кто из вас ни единой копейки от нас не получит. Хватит уже паразитировать на шее человека, которого вы оба ни в грош не ставите.
— Дим, да чего ты кипятишься, — начинает лебезить Толик. — Ты все не так понял. Я просто мать в чувство хотел привести, а то она совсем очумела. На развод подать удумала, чтобы семью нашу дружную разрушить. Всю жизнь ей спокойно не живётся, вечно от неё терплю всякое, да и вам досталось. Все детство здесь на свинарнике провели, вместо того чтобы в городе на качелях-каруселях кататься. Она как с вами в детстве, так и со мной сейчас.
После этих слов Толька резко замолкает. Понимаю, что в его голове сейчас идёт активная работа по поиску веских аргументов для Димки.
Уверена на сто процентов, что Анатолий все же надеется найти у сына понимание и защиту от моего, как он преподносит, самодурства.
— Да, она, как эта железная баба — судовладелица Васса Железнова, которая была готова все и всех утопить в угоду своему бизнесу. Та, кстати, даже мужа своего не пожалела, угробила его. Так и мать твоя готова от меня избавиться. Видишь ли, надоел я ей. Через 27 лет совместной жизни не угоден стал. Мешать начал. Все у меня отобрала, и машину, и квартиру, и даже карточку зарплату заблокировала. Ты, поди, Димка и не в курсе, что она с бухгалтершей вашей за спиной твоей творит? Уверен, что ещё и деньги на левые счета в какие-нибудь офшоры выводит. Ты, сын, проверь все, а то и тебя ещё обдерет, как липку.
— Сыночек, чего ты перед ним бисер мечешь?! Он же червивое яблоко от гнилой яблони. Они же все заранее обговорили и договорились, чтобы нас вокруг пальца обвести и без средств к существованию оставить, — встревает в разговор Анна Васильевна.
Дима, игнорируя слова бабушки, обращается к отцу.
— Ты, Анатолий Дмитриевич, мне на жалость не дави. Счет твоей зарплатной карты я сам заблокировал.
— Как это заблокировал? Я же здесь работаю и должен получать зарплату, — со злостью рычит Толик. — Вот возьму и в трудовую инспекцию пожалуюсь на твое самоуправство.
— Да, хоть самому президенту или Господу Богу пиши. Ты, Анатолий Дмитриевич, уволен за прогулы. Процедура увольнения проведена в соответствии с трудовым кодексом. Так что строчи, куда хочешь. Всё покиньте мой кабинет. У меня ещё работы много.
— Ух, прижили змею со змеенышами в свою семью, — шипит Анна Васильевна, вставая со стула. — Говорила я тебе, Толичка, что эта дворянская замухрышка загубит жизнь твою. Ну, ничего мы все докажем и все свое отберем. У нас и адвокат, и люди нужные есть.
— Да, да, бабуся, давайте бегите к нужным и важным людям управу на нас искать, а здесь чтобы я вас обоих больше не видел, и мать не смейте доставать и доводить.
Это все я практически в картинках рассказываю Степану, который периодически то вздыхает, то похихикивает.
— Ой, а Димка то у нас мужик, настоящий мужик! Прямо горжусь им! Завтра позвоню выразить свою мужицкое уважение, — произносит Степа, когда я заканчиваю рассказ.
— Ага, этот молодец мне такой разнос устроил после ухода отца и бабки, что у меня самой возникло желание уехать, — говорю, смеясь. — Пока сын с Алёной по телефону разговаривал, я от греха подальше тихонечко ушлепала бокс дочищать. У Димка характер местами в бабку Анну. Слишком резок бывает, я его иной раз даже побаиваюсь.
— Любаш, ну мужик и не должен быть тютей. И хорошо, что у Димки характер есть и хватка твоя, и ум. Толк из парня будет. Молодец — он! Только погоди, из твоего рассказа я не очень понял, ты с адвокатом общалась? Или всеми делами Миша занимается? Как я понимаю, твои почти бывшие родственники реально подадут на раздел имущества и денежных средств, — смотря пристально мне в глаза, серьезно замечает Степан.
— Да, все так и будет. Здесь даже к бабке ходить не нужно, — бурчу, утыкаясь Степушке в грудь, с удовольствием вдыхая аромат его тела.
Долго дышу мужчиной, будто наполняю себя его силой и смелостью.
— Пусть подают. С меня взять нечего. У меня ничего нет и не было, — со смехом фыркаю. — Анатолий никогда ничем не интересовался, потому и не знал, что изначально все было записано на бабушку мою. Потом, когда она заболела, мы начали все переписывать на мою мать. После с мамы свинокомплекс переоформили на Дмитрия, когда ему 18 лет исполнилось. Юридическую фирму сразу на Мишу записали. Лингвистическую школу год назад на Анюту оформили.
— Любаня, как я понимаю, на тебе самой совсем ничего нет? — крепко обнимая меня, спрашивает Степан.
— Ну вот, Степа, наконец-то, я открыла тебе свой самый страшный секрет. Ага, у меня самой ничего нет. Я даже на "Сандеро" ездила по доверенности. Ну, что Степан Григорьевич, не пугает тебя факт, что я — не богата, не знаменита и не успешна?
— Любушка, этот факт теперь мне греет душу. Мне нравится, что мы с тобой оба такие — классные! Я же сразу тебе сказал, рядом со мной ты можешь быть просто красивой женщиной! Давай, красавица моя на все выходные рванем в домик, где мы прекрасно провели новый год, а?
