Ну, думаю, Федяра, разбирайся теперь сам, вишь чего нахулиганил, ведь ехали, как культурные люди, так нет!
А дядя Коля говорит:
— Та-ак, сейчас мы с вами тут разберемся. Граждане пассажиры, подходи.
Все и так уже нас окружили, просить не надо. Студентка заплаканная за щеку держится, марьинский парень шею потирает, почтальонки на нас как на хулиганов глядят.
— А не надо было и сажать их!
Марьинский говорит:
— Кто такие, как фамилия, пять суток губы!
— Погоди, погоди, — говорит дядя Коля, — этот факт как можно понимать? Как нападение на водителя в период рейса!.. Влекущее за собой простой техники… Срыв графика… А, не так, что ли? Вот как можно понимать!..
— Вредные какие… — говорит почтальонка. — Чего глаза, вытаращил?
Это она мне, а я в чем виноват, это Федяра.
А дядя Коля:
— Погоди, погоди… Это, граждане пассажиры, ни в какие ворота не лезет, с этим нас призывают бороться, да мы и сами такого же мнения!
Ну, думаю, Федяра, погоди…
— Их, дьяволов, крапивой надо выдрать! — говорят почтальонки.
— К крапиве они привычные, — говорит дядя Коля, — от нее эффекту не будет, а я, как водитель, предлагаю: лишить их права дальнейшего проезда в направлении райцентра. Пускай пехом потопают, в какую хочешь сторону, хоть туда десять километров, хоть пять сюда.
Коля спрашивает:
— Это в какую же сторону будет пять, к дому или в Красную Гору?
— В Красную Гору вам ближе будет, — говорит марьинский парень. — Значит, сначала Сергино, потом Антониха, потом Посушиха, потом Ягодки…
— Ишь они, — говорит дядя Коля. — Интересуются!.. Ну все, проголосовали. Эдак я совсем из графика выбьюсь. Залезай!
Вошли пассажиры в автобус, опасливо озираются, нет ли еще там пчел, но пчелы все через дверь вылетели, а четыре подохли. Пчела ведь если ужалит, то больше уж не живет.
— Вот так, — говорит дядя Коля, — отныне чтобы и близко к машине не подходили.
Неужели, думаю, и правда он нас в такой далище бросит! А ведь у Саньки нога нарывает.
Я говорю:
— Дядя Коля, ведь у Саньки нога нарывает, нехорошо тебе нас бросать!
Но дядя Коля этого, видно, уже не услышал. Автобус выпустил клуб синего газу и покатил.
Ванька побежал за ним, закричал:
— Посади, дядя Коля!..
Но автобус скрылся за поворотом.
Лес навалился на нас со всех сторон, чужой, молчаливый. Сосны да вереск, ни одной травинки кругом.
— Ну, — говорю, — Федяра, что скажешь?
Федяра тут и заревел.
— Я, — говорит, — и не хотел выпускать пчел, что я — дурак, да?.. Они в бутылке были, я и не хотел…
Я кричу:
— А зачем брал?
— Я для кильковской продавщицы, я и не хотел выпускать, что я — дурак, да?..
Ревет Федяра, слезы на кулак наматывает, ну что ты будешь с ним делать! Вот какая привычка у человека, всякую дрянь с собой таскать. Пчелы, конечно, не дрянь, они мед с цветков собирают, а сейчас-то что делать? Домой — десять, до Красной Горы — пять, куда же идти?
Я говорю:
— Домой или в Красную Гору?
— В Красную, в Красную, — говорит Коля. — А Федяре я сейчас шею начищу.
Коля еще не договорил, а Федяра уж бросился бежать. Коля за ним. И мы пошли вперед по дороге. Скучно идти пешком, муторно, лес кругом, словно глухой, молчит, даже птиц в нем нет.
Я говорю:
— Ну как, Санька?
А они с Ванькой отвечают:
— Как-нибудь-то дойдем…
Вдруг от поворота Федяра с Колей кричат:
— Автобус! Автобус!
Бросились мы вперед, смотрим, а за деревьями, и правда, наш автобус виднеется! С белой каемочкой, голубой!
На дороге стоят дядя Коля и почтальонка и нам руками машут. Мы подбежали к ним, пыхтим. Дядя Коля спрашивает:
— Поняли теперь, какое я вам придумал наказание?
Мы говорим:
— Поняли! Поняли!
— Будете еще шкодничать?
Мы говорим:
— Нет, дядя Коля, нет!
— Ну, полезай.
Прикатили мы в Красную Гору
Прикатили мы в Красную Гору, это большое село! На площади два каменных дома, всякие тут у них магазины, парикмахерская имеется, улицы в разные стороны по горе ползут. Даже из всех наших окрестных деревень не сложить бы Красную Гору, вот каково село. Посреди площади бочка серебряная, на ней написано «Квас». При бочке сидит тетка с зонтиком, кто к ней подойдет, тому она и наливает.
Вот куда Митя поехал, где ж его тут искать? Ведь народищу кругом ходит, кто с ведром, кто с кошелкой, кто с книгой, а одна тетка впереди себя катит коляску. Я говорю Коле:
— Гляди, какая коляска.
А он говорит:
— Да-а, дела…
Федяра говорит:
— Вот люди живут! Квас бочками потребляют.
Коля остановился и стал какую-то вывеску читать.
— Сдавайте ягоды и грибы по пре… по прей-ску-ранту… Это по какому, значит, прейскуранту?
— За деньги небось, — говорит Федяра.
— Это грибы-то?.. Да-а… — говорит Коля. — Вот люди живут.
