– Я не могу сказать этого слова.
– Так, значит, меня все же выбросят, как старую перчатку? Я знаю мужчин, знаю, что они лживы, эгоистичны, жестоки и ненадежны, но ни с чем похожим я раньше не сталкивалась. Никто не смел так со мной обходиться.
– Я написал тебе.
– Написал мне, да! И я должна была этим удовлетвориться! Нет. Я невысоко ценю свою жизнь, и мне почти не для чего жить. Однако, покуда я жива, я не смирюсь с несправедливостью. Я поеду на край света, чтобы ее обличить. Ты мне написал! Небо и земля! Мне трудно сдерживаться, когда я слышу такие возмутительные слова!
Она схватила лежащий на столе нож, глянула на Пола и отбросила нож в сторону.
– Написал мне! Неужто, написав письмо, ты разорвал связывавшие нас узы? Не оттого ли ты посмел его написать, что чувствовал себя в безопасности вдали от меня? Письмо нужно перечеркнуть. Ты уже опроверг его всем своим поведением с моего приезда.
– Мне печально такое слышать.
– Разве я не вправе так говорить?
– Надеюсь, что нет. При первой встрече я сказал тебе все. Если в дальнейшем я поступил дурно, исполняя твои желания, то сожалею об этом.
– Потому что две минуты говорил на пляже со своим хозяином. Ты действуешь по его приказу. Для этого он сюда и приехал, не сомневаюсь. Ты говорил ему, что будешь здесь?
– Он здесь по чистой случайности.
– Что ж, очень удобная случайность. Итак, что ты должен мне сказать? Или ты думаешь, будто сказал все, что от тебя требовалось? Может быть, ты предпочтешь, чтобы я обсудила вопрос с твоим… другом, мистером Карбери?
– Полагаю, я сам могу сказать все.
– Так скажи. Или тебе так стыдно, что слова застряли в горле?
– Ты отчасти права. Мне стыдно об этом говорить. Я должен буду упомянуть болезненные обстоятельства, до чего бы не дошло, будь я осторожнее.
Тут он умолк.
– Не щади меня, – проговорила она. – Я знаю все так же хорошо, как если бы ты уже произнес свои слова. Мне известно, сколько лжи наговорили тебе в Сан-Франциско. Тебе сказали, что в Орегоне я застрелила человека. Это не ложь. Я правда его застрелила. Он лежал мертвым у моих ног.
Миссис Хартл умолкла, встала и посмотрела на Пола.
– Удивляет ли тебя, что такую историю женщине рассказывать не хочется? Но не от стыда. По-твоему, зрелище умирающего мерзавца меня не преследует? Я не слышу его пьяный крик, не вижу, как он поднимается с земли, а затем падает, убитый моей рукой? Но рассказали ли тебе, что у меня не было других способов себя защитить – что, оставь я его в живых, мне потом пришлось бы застрелиться самой? Если я была не права, почему меня не осудили за убийство? Почему женщины сбегались ко мне и целовали подол моего платья? В вашей благополучной стране о подобном не слышали. У вас женщина ограждена от всего… кроме лжи.
– Это еще не все, – прошептал он.
– Да, тебе рассказали и другое, – продолжала миссис Хартл, по-прежнему стоя над ним. – Тебе рассказали о моих ссорах с мужем. Я знаю, что именно говорят, кто выдумал ложь и зачем. Разве я скрывала от тебя, каким был мой бывший муж? Разве не говорила тебе, что он был негодяй и пьяница? Как я могла с ним не ссориться? Ах, Пол, ты и не представляешь, какой была моя жизнь.
– Мне сказали, у вас была… дуэль.
– Пфа! Вся моя жизнь с ним была схваткой. А как еще противостоять жестокости, мошенничеству и лжи? Дуэль! Ты же не поверил в эти измышления? Да, однажды я с пистолетом в руках охраняла дверь моей спальни, сказав, что он войдет туда через мой труп. Он ушел в кабак, и я не видела его потом неделю. Вот какая это была дуэль. И еще тебе сказали, что он жив.
– Да.
– Кто видел его живым? Я никогда не говорила, что видела его мертвым.
– Должно быть свидетельство о смерти.
– Свидетельство! В Техасе, за пятьсот миль от Галвестона! И что тебе с того? Я разведена с ним по закону штата Канзас. Разве закон не позволяет разведенной женщине вступить в новый брак? Я подала на развод из-за его пьянства и жестокого обращения. Он не явился, и суд нас развел. Это позор?
– Я ничего не слышал о разводе.
– Когда мы говорили о моем прошлом, Карадок Хартл тебя не занимал, а теперь ты вдруг заинтересовался подробностями. Я сказала тебе, что он умер. Я так думала тогда и думаю до сих пор. Слышал ли ты другую историю, не знаю.
– Нет.
– В таком случае это твоя вина – ты не слушал. И тебя уверили, что я не сумела вернуть мою собственность?
– Я ничего не знаю про твою собственность, кроме того, что слышал от тебя. Я не спрашивал о твоей собственности.
– Можешь спросить. Я наконец-то ее вернула. Итак, какие еще будут вопросы? Я была с тобой вполне откровенна. И ты отвергаешь меня за то, что я защитила себя от пьяного насильника? Отталкиваешь за то, что я не дала мерзавцу-мужу меня сгубить и освободилась от него законным путем? Или за то, что своими силами вернула мою же собственность? Если ты не осуждаешь меня за это все, то скажи, за что осуждаешь.