— И чем же мы будем заниматься все выходные, Степушка? — спрашиваю, хихикая, потому что этот невозможный мужчина, сползая вниз, щекочет мой лобок своим языком.
— Как чем, Даная нежная моя, совершать падеж в пучину страсти, — оторвав голову, голосом искусителя томно шепчет мой мужчина. — Причем падеж мы начнём прямо сейчас. Расслабляйся, сладкая, управление падежом в пучину любви с выходом в штопор огненного оргазма буду управлять я. Добро пожаловать на борт, Любонька!
Глава 21
— Люб, подожди. Люба-а-а-а! — выбегая из здания своей языковой школы вместе с Анютой, сквозь шум проезжей части мегаполиса слышу голос.
Мы с дочуриной одновременно оборачиваемся.
На противоположной стороне прямо напротив нас видим плюгавенького мужичонку, потрепанного жизнью, со следами былой привлекательности на лице.
И этим мужичонкой оказывается мой муж и Анюткин отец.
На улице мороз 25-ть градусов, а Толька в джинсиках дудочках, кожанной куртёночке поддергунчике, в туфлях на тонкой подошве и с непокрытой головой с остатками редких кудряшек.
Плешивость у Тольки наследственная, в мамашу, у которой на голове тоже десять волосин с шесть рядов.
Смотрю на него с мыслью: "Господи, обнять и плакать. Куда только Анна Васильевна смотрит? Да, вероятнее, никуда, потому как великовозрастный сын для неё сейчас обуза и лишние хлопоты."
— Ну, нет, только не это, — простанывает на выдохе Анюта. — Мам, чего ему надо, зачем он здесь? Видеть его не могу. Пойдём, а? Давай сбежим от него?
Мы снова с дочурной одновременно разворачиваемся, намереваясь идти дальше.
Боковым зрением вижу, что Толька подхватывается и прямо наперерез движущимся машинам резвым козликом несется на нашу сторону.
— Мам, ты же не станешь с этим разговаривать? — с негодованием в голосе спрашивает Анна. — Давай, его пошлём куда подальше?
— Дочур, он все же отец твой, — отвечаю спокойно.
— После того, что я услышала в зале суда, не считаю нужным называть этого плюгавого мужика словом "отец", — фыркая, категорично заявляет Анна. — Нет больше у меня отца, хотя в принципе никогда и не было.
— Любаша, Анечка, ну, подождите, — подбегая к нам и хватая меня за руку, произносит Толик. — Давате в кафе зайдём, выпьем чай и поговорим. На улице холодно. Не хочу, чтобы вы замёрзли и заболели.
— С какого это перепугу такая забота? В жизни не помню, что ты, вообще, о ком-то заботился кроме себя любимого, — хмыкая и не отвечая на приветствие, зло произносит Анна.
— Анюта, могла бы и поздороваться с отцом, — обращается к дочери Анатолий.
— У меня нет отца. Передо мной сейчас стоит человек, который сам заявил о своих сомнениях в нашем родстве, — парирует слова отца Анна.
— У тебя же, Анюта, вроде свадьба скоро. Я, бабушка Аня и дедушка Дима надеемся получить приглашение, — пропуская колкость дочери мимо ушей, говорит Толик.
— И не надейтесь. Я не собираюсь вас приглашать на свою свадьбу. Мне не нужны на моем торжестве люди, которые не уважают мою маму, меня и моих братьев, — жёстко отвечает Анна.
— Мам, идём, у нас ещё дел полно, — тянет меня за руку дочурина.
— Любаша, мне на самом деле нужно с тобой переговорить, — заглядывая в глаза, произносит Толик.
Смотрю на него молча. Думаю, хочу ли я с ним разговаривать после того цирка, который он и его мамаша устроили на заседании суда.
Зная этих людей с самого детства, я в принципе понимала, что меня может ожидать, но все же где-то глубоко в душе надеялась на их разумность и некоторую адекватность. Однако чуда не произошло.
Тонны моральных экскрементов публично вылитых на меня Анатолием и его мамашей, как мне показалось, поразили даже судью.
— Ответчик, исходя из ваших слов, истец все годы супружества изменяла Вам, и именно поэтому Вы сомневаетесь в своем отцовстве всех четверых детей, которых за 27 лет брака родила ваша супруга? Я правильно Вас понимаю? — задает уточняющие вопросы судья.
— Да, да, все верно. Они и не жили фактически вместе. Анатолий практически все время жил у нас. А эта, истица, с бабкой своей жила или на свинарнике, — громко комментирует с места Анна Васильевна, совершенно не стесняясь того, что в зале заседания присутствуют её внуки.
— Ну, как сказать просто для меня рождение каждого ребёнка становилось полной неожиданностью, — мямлит Толик.
— То есть Вы имеете в виду, что у Вас с женой не было супружеских отношений, в результате которых могли появиться дети? Правильно я Вас понимаю? — снова уточняет судья.
— Нет, были, но редко, потому я несколько не уверен в своём отцовстве, — как попка-дурак толдычит Анатолий.
— Ответчик, если у Вас есть сомнения в своём отцовстве, то вы можете по согласию сторон провести ДНК-тест на установление отцовства. При отсутствии согласия сторон у Вас есть право в рамках действующего законодательства обратиться с иском в суд об установлении отцовства, — дает пояснение судья. — У Вас есть еще информация, которая может являться веской причиной для отказа в удовлетворении иска истца.