— Да, у нас есть такая информация. У нас проблема с разделом имущества, — снова с места комментирует Анна Васильевна, подсказывая сыну, что ему нужно сказать.
— Да, она, истец, не хочется добровольно отдать мне 50-сят процентов имущества, нажитого за годы брака, — будто вспомнив, выкрикивает несколько истерично Анатолий.
— Как я понимаю на сегодняшний день между истцом и вами не решен вопрос раздела совместно нажитого имущества? Я правильно Вас понимаю? — уточняет судья.
— Да, правильно. Она, ну, жена моя, говорит, что у нее ничего нет. А как же нет, если все ей принадлежит. У нее свинарник, лингвистическая школа с тремя филиалами, юридическая фирма, четыре квартиры, дома, земельные участки, автотранспорт. Пусть отдаст половину, тогда и разведемся, — на одном дыхании вываливает Толька и облегчённо выдыхает, посматривая в сторону своей матери.
— Да, если бы не мы, то ничего бы у нее не было, так и жила бы в развалившемся сарае. На наши деньги все купила и бизнес свой построила, а теперь у сына нашего все отнимает, — взвизгивает с места Анна Васильевна.
Я с тоской смотрю на судью. Несмотря на ее непроницаемый взгляд, понимаю, что она как женщина мне сочувствует, но обязана действовать в рамках закона и дать время на возможность примирения и урегулирование вопросов имущественного спора. Решение озвученное судьей после перерыва радует меня только месячным сроком.
Прокрутив снова события судебного заседания, со вздохом обращаюсь к Анне.
— Доченька, вы с Женей езжайте пока по своим делам. Я с отцом поговорю и позвоню, сообщишь мне ваше местонахождение, возьму такси и доеду до вас. Хорошо? — спрашиваю Анечку.
— Мам?! — дочурина вытаращивает на меня свои глазища и снова пытается утащить с собой. — Мамуль, ты ничего нового не узнаешь. У этой шарманки песня как у группы "АВВА":"Money, money, money".
— Давай, Анюта, беги к Жене. Мы недолго поговорим, и я тебе позвоню, — обнимаю Анюту, целую и говорю на ушко про звонок Степану в целях напоминания про семейный ужин, на который мы собираемся все, чтобы отметить Анюткину помолвку.
Анна уходит, так и не попрощавшись с отцом. Проводив взглядом дочурину, ещё пытаюсь объяснить пока ещё настоящему мужу, что в принципе нам разговаривать не о чем.
-Анатолий, я все уже услышала на судебном заседании. Что ещё "хорошего" в кавычках ты придумал? Честно признаюсь, меня может порадовать только твое решение дать развод без очередного ушата грязи с твоей стороны, — поясняю Толику свою позицию.
— Люба, давай все же зайдём в кафе. Реально холодно. Ты можешь замерзнуть и простыть, — произносит Анатолий.
Второй раз за минут пятнадцать Толик проявляет заботу. Меня веселят его слова, потому как я так же как и Анюта предполагаю причины этой неожиданной заботы.
Мы заходим в ближайшее кафе. Анатолий помогает мне снять пуховик, чем снова удивляет.
Такие жесты, так же как эмпатия, для него в отношении меня великая редкость.
Реально даже не помню, когда последний раз муж приглашал меня в кафе, да ещё позволял себе за мной поухаживать.
"Держи ухо востро, милая, — мысленно говорю сама себе. — Ты ведь помнишь, когда Тольке от тебя что-то нужно, то он быстро из роли волка входит в образ белой и пушистой овцы."
Сев за стол и выбрав из меню десерт к чай, внимательно смотрю на Анатолия в ожидании того, о чем он мне хочет сказать.
Толька не выдерживает моего молчаливого пристального взгляда.
— Люба, вот реально ответь мне, зачем ты затеяла этот развод? — "на голубом глазу" — артистично притворяясь незнающим и наивным, задает вопрос Толик.
— Толь, давай обойдемся без лицемерного и лживого лицедейства, — отвечаю, прицокивая языком и вздыхая. — Мне совершенно не хочется совершать экскурс в наши с тобой отношения от начала и до дня сегодняшнего. Нет у меня желания перечислять по пальцам, потому как пальцев не хватить с учётом всех моих и твоих, чтобы посчитать все поводы для развода. Давай, обойдёмся двумя — твои измены и равнодушие к собственной семье.
— Люба, ну мы разве плохо жили? Ну ведь нормально же жили. Мы же вместе пережили самые сложные годы, когда денег не было и дети маленькие были. Чего нам сейчас делить? Все есть: деньги, дом, квартиры, машины, бизнес, — живи и радуйся. Тебе чего-то не радуется? Вот чего тебе приспичило семью хорошую, крепкую порушить? — только Анатолий начинает входить в раж в своем монологе, как его перебивает входящий звонок.
Я вижу на экране имя "Мать Коли". Прекрасно понимаю, кто это и зачем.
— Ответь на звонок, мама сына твоего звонит, — кивком головы указываю на гаджет.
Толька принимает вызов, женщина на другом конце говорит на таких повышенных тонах, что я слышу каждое слово.
— Анатолий, ушлепок ты конченный, где деньги на ребенка. Уже прошло десять дней, а на карточку не поступило ни копейки. Я чем ребёнка кормить должна? Чего молчишь, тварь? Давай звони своей свиноматке, пусть деньги переводит, или я закачу такой скандал, что вам всем не поздоровится. Не будет денег до пятницы, привезу Кольку тебе. Пусть женушка твоя растит твоего сына, — верещит "мать Коли" в трубку, не давая Тольке вставить ни одного слова.
