Вот так мы теперь живем — страница 44 из 159

– Закрой на минутку дверь, – сказала она.

Он подчинился, и миссис Хартл упала ему на грудь, не целуя его, но глядя ему в лицо.

– Ах, Пол, милый! – вскричала она. – Пол, любовь моя! Я не вынесу расставания с тобой! Нет, нет, никогда! Клянусь! Верь мне! Из любви к тебе я готова на все – только не утратить тебя.

Затем она отстранилась от него и, заламывая руки, отвела взгляд.

– Но, Пол, сегодня я намерена выполнить свое обещание. Этот вечер задумывался как остров в море наших бед, маленькие каникулы посреди суровых школьных будней, и я не испорчу его под конец. Ты же придешь ко мне скоро, правда?

Он кивнул, затем обнял ее, поцеловал и вышел без единого слова.

Глава XXVIII. Долли Лонгстафф идет в Сити

О воскресной карточной игре в «Медвежьем садке» читатель уже знает. На следующий день сэр Феликс не пошел в клуб. Он был уверен, что Майлз Грендолл у него на глазах раз или два подменил карту. Как действовать в таких обстоятельствах, сэр Феликс не знал. С такой формой негодяйства он при всей своей испорченности столкнулся впервые и находил ее чудовищной. Какие шаги предпринять? Он не сомневался в увиденном, но боялся, что Ниддердейл, Грасслок и Лонгстафф ему не поверят. Можно было сказать Монтегю, но Монтегю не имел в клубе большого веса, а значит, был в данном случае бесполезен. Во вторник сэр Феликс снова не пошел в клуб и мучительно страдал без привычного развлечения, однако дело было слишком серьезным, чтобы смотреть на него сквозь пальцы. Он не решался молча сесть за карты с шулером. В среду вечером жизнь стала для него нестерпимой, и около пяти он небрежной походкой вошел в клуб, где, разумеется, увидел Долли Лонгстаффа. Тот пил херес с горькой настойкой и приветствовал его вопросом: «Куда вы запропали?»

Сам Долли в этот миг был преисполнен сознанием выполненного долга. Он посетил сестру, написал резкое письмо отцу и ощущал себя деловым человеком.

– У меня были другие заботы, – ответил Феликс, который в эти два дня маялся от невыносимой скуки.

Затем он упомянул деньги, которые Долли ему задолжал, – не жалуясь, не прося расплатиться немедленно, но объясняя с важным видом, что они были бы сейчас очень кстати для задуманной коммерческой операции.

– Для меня чрезвычайно существенно прикупить эти акции, – сказал Феликс.

– Разумеется, вы должны получить ваши деньги.

– Я не о том, старина. В вас я совершенно уверен. Вы не такой, как Майлз Грендолл.

– Да. Бедолаге Майлзу неоткуда взять денег. Я могу их добыть, а значит, должен расплатиться.

– Грендолла это не извиняет, – покачал головой сэр Феликс.

– Карбери, человек не может заплатить, если ему нечем. Платить, конечно, надо. Полчаса назад мне принесли письмо от наших поверенных – вот оно.

И Долли вытащил из кармана письмо, которое действительно распечатал и прочел в последний час, хотя у него дома оно лежало с раннего утра.

– Родитель хочет продать Пикеринг, а Мельмотт – купить. Без меня родитель продать не может, я запросил половину. Я знаю, что почем. Моя доля в собственности больше, чем его. Имение не ахти какое, и речь о пятидесяти тысячах фунтов сверх долгов, которые на нем висят. Двадцати пяти тысяч мне достанет выкупить из залога мое собственное имение и остаться с приличными деньгами. Судя по тому, что пишет этот малый, родитель согласится на мои условия.

– Клянусь Богом, Долли, вот так счастье вам привалило!

– О да. Конечно, мне нужны деньги. Но мне не хочется продавать имение. Я насчет себя не обольщаюсь. Я адски ленив и не могу заставить себя делать то, что нужно, и все равно у меня такое чувство, что плохо разбазаривать фамильную собственность. Ее надо беречь.

– Вы никогда не жили в Пикеринге.

– Да, и не знаю, есть ли от него какой прок. Он дает нам три процента от своей стоимости. Родитель платит по своим долгам шесть процентов, а я – двадцать пять. Я знаю об этом больше, чем вы думаете. Его надо продать, и теперь, думаю, оно продастся. Старый Мельмотт в курсе, так что, если хотите, я завтра пойду с вами в Сити, и мы рассчитаемся. Он даст мне тысячу вперед, и вы купите акции. Обедать будете здесь?

Сэр Феликс ответил, что пообедает в клубе, но с чрезвычайно загадочным видом объявил, что не будет потом играть в вист. Он охотно согласился на предложение Долли посетить завтра Эбчерч-лейн, но не сразу убедил того назначить час, сообразный с обыкновениями Сити. Долли предлагал встретиться в клубе в четыре. Сэр Феликс назвал полдень и предложил заехать к Долли на квартиру. Наконец сторговались на двух часах, затем вместе пообедали. Майлз Грендолл ел один за соседним столом. Долли и Грендолл часто переговаривались, но молодой баронет не присоединился к их разговорам, а Грендолл не обращался к сэру Феликсу.

– Что за кошка пробежала между вами и Майлзом? – спросил Долли, когда они вышли в курительную.

– Я его терпеть не могу.

– Знаю, между вами никогда не было любви, но все равно вы с ним и разговаривали, и в карты играли.

– Играл, да! Несмотря на весь свой воскресный выигрыш, он сейчас должен мне больше вашего.

– Потому-то вы два последних вечера не играете?

Сэр Феликс мгновение молчал.

– Нет, по другой причине. Я завтра в кэбе вам расскажу.

Затем он ушел из клуба, объявив, что поедет к Мари Мельмотт. Он и впрямь доехал до Гровенор-сквер, но, оказавшись у дверей дома, входить не стал. Что проку? Без разрешения старого Мельмотта дальше ему не продвинуться, а самый верный способ это разрешение получить – покупкою акций доказать, что у него есть деньги. Что сэр Феликс делал до конца вечера, читателю знать не нужно, но домой он вернулся в относительно ранний час и нашел там записку от Мари.


Среда

Дорогой Феликс!

Почему мы тебя не видим? Маменька не будет возражать против твоего прихода, а папенька в гостиную не заглядывает. Разумеется, здесь мисс Лонгстафф и вечером всегда гости. Сейчас мы едем обедать к герцогине Стивенэйдж. Папенька, маменька и я. Маменька сказала мне, что там будет лорд Ниддердейл, однако ты не бойся. Я не люблю лорда Ниддердейла и не выйду ни за кого, кроме того единственного, кому отдано мое сердце. Ты знаешь, кто это. Мисс Лонгстафф злится, потому что не может поехать с нами. Вообрази, она сказала мне, что не понимает, как ее могут оставить одну! Потом мы едем на музыкальный вечер к леди Гамут. Там мисс Лонгстафф будет с нами, но она говорит, что ненавидит музыку. Такая зазнайка! Мне удивительно, для чего папенька ее пригласил. Завтра вечером мы дома, так что, пожалуйста, приходи.

И почему ты мне ничего не написал через Дидон? Она нас не выдаст. А если и выдаст, что с того? Я буду тебе верна, даже если папенька изобьет меня в решето. Он когда-то велел мне принять предложение лорда Ниддердейла, а потом велел ему отказать. Теперь он снова хочет, чтобы я согласилась. Но я не соглашусь. Я не выйду ни за кого, кроме моего ненаглядного.

Твоя на веки вечные

Мари


Теперь, когда у барышни появился свой интерес в жизни, она хотела взять от любви все, однако то, чему она предавалась с упоением, сэр Феликс находил «докукой». Он готов был жениться на ней завтра – при условии, конечно, что получит деньги, – но не готов был на утомительные ухаживания. В делах любовных он предпочитал Руби Рагглз.

На следующий день Феликс заехал за другом в назначенное время и всего час ждал, пока тот позавтракает, а потом натянет ботинки и сюртук. По дороге в Сити Феликс рассказал свою ужасную историю про Майлза Грендолла.

– Клянусь Богом! – воскликнул Долли. – И вы думаете, что видели, как он это делает!

– Я не думаю. Я совершенно точно видел это трижды. Полагаю, у него всякий раз был в рукаве туз.

Долли молча обдумывал услышанное.

– Как мне лучше поступить? – спросил сэр Феликс.

– Клянусь Богом, не знаю.

– А как бы поступили вы?

– Никак. Не поверил бы своим глазам. Или, если бы поверил, постарался их отвести.

– Вы не стали бы с ним больше играть?

– Отчего же. Стал бы. Не играть так скучно.

– Но, Долли! Подумайте!

– Все замечательно, старина, но думать я об этом не буду.

– И не дадите мне совет.

– Да, пожалуй, я предпочел бы ничего вам не советовать. Лучше бы вы мне ничего не говорили. Отчего вы рассказали мне? Отчего не Ниддердейлу?

– Он мог бы спросить, отчего я не рассказал Лонгстаффу?

– Не спросил бы. Никто бы не подумал, что для такого разговора можно выбрать меня. Ей-богу, я бы не поехал, если бы знал, что мне придется выслушать.

– Чепуха, Долли.

– Очень хорошо. Не в моих силах такое вынести. Я уже весь дрожу.

– Вы собираетесь по-прежнему с ним играть?

– Само собой. Если он выиграет очень много, я, быть может, об этом подумаю. О, вот и Эбчерч-лейн. Идемте к толстосуму.

Толстосум принял их куда любезнее, чем ожидал баронет. Разумеется, о Мари Мельмотт речи не заходило, и болезненная тема имущества сэра Феликса не затрагивалась. И Долли, и сэр Феликс изумились, как быстро великий финансист понял их желания и с какой готовностью поспешил удовлетворить. Не прозвучало ни одного неудобного вопроса о причинах долга между молодыми людьми. Долли пришлось подписать два документа, сэру Феликсу – один, после чего их заверили, что дело сделано. Мистер Адольфус Лонгстафф уплатил сэру Феликсу тысячу фунтов, и мистер Мельмотт принял поручение сэра Феликса Карбери на покупку десяти железнодорожных акций. Сэр Феликс попытался вставить слово и объяснить, что его цель в этой операции – немедленно получить деньги за перепродажу акций и делать так постоянно, покупая дешево и продавая дорого. Он, без сомнения, верил, что, как директор, может продолжать эту игру бесконечно – покупать и продавать, покупать и продавать, извлекая таким образом регулярный доход. Насколько он понял, это позволяли Полу Монтегю – только оттого, что он изначально внес какие-то деньги. Мистер Мельмотт был сама сердечность, но в подробности входить не стал. Все в порядке. «Вы хотите продать снова – разумеется, разумеется. Я буду следить для вас за рынком». Выходя из комнаты, молодые люди знали только (или думали, будто знают), что Долли Лонгстафф поручил Мельмотту выплатить сэру Феликсу тысячу фунтов от его имени, а сэр Феликс дал тому же великому человеку указание приобрести акций на эту сумму.