я тоже отмечаю.
— Вы — молодец, Иван Терентьевич Мальцев. Уверен, Вам за службу премия полагается. Обязательно доложу вашему руководству об этом, — да, надо мужику премию выписать, мысленно похвалив охранника, выезжаю с территории и рву что есть мочи в сторону Любушкиного посёлка.
Понимаю, что время для визита совсем раннее, но сил ждать и терпеть нет. Истосковался я по красавице моей за эти месяцы так, что щемит во всех стратегически важных мужских местах, но больше всего в сердце.
Главный орган моего организма теперь, к сожалению, будет щемить не только от любви. Однако, здесь уже ничего не поделать.
Слава Богу, военные хирурги, хоть успели жизнь мою спасти, проведя операцию на открытом сердце.
Извлеченный ими осколочек в виде сердца останется навсегда при мне, рядом с жетоном личного номера.
"Теперь точно все, Степан Григорьевич, на службе будет одназначно поставлен жирный "плюс". Медицинская комиссия тебя задробит, как пить дать. В принципе, о дальнейшей своей судьбе у тебя нет повода для переживаний. Свой долг Родине ты, Григорьевич, отдал честно. Если с ранними договорённостям пролетишь, то тебе есть, чем себя занять. И главное, у тебя есть твоя Любушка. Вот и живи ради нее, себя, родителей, детей, — думаю по дороге, размышляя о своем житье-бытье в части служебных перспектив и личной жизни. — Да, Степан Григорьевич, теперь самое важное для тебя Любаша и семья!"
На подъезде к посёлку думаю о звонке Дмитрию, чтобы ворота мне открыл, но в последний момент от идеи все же отказываюсь.
Подъехав к дому, некоторое время стою, пытаясь успокоить свое сердце.
Пока прихожу в себя, вижу, как ворота начинают тихо отъезжать в сторону.
Душа моя взлетает, ликуя, от предвкушения встречи с Любушкой.
Заезжаю во двор, заглушив двигатель, с колотящимся сердцем выскакиваю из салона, даже забыв Любашин букет на пассажирском сидении.
Быстрым шагом иду к двери, которую мне распахивает Дмитрий.
Нисколько не удивиляясь, обнимаю парня и похлопываю его по спине. Дима меня также приветствует.
— Дим, мама спит, да? Поднимусь к ней, ты не будешь против?
— Степан Григорьевич, мамы нет. Она…
— Любушка все же на ферме да? Ну, Мальцев — каброн старый, устрою ему выволочку, — от возбуждения выпаливаю, перебивая Диму и не позволяя парню говорить дальше. — Ладно, тогда помчался обратно, брать крепость штурмом…
— Григорьевич, да, подожди ты хоть секунду! — хватая меня за локоть и повышая голос, произносит Дмитрий. — Мамы нет на ферме…
— Не понял?! — говорю, снова перебивая Димку и оборачиваясь к нему. — В городе что-ли?
— Да, в городе, — крепче сжимая мой локоть, отвечает парень.
— Ну, все, понял и уже уехал, — произношу, пытаясь делать шаг вперёд.
— Деда, деда-да-а, — останавливает меня голос внука Пашки.
— Павлуха, здорово! — приветствую внука, который забирается на мои руки, как маленькая обезьянка. — Так теперь снова ничего не понял. Ты почему гостишь у Димы и Алёны? Кстати, Митя, а Алёна, ещё не в роддоме?
— Нет, она дома, ей до роддома месяц почти, а вот Маришку на прошлой неделе положили, давление высокое было, — поясняет Дмитрий, включая чайник и выставляя чашки на стол.
Сажусь с Павликом на руках за стол, ссаживаю мальца на отдельный стул.
— Мы Пашку к себе забрали, потому что Антон месяца назад улетел. Ну, Вы об этом явно и сами знаете, — завершив накрывать к чаю, говорит Дима. — Бабушка Сима Павла к себе звала, но он отказался наотрез…
— Дед, ну я же правильно поступил? Мне нельзя так далеко от мамы уезжать. Вдруг Степа родится, а меня рядом нет. Ой, опять проговорился, — встревая в разговор и прикрывая ручонками рот, вытаращив глазюки громко шепчет Пашич, которого я треплю по его вихрастой голове. — Дедуль, а ты поедешь с нами к маме? Вдруг уже братик мой родился.
— К маме, да, съездить надо, — произношу задумчиво, пытаясь сложить в голове пазлы, главный из которых Любаша.
— Дим, мама в Новосибе где живёт? У Ани с Женей или в квартире Евгения? — спрашивая, вижу, как напрягается лицо парня. — Чего молчишь?
— Мама в больнице. Её вчера под самую ночь скорая увезла. У неё кровоточащая язва желудка. Ну, я так думаю, — поникшим голосом сообщает Дмитрий.
— Чего ты молчал все это время?! Почему сразу мне не сказал о самом главном? — рычу на Дмитрия, резко встаю со своего места и направляюсь к выходу.
— Деда, ну, деда-а-а-а! Куда пошел? Ты что к маме моей с нами не поедешь? — тараторит Павлик, в голосе которого слышны слезы.
Беру себя в руки, возвращаюсь на место к внуку. Поворачиваю мальчишку к себе, провожу тыльной стороной ладони по лицу, вытирая слёзы.
— Ты же мужик, Паш, да? — спрашиваю, пристально смотря в глаза внуку.
Павел сглатывая слезы, кивает головой. Глядит на меня упрямым ожидающим взглядом.