Выстрелив все, как из пулемёта, бывшая пассия Анатолия, не прощаясь скидывает звонок.
Мы некоторое время сидим молча. Каждый по своему переваривает услышанную информацию.
"Вот так, милый и бывает. Так и остаются люди у разбитого корыта. Да, не просто тебе придется на одну зарплату тянуть троих детей. То, что мамаши начнут подавать на алименты, даже к бабке ходить не надо," — несколько потешаюсь и злорадствую в душе.
Мысленно похихикав, жду продолжения пламенной речи Толика. Он видимо тоже перестав думать, начинает говорить.
— Да, ну её, жаба алчная, только деньги ей подавай, — злится Толяшка, — достала она меня. Да и остальные тоже. Всем денег подавай. А мне откуда им денег взять? Ты же запретила мне зарплату перечислять и алименты на детей выплачивать. Что мне делать, Люба?
— Твой вопрос несколько странноват, Анатолий. Ты не находишь? Что значит, что тебе делать? Работать, Толя, работать. И с зарплаты выплачивать деньги на содержание своих детей. Когда-то ведь надо начинать вкладывать в своих детей. Мои дети выросли благодаря мне. Так пусть хоть эти твои дети вырастут с твоей помощью, — спокойно говорю, пожимая плечами.
— Как я понимаю, ты не собираешься восстанавливать мне зарплату, да, Люба? — задает мне вопрос Анатолий, играя раздражённо желваками.
— Очередной странный для меня вопрос, Толик. У меня элементарно нет возможности восстановить тебе зарплату. Я не являюсь ни собственником, ни руководителем. Сама на ферме Дмитрия по договору подряда тружусь подсобным рабочим. Да, вот ещё в лингвистической школе преподаю не на полную ставку, — информацию сообщаю Тольке мягко и вкрадчиво, придерживаясь тона врача, разговаривающего с пациентом-имбицилом. — Не думаю, что мой совокупный доход больше зарплаты директора Дома культуры. Так что извини, даже из альтруизма не могу тебе помочь, просто нечем.
Вижу, что у Анатолия лицо перекашивает от злобы. Щеки с трехдневной небритостью, которая мне раньше очень нравилась, покрываются красными пятнами.
— Толь, тебе совсем не идёт щетина на щеках. Она придаёт твоему лицу возраст и неопрятность. Побрейся. Если все, что ты мне хотел сказать, тобой озвучено, то я уже пойду. Меня дети мои ждут, — произношу ровно и уже собираюсь встать, но не успеваю.
Анатолий резко хватает меня за руку и дёргает обратно за стол, больно сжимает ладонь и выворачивает её.
— Слушай ты, королева свиней, тебе придется вернуть мне зарплату, — Анатолий максимально близко приближает свое лицо к моему, злобным шепотом произносит и традиционно брызжет своей слюной. — Каким образом ты это сделаешь, меня не ебет. Скажешь Димке, чтобы он это сделал. Сама бухгалтерше прикажешь. Поняла, тварь жирная?! Если поняла, то кивни головой.
Киваю головой. Толька отпускает мою правую руку. Я успеваю легким движением схватить чашку с достаточно горячим чаем и одним махом выплескиваю ароматный напиток в его морду.
Толян взвизгивает и пытается протянуть ко мне свои руки, тут же получая звонкую затрещину, которую я ему отвешиваю с размаху.
— Гаденыш, лучше держи свои грабельки при себе. Не дай Бог, ещё раз тебе их ко мне протянуть, тресну со всей силы. Поверь твоей хлипкой и нежной натуре это точно не понравится, как когда-то быку Васятке, которого никто не мог остановить. Если помнишь, бык тогда лопатой по лбу получил, а твоей дурной башке и кулака моего будет достаточно, — тихонечко шепчу Тольке на правое ухо, выкручивая его левое своими цепкими пальцами. — Сейчас ты сядешь, а я быстро отвечу на вопросы, заданные тобой ранее.
Анатолий садится на свое место, смотрит мне в глаза ненавидящим взглядом, но при этом сидит тихо, не шелохнувшись.
— Ты, Анатолий, традиционно лжешь и не краснеешь. Я имею ввиду про хорошую и крепкую семью. У нас никогда не было такой семьи, потому мне не жалко рушить то, что есть, — произношу, набирая сообщение Степану с адресом, где меня забрать. — Мы с тобой никогда не жили нормально. Да, у нас с тобой фактически то и не было семьи.
Делаю небольшую паузу, чтобы отправить эсэмэс и все же выпить чая. Выполняя все манипуляции, посматриваю на красное лицо сидящего напротив меня мужчины, к которому сейчас я не испытываю никаких чувств кроме наигадчайшей брезгливости.
— Ты не переживал вместе со мной сложные годы, когда денег не было и дети росли. Ты все время держался за меня, как пиявка, клоп, клещ. Как тебя не назови, одно слово — кровососущий паразит, — продолжаю говорит тихо, но четко расставляя акценты на словах. — Одно ты сказал верно, делить нам с тобой точно нечего. Вернее, тебе со мной делить нечего. Потому как у меня ничего нет. Если до сегодняшнего дня я не планировала делить то, что записано на тебя: дачу, квартиру, машину и заблокированный счёт, на котором сейчас висит где-то миллион, то теперь мне доставит истинное наслаждение увидеть в ваших алчных глазах не только ненависть ко мне, но и ужас. Так что, Анатолий Дмитриевич, можешь жить, радоваться, трахаться, плодиться и размножаться. Да, и больше не надо искать со мной встреч. Советую меня послушать, иначе будет хуже только тебе.