С этими словами встаю из-за стола, оставляю деньги под расчёт за себя и выхожу из кафе.
До места, где меня должен ожидать Степан, иду фактически пританцовывая.
Реально мне даже хочется скакать на одной ножке от радости и легкости моей души.
Такого отличного настроения у меня не было давно, а может даже и никогда в жизни.
В себя прихожу от чувства полета, тёплых объятий и горячего, страстного и вкусного поцелуя.
— Даная моя, делись, отчего у тебя такое радостное и веселое настроение?! — спрашивает меня Степушка, мягко и нежно глядя мне в глаза.
— Я свободна, словно птица в небесах, я свободна, я забыла слово страх, — цитирую несколько перефразированных строчек поэтессы Маргариты Пушкиной.
— И это здорово, и это меня радует. Только увы моя, наисладчайшая, я забираю тебя в плен и буду тщательно оберегать. После развода сразу поведу тебя под венец, только через церковь, — шепчет мой невозможный мужчина, снова крепко и страстно целуя меня.
Глава 22
Бракоразводный процесс Любушки с её ушлепком не накладывает на наши отношения никакого вето, но все равно заставляет лично меня быть несколько осмотрительнее.
Не могу позволить себе, понимая сущность Любашиных родственников, дать им собственноручно в руки деготь и перья. Достаточного и того дерьма, которое эти упыри вылили на мою красавицу на судебном заседании.
После первого суда прошло уже несколько недель, мы, конечно, не соблюдаем целибат, но стараемся все же быть более бдительными.
Сейчас нас прикрывает будущий муж Аннушки. Евгений оказался очень хорошим парнем. Он сам и нашёл выход из ситуации, обозначив меня своим крестным отцом.
— Да, вот уже паркуюсь, Любаша, — отвечаю своей зазнобе. — Уверен, что детям все же лучше поехать в деревню к Жениной бабушке на твоем мерине. Ночью погода была не очень, боюсь дороги ещё не слишком почищены. Мы до моей квартиры, да по строительным рынкам и магазинам на моей прокатимся. Любаша, ты подумай, а?
На прошлых выходных будучи в деревне все же уговорил Любушку посмотреть мою квартиру на предмет ремонта в ней для дальнейшего совместного проживания.
Люба откликнулась, но как-то без особого энтузиазма. Что меня несколько настораживает.
Да, и до сих пор я так и не услышал от моей Данаи о её чувствах. Меня, так немного, начинает разъедает червь сомнений. Вдруг я на самом деле слишком форсирую события.
Может Любе нужно время "на подумать". Хотя чего думать? У нас в принципе нет так много времени на это дурацкое "подумать".
Мне скоро исполнится 55-ть лет. Совсем уже не мальчик чай.
За многих своих ровесников третью рюмку я уже поднимаю не чокаясь. К сожалению, но это факт.
— Степан Григорьевич, давайте я Вам ещё оладьев подложу, — щебечет Анюта.
— Жень, Ань, а какие у вас планы на день, кроме поездки к бабушке? — вопрос задаю не из праздного любопытства. — Вы во сколько планируете вернуться в город? У меня дело есть очень важное. Для его реализации мне нужны обе наши красавицы.
— Минут сорок ехать в одну сторону, у бабули где-то часа два, может больше, — задумчиво произносит Женя, прикидывая время. — Сейчас начало одиннадцатого. Часам к 16-ти должны вернуться. У меня сегодня в 17-ть вечерние занятия у заочников.
— Отлично, Жень. Тогда мы с Любашей в 16.30 будем ждать вас около твоего института. Пока ты будешь сеять разумное, доброе, вечное, мы съездим с девчонками на дело, а потом можем вместе поужинать. Любаш, ты что-то детям сказать хотела…
— Да, точно. Женя поезжайте лучше на моей машине. Ночью пурга была, дороги вероятно ещё не успели почистить. Ключи и документы в коридоре на консоль я уже положила, — произносит Любушка, поглядывая на меня с улыбкой на губах.
Детей в холле-прихожей провожаем с Любашей вместе. Щёлкнув дверью, тут же к ней прижимаю свою Данаю.
От желания и нетерпения, которые не могу даже скрыть, меня потряхивает.
— Ой, Степан Григорьевич, Вы в меня чем-то дюже сильно упираетесь, — шепчет между моими поцелуями Любаша. — Мужчина, Вы прямо как неандерталец…
— Да, наисладчайшая моя, дубиной и упираюсь. По голове точно бить не буду, это противоречит моему кодексу чести, а вот в ручки твои трепетные свою дубинушку вложу и на вкус попробовать дам, — произношу со стоном, потому что Любушка, расстегнув ремень и зипер ширинки, уже пальчиками своей правой ручки ствол мой восставший оглаживает.
Поднимаю лицо своей Дании к себе, чтобы посмотреть в глаза её зеленые, а в них проволока шальной похоти.
Красавица моя губоньки свои шикарные языком розовеньким так смачно облизывает. Ну, как тут мужику удержаться от соблазна, чтобы не поставить женщину на колени и не вложить в её ротик друга своего младшего, истомившегося по нежности и сладости ласк оральных.
Нет, не могу отказать ни малому своему, ни себе в таком счастье.
Да и чувствую, что женщина моя тоже готова к подвигу и прямо сама рвётся в бой.
Даже пальцами не успеваю надавить на плечики её, как кошечка моя сама уже опускается вниз, попутно стягивая с меня джинсы вместе с боксерами.