Она избавила Пола от необходимости самому излагать неприятные факты, но теперь ему нечего было ответить. Она призналась, что застрелила человека. Что ж, безусловно, бывают случаи, когда женщина должна застрелить мужчину – особенно в Орегоне. Дуэль с мужем она наполовину отрицала, наполовину признала. Можно не сомневаться, что супружескую спальню от мистера Хартла она защищала с пистолетом в руках. Что до самого мистера Хартла, она не отрицала, что он, возможно, жив. Однако, по ее словам, это ничего не меняет, поскольку развод устранил все препятствия для нового брака. Она и впрямь опровергла все обвинения, и все же после такого рассказа из ее уст, кто захотел бы на ней жениться? Она видела слишком много пьянства, слишком ловко обращалась с пистолетами, делала слишком много мужской работы – всякий обычный мужчина дважды подумает, прежде чем взять ее в жены.
– Я тебя не осуждаю, – сказал Пол.
– По крайней мере, не лги. Раз ты говоришь, что не будешь моим мужем, стало быть, ты меня осуждаешь? Разве не так?
– Я постараюсь не лгать. Я действительно просил тебя стать моей женой…
– Сколько раз до того, как я согласилась?
– Это мало что меняет. Во всяком случае, просил, пока ты не согласилась. С тех пор я пришел к убеждению, что такой брак будет несчастьем для нас обоих.
– Вот как?
– Да. Разумеется, ты можешь говорить мне что угодно и думать обо мне, как тебе угодно. Мне трудно что-нибудь сказать в свою защиту.
– Да уж.
– И тем не менее я убежден, что поступаю правильно, когда говорю, что не стану… твоим мужем.
– Не станешь?
Миссис Хартл (она по-прежнему стояла) вновь потянулась к столу, словно хотела что-то схватить.
Пол тоже поднялся.
– Если я говорю резко, то лишь для того, чтобы избежать недопонимания. Я на тебе не женюсь.
– О боже! Чем я провинилась, что мне один за другим достаются такие жестокие и лживые мужчины? Ты говоришь мне в лицо, что я должна это стерпеть! Кто та девка, на которую ты меня променял? Она богата? Или знатна? Или ты боишься иметь рядом женщину, которая может за себя постоять? Быть может, ты считаешь, что я… старая.
В эти мгновения Полу и впрямь казалось, будто ее лицо постарело на много лет. Вокруг губ пролегли морщины, веселость исчезла, глаза как будто запали.
– Говори же. Ты хочешь жену помоложе?
– Ты знаешь, что это не так.
– Знаю! Что я могу знать про лжеца? Из твоих слов я ничего не знаю и могу лишь выводить из твоего характера. Я вижу, что ты трус. Это он, твой хозяин, тебя заставил. Перед ним ты трепещешь, как жалкая тварь. Ни единому твоему слову верить нельзя. Я снова связалась с подлецом. Только подумать, что мужчины так отвратительны и воображают себя хозяевами мира. Мои тебе последние слова – что ты лжец. На сегодня наш разговор окончен. Ты можешь идти. Десять минут назад, будь у меня в руке пистолет, я бы застрелила еще одного человека.
Пол Монтегю, оглядывая комнату в поисках шляпы, невольно порадовался, что у нее не оказалось при себе пистолета. Во всяком случае, миссис Хартл, очевидно, имела привычку всегда держать при себе оружие – хотя, к счастью для Пола, сегодня оставила его в спальне.
– Я прощаюсь с тобой, – сказал Пол, отыскав наконец шляпу.
– Не говори так. Похвались, что сумел от меня избавиться. Собери свое мужество, если у тебя оно есть, и не прячь свою радость. Скажи, что англичанин посмел дурно обойтись с американкой. Ты бы так и сказал, если б не боялся говорить прямо.
Пол уже стоял в дверях, и до того, как он ускользнул, она успела сказать:
– Я здесь не останусь. Я вернусь в понедельник. Мне надо обдумать твои слова и решить, как я поступлю. Я найду способ наказать тебя за вероломство. Жду тебя в понедельник.
Держась за дверную ручку, Пол ответил:
– Я не вижу, какой в этом смысл.
– Это мне решать, сэр. Думаю, ты не такой трус, чтобы побояться ко мне прийти. В противном случае я приду к тебе, и уж я-то не сробею явиться и рассказать всю историю.
Пол ответил, что, коли она так желает, он к ней зайдет, но не будет сейчас назначать день. По возвращении в Лондон он ей напишет.
Когда он ушел, миссис Хартл подошла к двери и некоторое время прислушивалась. Потом закрыла ее, заперла замок и некоторое время стояла, стиснув руки и прислонившись спиной к двери. Через некоторое время она пробежала несколько шагов, упала на колени и, держась руками за стол, уткнулась в них лицом. Наконец слезы хлынули потоком, и она скорчилась на полу.
Неужели всему конец? Неужели ей никогда не изведать покоя – не испить и одного освежающего глотка? Неужто ее так и будет швырять по бурным волнам? Почти все, что она сказала, было правдой, пусть и не всей правдой – да и кто из нас, говоря о себе, расскажет все? Ее не щадили, и она не щадила других. Против нее строили козни, она отвечала тем же. Она приспособилась к той жизни, которая ей выпала, но всегда сохраняла честность в том, что касалось денег, и умела любить. Она правда любила своего молодого англичанина – и теперь, после всех ее интриг, всех рискованных ходов, всех пущенных в ход чар, он от нее ушел! О, каково ей будет возвращаться в Америку одной!