ратор, ужасающе величавый, безмолвный и неподвижный, должно быть (если восточный император хоть чем-то схож с западным человеком), очень скучал. Он просидел более двух часов в ужасающе величавом безмолвии и неподвижности, ел мало – поскольку привык есть иначе, мало пил – поскольку привык пить иначе, но, без сомнения, гадал в своей ужасающе величавой душе, как же сильно изменился мир, если внешние обстоятельства вынуждают китайского императора сидеть и слушать звон вилок и ножей. «И это, – должно быть, говорил он себе, – называют западной монархией!» Случись какому-нибудь нашему принцу ради блага страны оказаться среди туземцев, которые тыкали бы его в ребра и хлопали по спине, он и то не нашел бы мир настолько изменившимся.
– Где сэр Грегори? – хриплым шепотом спросил Мельмотт, наклоняясь над знакомцем из Сити.
Это был старый Тодд, старший партнер фирмы «Тодд, Брегерт и Гольдшейнер», человек очень состоятельный. В Сити его уважали.
– Он не здесь? – спросил Тодд, который прекрасно знал, кто из Сити пришел, а кто остался дома.
– Нет. И лорд-мэр не пришел. И Постлтуэйт, и Бантер. Что это значит?
Тодд, прежде чем ответить, глянул сперва на одного соседа, потом на другого.
– Я здесь – вот все, что я могу сказать, мистер Мельмотт, и у вас превосходный обед. Те, кто не пришел, лишили себя превосходного обеда.
Мельмотт не мог прогнать охватившее его беспокойство. Было ясно, что и старик, и лорд Альфред что-то знают, но не хотят говорить. Однако это может быть что-то чрезвычайно для него существенное.
– Очень странно, что джентльмены обещают прийти, а потом не приходят. Были сотни желающих, из которых я мог бы выбирать, если бы знал, что будут места. На мой взгляд, это очень странно.
– Странно, – согласился мистер Тодд и занялся едой.
Последнее время Мельмотт много общался с Бошемом Боклерком по поводу выборов. Идя за спинами гостей, он нашел почтенного соратника между двумя свободными стульями. В этой части зала свободных стульев было много, поскольку консервативных джентльменов решили посадить вместе. Мельмотт сел подле мистера Боклерка с мыслью что-нибудь у него вытянуть. Осторожность требовала молчать. Что бы ни заставило приглашенных отменить визит, очевидно, сейчас ничего было не исправить. Однако в нынешнем смятении Мельмотт никак не мог выбрать тактику. То он решал положиться на свой апломб и объявить, что его не запугаешь, то ему от страху хотелось умолять о помощи кого угодно. Мистеру Боклерку финансист очень не нравился. Из всех знакомых ему громогласных вульгарных нуворишей этот был самым громогласным, самым вульгарным и самым наглым. Однако он взялся за выборы и считал, что должен быть с Мельмоттом до конца, к тому же и положение гостя обязывало его к учтивости. Жена сидела рядом с ним, и он сразу представил ее мистеру Мельмотту.
– Какие люди у вас собрались, мистер Мельмотт, – сказала дама, глядя на монарший стол.
– О да, мэм. Его величество император любезно сообщил, что очень признателен.
Даже если бы император и впрямь такое сказал, никто, глядя на него, не поверил бы этим словам.
– Скажите мне, мистер Боклерк, почему не пришли другие джентльмены? – продолжал Мельмотт. – Это выглядит странным.
– А, вы про Киллигрю?
– Да. Про мистера Киллигрю, сэра Дэвида Босса и всех остальных. Я особо настаивал, чтобы они пришли. Сказал, что обеда не будет, если они не получат приглашения. Прием хотели сделать правительственным, но я сказал «нет». Я потребовал, чтобы пригласили вождей нашей партии, а теперь их не вижу. Я знаю, что им отправили билеты, и, клянусь Богом, все письменно ответили, что придут.
– Полагаю, некоторые приглашены в другие дома, – сказал мистер Боклерк.
– В другие дома! Слыханное ли дело принять приглашение в один дом и пойти в другой? И если так, отчего они не прислали записки с извинениями? Нет, мистер Боклерк, так не бывает.
– Я, во всяком случае, здесь, – сказал мистер Боклерк, в точности как недавно Тодд.
– О да, вы здесь. Но что происходит, мистер Боклерк? Что-то случилось, и вы наверняка знаете, в чем дело.
Тут мистер Боклерк понял, что Мельмотт еще не знает о вскрывшихся злоупотреблениях.
– Это как-то связано с завтрашними выборами? – настаивал Мельмотт.
– Трудно сказать, что движет людьми, – ответил мистер Боклерк.
– Если вы что-нибудь знаете, думаю, вы должны со мной поделиться.
– Я знаю одно: завтра выборы. Нам с вами ничего больше делать не надо, только ждать результатов.
– Что ж, полагаю, все в порядке, – сказал Мельмотт, вставая и возвращаясь на свое место.