Стоят наши равенские посреди площади с бутылками в руках и по сторонам глазеют.
Я говорю:
— А все-таки нет у них такого простору. И реки у них нет.
А меня никто не слушает.
— Чего, — говорю, — разглазелись, бутылки надо идти сдавать.
В магазине была длинная очередь
В магазине была длинная очередь, продавщица всем колбасу отвешивала. Мы к прилавку протиснулись, я спрашиваю:
— Примете ли у нас бутылки?
Все тут загудели:
— В очередь, в очередь, Зина, не принимай у них!
Я говорю:
— Не встревайте. Примете ли у нас бутылки?
Продавщица говорит:
— Приму, когда очередь подойдет.
Федяра спрашивает:
— Почем колбаса?
Продавщица кричит:
— Да не лезьте к товару, подите вы отряхнитесь! Вон какие блондины, на них же можно рисовать!
Санька с Ванькой хлопнули друг друга, а от них пыль повалила клубами.
В очереди кричат:
— Да не здесь, не здесь, на улице!
Я говорю:
— Граждане, не обижайтесь, мы на автобусе ехали, а дождика-то все нет, дорогу в пыль перетерло, а кто из вас местные, тот, может, и знает нашего Митю, он на баяне хорошо играет, сам-то он равенский, а теперь где-то тут у вас живет!
В очереди все замолчали, а потом заговорили друг с другом:
— Митю?.. Это какого же Митю? Не Андрея Петровича зятя?
— А может, Митрия-Матюху?
Продавщица говорит:
— Да полно, разве он на баяне играет? Что-то я не слыхивала.
— А может, Шуры Семичевой сосед?
— Это который пожарник?
Я говорю:
— Да нет, он не пожарник!
В это время Коля запнулся за пустой ящик, Коля не виноват, я видел, из ящика железяка торчала. И Коля упал, и ящик упал.
Продавщица кричит:
— Зачем трогаешь тару?
Федяра говорит:
— Колбаса-то почем?
— Ну, бог послал архаровцев, — говорят в очереди, — Зина, отпусти ты их, проклятущих, а то они тут тебе наделают делов.
Нам дали шестьдесят копеек за пять бутылок, шестая оказалась с браком, это пятью десять — будет пятьдесят, да еще пять на два, ноль пишем, один в уме.
На площади Федяра сразу спрашивает
На площади Федяра сразу спрашивает:
— Интересно, а почем квас?
Я говорю:
— Да не приценивайся ты, Федяра, не приценивайся! Все равно мы дяде Коле должны, еще и не хватит, так что ты эту идею из головы вынь да брось.
Федяра говорит:
— Я идею выбросил, я просто спрашиваю для интересу.
Вдруг Санька говорит:
— А вон Куварин…
Смотрим — и правда, навстречу нам Куварин идет. На нем новая кепка, а сзади ярлык болтается. Подошел он к нам и говорит:
— А я видел, как вы на автобусе приехали.
Я говорю:
— Куварин, ты как здесь?
Он отвечает:
— Я еще раньше вашего. Моя мама в рядах картошкой торгует, вот потому я и здесь.
А мы когда шли, то сразу заметили, что в боковушке между двумя улицами есть торговые ряды.
— А я себе фуражку купил, — говорит Куварин.
Федяра спрашивает:
— Почем фуражка-то?
Куварин отвечает:
— На два семьдесят.
Коля хотел оторвать ярлык у его фуражки, но Куварин увернулся и говорит:
— Ты-ы, не открывай!..
— А куда ты идешь? — я спрашиваю.
— А никуда, — говорит Куварин. — В рядах мне сидеть надоело, магазины я уже все обошел, так что никуда не иду. А сейчас только шел к вам.
Я ребят спрашиваю:
— Может, мы его с собой возьмем?
Тут Коля отвернулся.
Я говорю:
— Куварин, ты не проболтаешься? Мы ведь Митю идем искать.
Куварин говорит:
— Нет, я не проболтаюсь.
— Ну, иди с нами. Ребята, он же наш, равенский, пусть он с нами идет.
Куварин говорит:
— Я же ваш, равенский. Вот хотите, пойдемте квасу напьемся?
Федяра тогда говорит:
— Ребята, он же наш, равенский, пусть он с нами идет!
Тогда все мы пошли к бочке с квасом.
Тетка из-под зонтика говорит:
— Вон ты, который в новой кепке, ты уже сегодня третий раз.
Куварин отвечает:
— Да, я сегодня третий раз.
— Мать-то картошку расторговала?
— Полмешка только, — говорит Куварин.
— Плохо, плохо идет картошка, — говорит тетка. — А вы на кильковском автобусе давеча приехали, ко мне не подошли, а сразу в магазин.
Я говорю:
— Правильно, а как вы заметили?
— А я, — говорит тетка, — недаром посреди площади сижу, я все вижу, все! От меня не утаишься!
Куварин говорит:
— Трижды шесть… двадцать четыре… Каждому по маленькой и сдачи шесть копеек.
— А вы чего приехали? — спрашивает тетка. — Так, от баловства, или по делам?
Я говорю:
— По делам. Дела у нас, мы Митю хотим отыскать нашего, равенского. Он у вас на учебе, а в деревне Люба осталась.
— Это который с баяном приехал?
Я даже квасом поперхнулся.
— Да! — кричу. — Да!
— Что-то давненько его не видела, — говорит тетка.
Я кричу:
— Да где же он живет?
— Вон на квартире у Мухина, у свово дяди, пойдете прямо, потом по Разуваевке, по левую руку четвертый дом, у них еще куры марганцовкой меченые, а в палисаднике мальва растет.