— Пашка, ты извини меня, но Любаша наша заболела, и её срочно увезли в больницу. Тебе же нравится Любушка, да? Как ты считаешь, надо к ней съездить, чтобы проведать? — вижу, внук качает в ответ головой, хотя в глазах его стоят слезы. — Ну, вот, хорошо. Ты — молодец! Паш, предлагаю поступить правильно. Сразу в два места мы все вместе поехать не сможем. Значит, надо разделиться. Правильно? Ну, вот. Значит, давай решим с тобой так, сегодня ты с Димой и Аленой поедешь к маме, а я к Любаше в больницу. Все узнаю, и на днях мы с тобой вместе поедем к маме Маришке. Хорошо?!
Смотрю внимательно на внука в ожидании его ответа. Вижу Пашка думает и принимает решение.
— Хорошо. Я согласен, — вздыхая, произносит внук. — Только потом ты меня с собой к Любаше возьмёшь? Лады?!
Получив положительный ответ, Пашка утирает слезы и начинает пить чай.
Мы с Димой выходим из кухни.
— Григорьевич, я Вас заранее предупреждаю, мама выглядит не слишком хорошо, поэтому Вы будьте готовы к этому. Постарайтесь не напугать её и не расстроить своей реакцией на её внешний вид, — говорит мне парень, сообщая адрес больницы.
Смотрю на Димку строго, от нервов и злости играя желваками. Мне хочется задать ему только один вопрос: "Куда ты смотрел, если видел, что мать больна?"
Удерживаю себя, потому как знаю, все это время им всем пришлось нелегко.
Да и уверен я, Любушка сама "била" сына по рукам, когда он пытался её к врачу отправить.
Попрощавшись с Дмитрием и пообещав отзвониться о состоянии самочувствия Любаши, выезжаю на трассу и лечу на максимальной возможной скорости в Новосиб.
В больницу прибываю в рекордно короткое время. Медицинский персонал ещё только начинает собираться на дневную смену.
Выдержав сопротивление в приемном покое, воспользовавшись связями своей знаменитой матери, поднимаюсь на этаж терапевтического отделения.
Зайдя внутрь терапии, сразу направляюсь в поисках дежурного врача.
Не обнаружив его в помещении с табличкой "ординаторская", подхожу на сестринский пост.
— Девушка, доброе утро! В ваше отделение ночью поступила Любовь Петровна Гаврик. Я ее муж. Хочу жену свою увидеть и с врачом дежурным переговорить.
— Доброе утро! А кто Вам позволил в отделение зайти? Есть время посещения пациентов, если лечащий врач даст добро, тогда и приходите.
— Милая моя девушка, я четыре месяца жену не видел. В командировке был. Сегодня вернулся, а она в больнице, — говорю, придавая голосу и своим словам как можно больше убедительности.
— Ваша жена в данный момент находится в палате интенсивной терапии. Дежурный врач сейчас с вашей супругой, — более мягко произносит медсестра. — Давайте, я Вас провожу и вызову врача. Он сам Вам все и объяснит.
Мы вместе доходим до палаты. Я остаюсь снаружи ожидать врача. Мое сердце от переживаний то захлебывается от тахикардии, то замирает до уровня брадикардии.
Стою, как соляной столб, с мокрыми на нервной почве руками. Такое состояние для меня является непривычным, потому вызывает дополнительное раздражение.
— У Вас все нормально, — первое, что слышу от врача, вышедшего из палаты Любушки.
Представившись супругом Любы, очень убедительно обозначаю свою просьбу.
— Вы меня извините, что так нахраписто себя веду. Но убежден, что Вы и сами бы так же беспокоились о своей супруге. Мне только одним глазком её увидеть, ручку её поцеловать. Уверен, ей самой легче станет после этого, — говорю, а у самого голос хриплый от того, что в горле ком стоит.
— Хорошо, пока я заберу анализы Любовь Петровны, побудьте с ней. Жена Ваша все равно сейчас не спит, — вздыхая, отвечает мне доктор, направляясь в ординаторскую.
Тихо захожу в палату. На кровати под одеялом лежит моя красавица, вернее то, что от неё осталось. При виде худой и совершенно прозрачной Любушки с лицом белее простыни, у меня слезы на глаза наворачиваются.
Аккуратно сажусь на стул рядом с кроватью, беру в свою руку её ледяную ладонь. Пытаюсь согреть любимые пальчики своим дыханием. Любаша открывает глаза и начинает беззвучно плакать.
— Степушка! Мой Степушка! Ты вернулся! Живой! Любимый — мой! Единственный — мой! Люблю тебя милый мой! — очень тихим, практически безжизненным голосом, шепчет мне Любаша.
Приподнимаясь со стула, легко и нежно обнимаю её тело, ставшее совсем хрупким.
От бессилия и отчаяния мне хочется не то, что рвать и метать, а убивать. В голове пролетает мысль, что если не дай Бог случится страшное, еблану Гаврику сверну шею.
В этот момент в палату возвращается врач. Смотрит на нас обоих внимательно, но выражение лица мне его явно не нравится.
— Любовь Петровна, пришли результаты ФГДС вашего желудка и ваши анализы, — вздыхая как-то тяжко, произносит доктор. — Да, все же хорошо, что Ваш муж вовремя вернулся из командировки. Потому как появились некоторые обстоятельства, отягчающие лечение язвенной болезни.
— Доктор, может нам стоит выйти в коридор или ординаторскую, а Любушка пусть отдыхает? — задаю вопрос, в надежде объясниться по поводу здоровья Любы в коридоре без её присутствия.
— Уверен, что нам нужно все обсудить втроём, потому как вопрос серьёзный, — игнорируя мои слова, продолжает говорить врач. — Итак, у Любовь Петровны, как и было сразу понятно, кровоточащая язва желудка. Иного более серьезного в анамнезе нет. И это радует, можем выдохнуть. Протокол лечения в принципе стандартный. Однако, у Любовь Петровны есть ещё сюрприз, при котором нам нужно думать о более безопасной схеме лечения.