– Нельзя, Руби. Я не хочу, чтобы ты скатилась в канаву, – по крайней мере, пока ты живешь у меня.
– Кто скатывается в канаву? Не скатываюсь я ни в какую канаву. Я не маленькая.
– И я не маленькая, Руби.
– Тогда я пошла.
И Руби шагнула к двери.
– Ты не выйдешь, потому что дверь заперта и ворота тоже. Лучше не спорь, Руби, а поди переоденься.
Бедняжка Руби на миг онемела от унижения. Тетя переоценила ее характер и думала, что Руби начнет трясти дверь или полезет через ворота. Миссис Питкин немного побаивалась Руби, не считая себя вправе командовать ей, как прислугой. Она твердо решила стоять на своем – не отдавать ключи, лежавшие у нее в кармане, и все же боялась расплакаться, если Руби начнет бушевать. Однако Руби была раздавлена. Любимый будет ждать, а она не придет на свидание!
– Тетя Питкин, – взмолилась она, – выпусти меня только на этот раз.
– Нет, Руби, так не годится.
– Ты не понимаешь, что делаешь, тетя, правда. Ты меня погубишь. Дорогая тетечка Питкин, пожалуйста! Я больше никогда не попрошу, если ты против.
Такого миссис Питкин не ожидала. Ей очень хотелось уступить. Однако мистер Карбери говорил так ясно!
– Нет, Руби, так нельзя, и я этого не позволю.
– Так я… под арестом? Что я такого сделала, чтобы сажать меня под арест? У тебя нет права меня запирать.
– У меня есть право запирать собственный дом.
– Тогда завтра я уйду.
– Тут я ничего поделать не могу, душенька. Завтра, если решишь уйти, дверь будет открыта.
– Тогда почему не отпереть ее сегодня? Какая разница?
Миссис Питкин была тверда, и Руби, заливаясь слезами, ушла к себе в мансарду, после чего миссис Питкин вновь постучала к миссис Хартл.
– Она ушла спать.
– Рада слышать. Я никакого шума не слышала.
– Да, миссис Хартл, все прошло тише, чем я ждала. Но она немножко расстроилась. Бедная девочка! Я тоже когда-то была молодой, и гулять ходила не меньше других, и на танцы тоже – только всегда с матушкина ведома. У нее, у бедняжки, нету матери, да и отца почитай что нету. И она вбила себе в голову, будто такая хорошенькая, что знатный джентльмен на ней женится.
– Она и впрямь хорошенькая!
– Да только что такое красота, миссис Хартл? Она не толще кожи, как говорит нам Писание. И чего такого в Руби, чтобы знатный джентльмен на ней женился? Она говорит, что завтра уйдет.
– А куда?
– Просто в никуда. За своим джентльменом – и вы понимаете, что это значит. Вы сами скоро выйдете замуж, миссис Хартл.
– Не будем об этом сейчас, миссис Питкин.
– И у вас это уже второй раз, так что вы знаете, как такие дела делаются. Ни один джентльмен на ней не женится из-за того, что она за ним бегает. Умная девушка устраивает так, чтобы джентльмен за ней бегал. Я так считаю.
– Вы не думаете, что тут должно быть равенство?
– Все равно нельзя девушкам так бегать за джентльменами. Джентльмен ходит где хочет и говорит что угодно. В мое время девушки были не такие. Но может, я старомодна, – сказала миссис Питкин, думая о новой свободе.
– Думаю, теперь девушки самостоятельнее, чем раньше.
– Намного, миссис Хартл, намного. Говорят, что милуются с одним, милуются с другим – прямо при отце с матерью, говорят. Мы в молодости тоже так делали – да только не так.
– Вы миловались втихомолку.
– Все равно, я думаю, мы замуж выходили быстрее. Когда джентльмену труднее своего добиться, он больше это ценит. Но если вы бы согласились поговорить завтра с Руби, она бы вас послушалась. Я не хочу, чтобы она уходила на улицу, пока не найдет чего-нибудь приличное. А к ее молодому человеку идти – все равно что на панель.
Миссис Хартл пообещала, что поговорит с Руби, хотя невольно подумала, что задача совершенно не для нее. Она не знает эту страну. У нее нет тут никого знакомого, кроме Монтегю, – и она бегала за ним так же бесстыдно, как Руби за своим кавалером. Кто она такая, чтобы давать советы другой женщине?
Свою записку Полу миссис Хартл так и не отослала, но по-прежнему хранила ее в бумажнике. Иногда она думала, что отправит письмо, иногда – что не откажется от последней надежды, не испробовав все средства. Возможно, еще удастся пристыдить его так, что он на ней женится. Из Лоустофта миссис Хартл вернулась в понедельник и самым кротким голосом изложила миссис Питкин какую-то банальную отговорку. Там было слишком ветрено, слишком холодно… и ей не понравилась гостиница. Миссис Питкин очень радовалась, что жилица снова дома.
Глава XLIX. Сэр Феликс готовится к путешествию
Сэр Феликс, когда он обещал Руби встретиться в мюзик-холле во вторник, уже условился с Мари Мельмотт, что они отплывают в Нью-Йорк в ближайший четверг. Для этого в среду ему надо было сесть на поезд до Ливерпуля. Однако он не видел причин, отчего бы напоследок не поразвлечься и не сказать прощальное словцо бедной крошке Руби. Все детали путешествия они с Мари (при участии Дидон) согласовали в воскресенье в саду на Гровенор-сквер, где влюбленные снова встретились в часы утренней службы. Сэр Феликс был изумлен, насколько все подготовлено.
