Вот лучшее ученье! — страница 4 из 13

А теперь обратимся к режиссерской мудрости. Тот, кто ставит на театральных подмостках пьесу (текст), создает дискурс (спектакль). Вот что писал известный режиссер А. Эфрос, размышляя о сценических проблемах (они удивительно близки нашим):

Матч транслировали прямо со стадиона, но могли бы транслировать и назавтра, записав вчерашнюю игру на пленку. Но тогда мы хотя и смотрели бы то же самое, а переживали бы уже не так. Потому что ведь и счет матча был бы известен и многие подробности также. Но даже и без этого – одно сознание, что это было вчера, а не сейчас, ослабляло бы наш интерес. И в театре все должно происходить сегодня, сейчас и на самом деле…

Ах, сколько ужасно важных вещей об искусстве можно понять, посмотрев хороший хоккейный матч.

Театр дискурсивен!

Перефразируем последнее цитируемое предложение – сколько важных вещей о тексте и дискурсе можно понять, посмотрев спектакль. Если в театре из текста (пьесы) сотворен дискурс (спектакль), он воспринимается зрителем как действие, которое происходит сегодня, сейчас, на самом деле… Можно вспомнить классический советский боевик «Чапаев». Постановщикам фильма удалось создать не текст, но дискурс – каждый повторный просмотр этого фильма неискушенным советским зрителем воспринимался как первый: это происходило не когда-то, а происходит сейчас. Вдруг Чапаев выплывет? Или это была пропаганда?

Театральный критик Б. Алперс пишет о постановке в театре имени Маяковского «Гамлета»:

Среди русских Гамлетов, ведущих свою родословную от Мочалова… были самые разнообразные, в том числе мстительные, грозные, которые приходили в мир… с карающим мечом в руках. Вместе с Самойловым на сцене появился светлый человечный Гамлет, Гамлет милосердный (3, с. 415).

Излишне говорить о том, что текст Шекспира не изменялся режиссерами на русской сцене никогда. Дискурсы же, соответствующие этому тексту, были различными.

А теперь обратимся к мудрости родительской. А. Эфрон (дочь М.И. Цветаевой) вспоминала:

Марина рассказала мне, еще не совсем четырехлетней, о последнем концерте… Паниной.

…Она была когда-то молода и прекрасна и пела так, что все теряли голову – все как один. Но время прошло… ее время прошло. Она состарилась; ушли красота, богатство, слава… только голос остался. …А она еще выступала – но слушать ее было некому, ее поколение сошло на нет, что до внуков, то они никогда не увлекаются тем же, чем деды! И вот она дает последний прощальный концерт: выходит на сцену все в той же черной шали, расплывчатая, седая, старая! В зале – только несколько последних неизменивших… Тени пришли на свидание с тенью. Время концерта давно истекло. Но она не уходит, она отказывается уходить! Песни рвутся, льются из груди – она поет! Поет одна, в пустом темном зале; мрак и голос; голос – во мраке; голос – осиливший мрак!

Увидев мое лицо, Марина осеклась, спросила:

– Ты поняла?

– Поняла, – ответила я и засмеялась. – Старуха пела, пела, а старики все ушли и свет потушили.

– Ступай! – сказала Марина, помолчав. – Ты еще слишком мала (4, с. 58).

Как это типично! Как часто современные школьники воспринимают «упакованную коммуникацию» – текст, оставляя без внимания дискурс. А когда еще эта коммуникация «упакована» в рамки сокращенного пересказа классики, выполненного под интригующим названием «Все классические произведения из школьной программы…».

А вот история, рассказанная Л. Чуковской А. Ахматовой:

…Мы влюбились в блоковскую «Незнакомку» и упоенно читали в два голоса или по очереди:

И перья страуса склоненные

В моем качаются мозгу.

И очи синие, бездонные

Цветут на дальнем берегу.

Мы еще никогда не пили вино, не видывали пьяниц с глазами кроликов, не знали ресторана – не понимали и того, что стоит за этими стихами, но любили их до упоения (3, с. 89–90).

Проницательная Анна Ахматова определила это состояние подруг как встречу с новой гармонией (с дискурсом в нашем понимании). Если бы современная средняя школа достигала хотя бы подобных результатов!

Ю.Е. Прохоров (6) предлагает классификацию дискурсов (проще говоря – классификацию впечатлений от текстов).

Так, есть реальный дискурс, т.е. понятый как положено понимать, максимально приближенный к авторским интенциям. Мы бы сказали, развивая эту мысль, что чем проще текст, тем реальнее дискурс.

Вот пример текста, сопровождаемого реальным дискурсом:

Государева свадьба. Первая свадьба Михаила Федоровича (с княжной Марией Долгоруковой) была отпразднована пышно. Ложе для новобрачных, по древнему обычаю, устраивалось на снопах, причем «от дурного глаза» полагалось, чтобы число снопов было 27. Сверху снопов укладывался ковер, на него перина. По свидетельству летописца, на брачное ложе Михаила Федоровича (гулять так гулять!) было положено одна на другую семь перин. Как взбирались молодые на этот Эверест, летописец не сообщает.