Лизнув купол головки и обведя ее корону язычком, Даная моя ротиком своим сладеньким мягко и нежно обхватывает головушку парня моего, и от верха начинает упруго скользить вниз.
Я своей ладонью ставлю ограничитель на стволе, потому как знаю возможности своей женщины и не хочу доставлять ей дискомфорт.
Пусть уж муслякает парня моего так, как ей самой нравится и удобно.
Меня устраивает на тысячу процентов факт её удовольствия. Я от этого получаю очень острые ощущения.
Любушкина неумелость меня заводит больше и заставляет кончать быстрее и острее, чем глубокий захват и заглот профессионалки минета.
Даже не успеваю додумать мысль свою до конца, как наступает мой первый и острый оргазм. Изливаюсь в ротик моей любимой женщины обильно со стонами.
Любаша аккуратно, но аппетитно, как самое сладкое мороженое, облизывает мой член.
Поднимаясь вверх, сладкая женщина моя с громким чмоканьем выполняет губами жест, от которого у меня сразу сносит обе башни. Мой келдыш снова стоит колом по стойке смирно.
Подхватываю свою красотку на руки и несу в спальню. Положив на кровать, раздеваю её полностью, зацеловываю и вылизываю каждый сантиметр её шикарного тела.
С утробным рыком добираюсь до ее сладенького местечка. Языком развожу створочки устрицы в стороны, давая себе доступ к ее нежной насыщенно красной мякоти.
Первым делом кончиком языка залезаю под капюшончик клиторка, нащупываю упругую горошинку, полизызываю, посасываю и слегка прикусываю ее.
Любаша без стеснения демонстрирует мне свои эмоции. Каждый импульс её тела отдаётся в моем. Каждый стон отзывается моим рыком.
Красавица моя раскрывается больше, я глубже погружаю в неё свои пальцы. Она приподнимает таз, я чаще и твёрже провожу по передней ребристой стеночке её норочки.
Ловлю губами и пальцами пик её наслаждения, чувствую, что сам нахожусь на грани.
Переживаю вместе с Любашей её бурный оргазм. Сдерживаю себя, стараясь продлить её удовольствие. Выжидав минутку, вхожу в её норку.
Любашу снова пробивает дрожь. Она выгибает свое тело, стараясь прижаться ко мне как можно больше. Её внутренние мышцы от импульсов оргазма сжимаются больше, обволакивая и зажимая мой член.
Мы с Любой двигаемся сочлененно навстречу друг другу в едином порыве. Наши тела работают как единый механизм, действия которого сопровождают звуки разной высоты, тембра, длительности, громкости и эмоционального накала.
Пережив наш первый общий оргазм, мы тихо дремлем в объятиях друг друга.
Я думаю над тем, что ласкать свою женщину, доставлять ей удовольствие, вести её к апогею чувственного наслаждения, ощущая при этом искренний женский отклик, что может быть для мужчины важнее.
— Не хочу никуда ехать, — сквозь мысли слышу шелест Любашиного голоса. — Степушка, давай валяться в постели до самой поездки по твоему важному делу, а? Честно-честно, мне так с тобой хорошо, что совсем не хочется никаким ремонтом заниматься. Давай просто в костюмах Адама и Евы валяться, а? Степушка, я в обнимку с тобой готова все время совершать падеж в пучину страсти…
— Сладкая моя, я могу расценить последние твои слова, как признание в любви, — шепчу в ушко Любаше, поглаживая кончиком указательного пальца изюминки её грудей.
— Allnächtlich im Traume seh’ ich dich, Und sehe dich freundlich grüßen, Und lautaufweinend stürz’ ich mich Zu deinen süßen Füßen, — шепчет мне Любушка. — Я каждую ночь тебя вижу во сне В толпе незнакомых видений; Приветливо ты улыбаешься мне, Я плачу, упав на колени. Это Генрих Гейне, милый!
— Die Liebe sprach: In der Geliebten Blicke Mußt du den Himmel suchen, nicht die Erde, Daß sich die beßre Kraft daran erquicke, Und dir das Sternbild nicht zum Irrlicht werde. - нашептываю Любушке на ушко четверостишие немецкого поэта. — Любаша, в переводе читать? Хотя зачем я спрашиваю…
— Степа, смысл этих строк я отлично понимаю, но все же хочу услышать профессиональный перевод, — поднимаясь на локте, пристально с удивлением глядя в мои глаза, произносит Любонька.
— Пойми любовь! Ищи во взорах милой Небесных благ, а не земных страстей; Чтобы святой душа окрепла силой И не погас бы луч звезды твоей! Это Фридрих Рюккерт, Люба. Автора перевода не помню, к сожалению.
— Отличные слова. Просто шикарные. Степан Григорьевич, ты меня искренне удивляешь постоянно, — снова заглядывая в мои глаза, говорит Любаша. — У тебя не отличный, но очень достойный немецкий. Откуда такие знания языка и немецкой литературы.
— Ну, Любушка, "Мы все учились понемногу Чему-нибудь и как-нибудь, Так воспитаньем, слава богу, У нас немудрено блеснуть. Онегин был, по мненью многих (Судей решительных и строгих), Ученый малый, но педант. Имел он счастливый талант Без принужденья в разговоре Коснуться до всего слегка, С ученым видом знатока Хранить молчанье в важном споре И возбуждать улыбку дам Огнем нежданных эпиграмм", — цитирую кусочек из романа "Евгений Онегин" Александра Пушкина и хохоча продолжаю. — Мои славные родители уделяли нашему с братом воспитанию много внимания, что благотворно отразилось на нашем умственном развитии.