– Ты должен выехать вечерним пятичасовым поездом. В Ливерпуль он приходит в десять пятнадцать. На вокзале есть гостиница. Дидон купила нам билеты на имя мадам и мадемуазель Расин. У нас с ней будет каюта на двоих. Тебе надо завтра же взять билет на пароход. Дидон узнала, что мест еще много.
– Хорошо-хорошо.
– Пожалуйста, не опоздай на вечерний поезд. Если нас увидят вместе в одном поезде, могут что-нибудь заподозрить. Мы выезжаем в семь утра. Я не буду ложиться, чтобы точно не проспать. Роберт, слуга, поедет в кэбе чуть раньше с моим дорожным сундуком. Что там, как ты думаешь?
– Одежда, – предположил Феликс.
– Да, но какая? Мои свадебные платья. Только подумай! Каково было их сшить, чтобы никто ничего не знал, кроме Дидон и мадам Крэк из лавки на Маунт-стрит! Их еще не привезли, но я поеду, даже если не привезут. И я возьму все мои драгоценности, здесь не оставлю. Они поедут со мной. Вещи вынесем через черную дверь, и мы с Дидон тронемся следом в другом кэбе. До девяти никто не встает, и вряд ли нас остановят.
– Слуги могут услышать.
– Не думаю, что они доложат. Но даже если меня вернут, я скажу папеньке, что это бесполезно. Он не может помешать мне выйти замуж.
– А твоя маменька не догадается?
– Она ни на что не обращает внимания. И даже если узнает, вряд ли скажет папеньке. Папенька так ее обижает! Феликс! Надеюсь, ты будешь не таким.
Тут она заглянула ему в лицо и подумала, что он, конечно, таким не будет.
– Хорошо-хорошо, – ответил Феликс.
Ему было очень не по себе. Великое событие приближалось. Разговор о побеге с богатейшей невестой своего времени приятно щекотал нервы, но теперь пришло время и впрямь это осуществить, да таким неслыханным образом, что Феликс почти жалел обо всей затее. Насколько было лучше, когда богатую невесту требовалось довезти только до Гретна-Грин! Даже Гольдшейнер, увозя леди Джулию, совершил сущий пустяк в сравнении с тем, чего ждали от него. И что, если они ошибаются насчет состояния Мари? Он почти раскаивался. Вернее, он раскаивался, но ему не хватало духа отказаться.
– Так что насчет денег? – хрипло спросил он.
– У тебя сколько-то есть?
– Только двести фунтов, которые выплатил твой отец, и ни шиллингом больше. Не понимаю, отчего он не отдает мне мои деньги.
– Послушай, – сказала Мари и сунула руку в карман. – Я говорила тебе, что, возможно, сумею добыть деньги. Вот чек на двести пятьдесят фунтов. На билеты мне хватит своих.
– А это чьи? – спросил Феликс, опасливо принимая бумажку.
– Чек папенькин. У маменьки их много на домашние расходы и на покупки. Но она всегда путается и не помнит, за что заплатила, а за что нет.
Феликс глянул на чек и увидел, что он на предъявителя и подписан Огастесом Мельмоттом.
– Если отнести его в банк, тебе дадут деньги, – сказала Мари. – Или я могу послать в банк Дидон, а деньги тебе отдать уже на пароходе.
Феликс всерьез задумался. Если все-таки отправляться в путешествие, куда спокойнее иметь деньги в кармане. Ему нравилось ощущать деньги в кармане. Возможно, если доверить чек Дидон, ей тоже понравится это чувство. Но если он предъявит чек, не арестуют ли его за попытку обокрасть Мельмотта?
– Думаю, будет лучше, если Дидон получит деньги и принесет мне их завтра, в четыре вечера, в клуб.
Если деньги не принесут, он не поедет в Ливерпуль и не станет тратиться на билет до Нью-Йорка.
– Понимаешь, – продолжал он, – я часто бываю в Сити, и в банке меня могут узнать.
Мари согласилась и забрала чек обратно.
– И тогда в четверг утром я поднимусь на борт и не буду тебя искать.
– О да, конечно. Не ищи нас. Мы незнакомы, пока не выйдем в море. Как будет забавно гулять по палубе и не разговаривать друг с другом. И, Феликс… Представляешь, Дидон узнала, что на корабле будет американский священник. Интересно, сможет ли он нас поженить?
– Конечно поженит.
– Ведь правда замечательно? Вот бы получилось! И тогда мы из Нью-Йорка сразу телеграфируем папеньке, что поженились и просим у него прощения. Ему останется только это принять.
– Но он так страшно гневлив.
– Когда хочет чего-нибудь этим добиться. Или когда его что-нибудь разозлит. Но это ненадолго. Он всегда старается любую неприятность повернуть к своей выгоде. Неприятности бывают очень часто, и если б он думал про них всегда, то просто не выдержал бы. Я уверена, через месяц он нас простит. Хотела бы я видеть лорда Ниддердейла, когда он узнает про наш побег. Он не сможет сказать, что я с ним дурно поступила. Мы были помолвлены, но он сам разорвал помолвку. Вообрази, Феликс, хотя мы были помолвлены и все про это знали, он ни разу меня не поцеловал!
Феликс в это мгновение думал, что лучше б он тоже никогда не целовал Мари. До того, целовал ли ее лорд Ниддердейл, ему дела не было.