По ритуалу, новобрачная ждала супруга в Грановитой палате. Когда все было подготовлено к встрече, послали за венценосным женихом, призывая его словами: «Государь, царь и великий князь всея Руси! Время тебе, Государю, к своему делу идти». По обряду один из гостей во время свадьбы подходил к новобрачным в вывороченном шерстью наружу тулупе и желал невесте столько детей, сколько шерстинок в тулупе.

Характерной чертой свадеб того времени был обряд, по которому после обмена кольцами отец невесты ударял ее плетью и передавал дочь жениху вместе с плеткой. Особые двадцать человек боярских детей наблюдали, чтобы никто не смел «перейти пути» жениху и невесте.

В день свадьбы новобрачным есть не давали. Только после того как они, отведенные в свой покой, сообщали, что пребывают «в добром здравии», им позволялось съесть особую курицу, обернутую в скатерть и загодя отнесенную в сенник.

Торжественно завершался обряд «раскрывания» царицы. Раздвигался покров, заслонявший молодую женщину от царя, и в этот момент присутствующие могли увидеть царицу.

После окончания обряда новобрачную отводили в царский терем. Отныне никто не имел права ее видеть до конца брачной церемонии.

Латентный текст (в котором не все понятно) порождает латентный же дискурс. В латентном дискурсе присутствуют достаточно неожиданные выводы. Пример из «Мертвых душ» Н.В. Гоголя – описание странного поведения Чичикова породил у ряда обсуждающих эту проблему вывод – он хочет украсть губернаторскую дочку (услышали одно, вывод сделали другой). Вот к чему приводит неполное владение информацией! Аналогична ситуация, когда псевдоинформация о Чацком – В горах он ранен в лоб, сошел с ума от раны, – наложенная на глухоту адресата, дает вывод – Чацкий – франкмасон (Что? К Фармазонам в клоб? Пошел он в пусурманы?). Своевременный комментарий по идее должен способствовать превращению латентного дискурса в реальный. Чего не произошло, когда М.И. Цветаева пыталась объяснить своей маленькой дочери Але трагическую творческую судьбу стареющей певицы без должного комментария (см. выше).

Третий тип дискурса (а соответственно, и текста) – виртуальный, создающий подобие реальной коммуникации. Но только подобие. Такой тип дискурса обрушивают на головы легковерных граждан различного рода гадалки.

Вот пример толкования одной из скандинавских рун (руна – текст, толкование – дискурс):

Руна Уруз – это руна внутренней силы. Она не проявляет себя явно, но формирует будущие обстоятельства, несет с собой перемены. Если старая форма существования ситуации устарела, она должна отойти в прошлое. И этому будет способствовать руна Уруз. Она приводит ситуацию в движение, развитие, способствует ее становлению и делает нестабильной. Вам может показаться, что Вы теряете контроль над событиями. Но очищающая сила руны Уруз изгонит из вашей жизни лишь то, что может ослабить Вас. Поэтому приготовьтесь использовать возможности того, что внешне может выглядеть как потеря.

Жаждущий узнать свое будущее «примеряет на себя» этот текст. Итог примерки – виртуальный дискурс. Наши далекие предки в области гадания тоже были не промах. Вот русский вариант:

Старик и князь подошли к мельнице.

– Смотри, князь, под колесо, а я стану нашептывать.

Старик прилег к земле и, еще задыхаясь от страха, стал шептать какие-то слова. Князь смотрел под колесо. Прошло несколько минут.

– Что видишь, князь?

– Вижу, будто жемчуг сыплется, будто червонцы играют.

– Будешь ты богат, князь, будешь всех на Руси богаче!

Вяземский вздохнул.

– Смотри еще, князь, что видишь?

– Вижу, будто сабли трутся одна о другу, а промеж них как золотые гривны!

– Будет тебе удача в ратном деле, боярин, будет счастье на службе царской! Только смотри, смотри еще! Говори, что видишь?

– Теперь сделалось темно, вода помутилась. А вот стала краснеть вода, вот почервонела, словно кровь. Что это значит?

Мельник молчал.

– Что это значит, старик?

– Довольно, князь. Долго смотреть не годится, пойдем!

– Вот потянулись багровые нитки, словно жилы кровавые; вот будто растворяются и замыкаются, вот…

– Пойдем, князь, пойдем, будет с тебя! (А.К. Толстой. «Князь Серебряный»).

Да и сейчас гадалки пользуются вовсю возможностями виртуального дискурса.

И, наконец, квази-дискурс.

Он может возникнуть в ситуации, когда непонятен весь текст, а осмыслить прочитанное (услышанное) надо. Типа смотришь в книгу, а видишь фигу.

Из культовой некогда книжки братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу»: