А раз зерно вянет, а раз колос сохнет — чертова батька будешь лепешки есть…
Это не мы, старые люди еще так говорили…
Выходит, новые способы нужны, потому старые подкачали…
Хотя, ежели по правде вам сказать, старые те способы… Эх, и хорошие же были способы!..
Возьмите земледелие.
Сеешь… Так думаешь разве о том, как глубоко пахать и какой сеялкой сеять?..
Дурак был бы я так думать!..
Вышел, надел мешок на шею, перекрестился:
— Во имя отца и сына и святого духа, аминь! В добрый час!
Посеял, стал посреди нивы, поглядел на все четыре стороны, еще раз перекрестился:
— Уроди, боже, на трудящего, на ледащего, на просящего, на крадящего и на всякую долю.
И все.
Пришел домой и — к жинке:
— Уже! Давай поужинать.
И ходишь себе, по хозяйству там что-нибудь поделаешь, а она тебе и растет да растет…
И бог был как бог.
Если и не уродит на трудящего, то на ледащего, и на просящего, и на крадящего обязательно уродит…. . . . . . . . .
Севообороты теперь пошли…
Делят десятины на участки и высчитывают потом, где, что и когда посеять…
А прежде хорошие хозяева сами знали, где сеять нужно…
Где раньше всего загремит гром, там и сей, потому что там лучше всего уродит…. . . . . . . . .
Опять же засуха…
Чего только теперь не выделывают, чтобы от засухи избавиться! И ранние пары, и унавоживание, и бурьяны уничтожаешь, и землю разрыхляешь, и пропашные растения сеешь…
А раньше разве это делалось?..
Да никогда на свете!..
Обольешь, бывало, водой пастухов или украдешь крест с могилы висельника и бросишь его в болото, и пойдет дождь.
А то запрягутся девчата ночью в плуг, вспашут улицу, нарвут овощей, посадят в свежие борозды, возьмутся за руки и вокруг того "огорода" нового:
— Дождик, дождик, приходи!
И пошлет господь дождь. . . . . . . . .
Хороши были старые способы!
Да, времена теперь не те!
Не берут они, эти способы, не помогают.
Бог испортился…
Молишь-молишь, молишь-молишь — ничего. Нету урожая…
Вот тут и задуматься нужно…
Нужно, потому что посмотришь на совхоз или на коллектив — там лучше…
И рожь лучше, и пшеница лучше, и все лучше.
Что бы оно значило?
Сказать, что богу молятся, так нет.
Выходит, что земля изменилась, новых способов требует…
С одной стороны — в коллектив идти очень все-таки не хочется, ибо что там ни говори, а оно "коммуния"…
А с другой стороны — нужда наседает… До того наседает, что такими местами светишь, какими сроду не светил.
Вот тут тебе и покумекай.
Что делать, и не скажу…
Оно все-таки правда. Как-то заехал мне в ухо Пилип, а человечище он здоровый. Один не осилю… Попросил кума — вдвоем хорошо набили… Втроем, пожалуй, еще лучше бы набили.
Выходит, вроде коллективом лучше…
Вот задача. . . . . . . . .
Между прочим, на Украине уже тысячи коллективов…. . . . . . . . .
Вот задача!
1925
Перевод Е. Весенина.
Днепром
Плыви коса, уплыви с водой,
Я пойду вслед за тобой…
Это песня такая…
Пойте ее, если охота, сами, так как меня она в данном случае абсолютно не касается.
Я не коса, никто мне не поет жалобно "плыви", и никакая дивчина, что косу чешет, не идет "вслед" за мной. Единственное, что из этой песни мне осталось, — это то, что я вправду "плыву, уплываю с водой", но этого для песни, да еще для жалобной, маловато.
Просто плыву, и все.
Приехал на пристань, взошел на "Коммунар" (пароход так называется) и сел на скамейку…
Гудок прогудел трижды, командир крикнул:
— Отдай концы!
Концы эти ему отдали, он нагнулся и гаркнул в медную дудочку:
— Вперед! Малый!
Пароход тронулся, по его бокам залопотали колеса, я "сделал ручкой" знакомым, что стояли на пристани, и поплыл, — и все.
Так вот и плыву…
Поплыл я, нужно вам знать, от Киева. Поплыл, как уже сказано, "уплыви с водой", то есть в ту сторону, куда течет река.
Река, которой я плыву, называется Днепром.
Ну что же, значит, про Днепр.
Нет, давайте я сначала про Киев, как на него с Днепра смотрится, а потом уже про Днепр, а то Киев вот-вот уже исчезнет, а Днепр протянулся аж туда, где врангелевские жабы дают вот той самой штуки, что… Как же оно называется?..
Ну и красивый же с Днепра Киев, "мать городов русских"! Разлегся старый над кручей, слепящими огоньками прикрылся, зелеными ветками окутался, закурчавился и лежит…
Да такой уж он зеленый, да такой уж он пышный, да такой уж он высокий и приглядный, что глаз от него оторвать невозможно.
Вот взгляните вы на него.
Вон Перунов холм. Там золотой бог стоял, громы и молнии в старых людей метал. Сердитый бог был!.. Падали перед ним люди до тех пор, пока он сам не упал головой в седые днепровские волны.
Владимирская горка, Пролетарский сад. Все это высоко, все это зелено, все это над Днепром…
Над Днепром, а не над Лопанью.
Вот плывем и на Днепр заглядываемся.
Челночок сзади нас плывет, а в челне парочка… Прижались друг к другу плотненько, уцепились один в другого и милуются… На воде милуются.
Да расцепитесь же, православные, ведь место же какое историческое! На этом самом месте Владимир коллективно всех киевлян перекрестил. Ай, ай, ай! Такое место, а они целоваться! Ну и народ пошел!
Печерск… Там "Арсенал". Понимаете, что это значит? То-то!
Это нынешнее.
А рядом Аскольдова могила… Это побочное.
А дальше Лавра. Это сплошные мощи.
А чтобы до Лавры доплыть, под новым цепным мостом плыть нужно. А он в алых флагах весь да в сосновых ветках…
А над ним Лавра.
А в Лавре:
— Бам!
А флажки — красные флаги на новом цепном мосту:
— Трип, трип, трип.
За животы хватаются, хохочут красные флаги.
Это они над Лаврой.
А дальше Выдубецкий монастырь (один дядько называл его не иначе, как "Вылупецкий"). Там где-то кто-то выдыбал и не выдыбнул.
И кручи, кручи, кручи… Да зеленые, зеленые, зеленые! Да кудрявые, кудрявые, кудрявые! Да хорошие, хорошие, хорошие! Да высокие, высокие, высокие! Да пахучие, пахучие, пахучие!
А вы в Харькове сидите. . . . . . . . .
Так вот над Днепром кручи, значит, пошли.
А под ними, под кручами теми, Днепр.
Ну давайте теперь про Днепр.
Тут много не скажешь. Николай Васильевич Гоголь (был такой русский корреспондент) опередил.
Прочитайте Н.В.Гоголя про Днепр, все равно я против него вряд ли врежу.
Знаете вот это его: "Чуден Днепр при тихой погоде", и т. д.
Так и теперь еще "чуден Днепр". "Когда вольно и плавно" несет он воды свои до моря до Черного. И вода в нем хороша. Синяя такая вода и мокрая. Вот только воды этой теперь маловато. Зима была поганенькая, паводка не было, и даже Турханов остров и Слободка около Киева в этом году не купались в весенних днепровских волнах. Побаиваются, выдержит ли в этом году Днепр навигацию, так как уже теперь — а это еще май месяц — голенькие у него такие места, которые в такое время никогда голыми не бывают.
А все-таки хорош Днепр!
Плывет себе и плывет. Мерцают в нем звезды, месяц золотую дорогу по нему вымостил, а от мостов киевских кто-то в него огненные штанги повтыкал, и не гаснут, и не шкварчат, и не парят они. Не боятся эти штанги холодной воды днепровской.
А по Днепру плоты плывут, а на плотах на тех костры горят, а от тех костров ветерок искры вздымает…
Это сверху, из Полесья, на низ деревесину трудящийся люд гонит, гонит и песни распевает. А деревья те под зубастую пилу пойдут, пила та поделит их на доски и на горбыли, а досками теми наша республика отстраивается…
Плывет Днепр…
А справа над Днепром круча, а слева поля да луга.
Может быть, про природу хотите?
Какая природа на Днепре?
А как вы считаете, какая такая может быть на Днепре природа, если на дворе май месяц?
Такая, братцы, природа, что петь хочется. Зеленое все. Кудрявое все. И панов нигде не видно. Вот вам и природа.
Вон поля, вон луга, вон сенокосы, вон лесочки, вон села, и все это наше. Вот вам и природа. Вот там в верболозе соловей техкает, так, как вы думаете, для кого он техкает? Для пана? Черта лысого! Для дядька техкает. Нет панов.
Знаете, что уже восемь лет паны в Днепре не купаются. А если где-нибудь и выкупается, так все равно он без права голоса, — вода по нем только сверху перекатится, не пристанет, потому что Днепр теперь "трудящий элемент", а не для игрушек каких-то плывет.
Вот вам и природа.
Плывем…
Триполье.
Здесь бандит Зеленый красную кровь пускал, синие волны днепровские краснели от крови рабоче-крестьянской…
А на той крови союз вольных республик вырос…
Стайки… Ржишев… Ходоров… Переяслав… Канев…
На Монашьей горе Тарас Григорьевич стоит, солнцу усмехается, так как:
Расковались, побратались,
Царя отдали палачу.
Учимся. И чужому научаемся и своего не чуждаемся.
Чтоб поля необозримы,
Чтобы Днепр и кручи
Было видно…
И летают по Днепру селянские челночки, а над Днепром птицы…
А Днепр плывет да плещется в зеленых берегах.
Содрогнется только, как "Коммунар" гаркнет звонким паром, и вновь плывет.
Плывет да грудь "Коммунару" подставляет… И не больно Днепру, что по груди его волнистой "Коммунар" бежит.
С чего бы ему было больно, если всего год, как увидел он на груди своей такие пароходы, как "Коммунар"?
Советская власть такой пароход оборудовала — гордость Днепровского пароходства.
Так с чего бы ему болеть?
Наоборот, Днепр гордится, весело плещет в новенькие, беленькие борта "Коммунаровы".
Не задавайся, мол, Волга, и у меня уже есть такой, как у тебя.
Плывем.