоминаю, что по документам эта квартира принадлежит Анатолию, — говорю спокойно, а у самой ладошки холодные, и пальцы трясутся от страха.

Степан, все время моего диалога со свекровью, гладит, целует мою левую ладонь.

— Ты, Любка, совсем ебанулась что-ли? — переходит на крик и сразу взлетает на уровень фальцета Анна Васильевна. — Это наша с мужем квартира. Мы в ней живём со дня окончания ремонта. Ты, Любка, на чужой каравай свою пасть не разевай. У Толички есть своя новая квартира. Он там и будет жить. Понятно тебе?!

— Квартира, о которой Вы говорите, по всем документам принадлежит Анне. Она там с мужем и будет жить. То есть уже живёт, — поправляюсь, прочитав эту фразу по губам Степана. — Извините, Анна Васильевна. Я спать буду. И Вам хороших снов.

Произнеся последние слова, завершаю разговор. Свекровь тут же начинает снова трезвонить.

Степан забирает из моих рук телефон и выключает его.

— Степ, подожди. Я хотела, Мишке и Димке позвонить, чтобы кто-нибудь из них отца встретил.