И все же он знал, что это не так. Не приди лишь товарищи по партии, объяснение могло бы заключаться в каком-нибудь политическом вопросе, близко его не затрагивающем. Однако не пришли лорд-мэр и сэр Грегори Грайб! Вот это и впрямь удар. Весь следующий час император торжественно сидел за столом, затем, по данному кем-то сигналу, удалился. Дамы уже полчаса как покинули зал. По программе августейшие гости должны были вернуться в отдельное помещение, где им подадут кофе. Предполагалось, что они поднимутся по лестнице на глазах у собравшейся к этому времени толпы и останутся наверху столько, чтобы гости могли потом хвастаться вечером, проведенным в обществе императора, принца и принцесс. Пока все шло как по маслу. В половине десятого императора провели по лестнице, и он полчаса с ужасающим бесстрастием восседал в приготовленном для него кресле. Ах, если бы можно было узнать, что творилось в это время у него в голове!
Когда гостей увели наверх, Мельмотт вернулся в банкетный зал, прошел по коридору и наконец разыскал Майлза Грендолла.
– Майлз, – сказал он, – объясните, что за чехарда.
– Какая чехарда? – спросил Майлз.
– Что-то не так, и вы про это знаете. Почему люди не пришли?
Майлз стоял с виноватым лицом, даже не пытаясь отрицать свою осведомленность.
– Выкладывайте же.
Майлз, глядя в пол, пробормотал что-то невразумительное.
– Это из-за выборов?
– Нет, – ответил Майлз.
– Так из-за чего?
– В Сити сегодня что-то разнюхали – насчет Пикеринга.
– Вот как? И что насчет Пикеринга? Говорите же! Мне совершенно безразлично, что про меня врут.
– Говорят, что-то… подделано. Документы на владение, если не ошибаюсь.
– Документы на владение! Я их подделал. Что ж, отличное начало. И лорд-мэр не пришел, оттого что услышал такую сплетню! Ладно, Майлз, я все понял.
И Великий Делец поднялся в свою гостиную.
Глава LX. Жених мисс Лонгстафф
За несколько дней до только что описанных событий мисс Лонгстафф сидела в малой гостиной леди Монограм и обсуждала условия, на которых та получит два билета на вечерний прием (в карточках для лиц, которых мадам Мельмотт имеет честь пригласить на встречу с императором и принцами, места для имен были оставлены пустыми), а мисс Лонгстафф проведет два или три дня у своей дорогой подруги леди Монограм. Обе дамы старались отдать как можно меньше и получить как можно больше, и торг шел, как при всякой купле-продаже. Разумеется, договорились, что леди Монограм получит два билета – для себя и для мужа; билеты эти котировались тогда очень высоко. За эту ценную услугу леди Монограм должна была сопровождать мисс Лонгстафф на вечере мадам Мельмотт, три дня принимать ее у себя и дать за это время один званый вечер, дабы свет увидел, что у мисс Лонгстафф есть в Лондоне друзья помимо Мельмоттов. В ту пору мисс Лонгстафф полагала, что вправе вести себя так, будто продешевила. Мельмоттовы билеты как раз были на пике котировок. Чуть позже они упали, а к десяти вечера в день приема не стоили уже ничего. Однако в то время, о котором идет речь, вокруг них был ажиотаж. Леди Монограм уже получила два билета – они лежали у нее в столе, но, как часто бывает, продающая сторона считала, что условленная плата чересчур мала и надо бы накинуть.
– А что до этого, моя дорогая, – говорила мисс Лонгстафф (с тех пор как акции Мельмотта пошли вверх, она отчасти вернулась к прежним манерам), – я не понимаю, о чем ты говоришь. Леди Джулию Гольдшейнер принимают везде, а ее тесть – младший партнер мистер Брегерта.
– Леди Джулия – это леди Джулия, моя дорогая, а молодой мистер Гольдшейнер сумел в каком-то смысле войти в общество. Он охотится, и Дамаск говорит, он один из лучших стрелков в Херлингеме. Старого мистера Гольдшейнера я никогда в гостях не встречала.
– А я встречала.
– Неудивительно. Мистер Мельмотт, разумеется, принимает всех дельцов из Сити. Сэр Дамаск не одобрит, если я приглашу мистера Брегерта к нам.
Леди Монограм устраивала званые вечера и приглашала гостей, не спрашивая сэра Дамаска (у того был собственный дружеский круг), но очень ловко ссылалась на мужа, если желала кому-нибудь отказать. Некоторым она сумела внушить, что сэр Дамаск чрезвычайно разборчив в выборе тех, кто посещает его дом.
– Можно я сама поговорю с сэром Дамаском? – спросила мисс Лонгстафф, для которой вопрос был чрезвычайно важен.
– Не думаю, дорогая, что тебе стоит к нему обращаться. Некоторые мелочи муж и жена должны улаживать между собой без постороннего вмешательства.
– Никто не скажет, что я вмешиваюсь в чьи-то семейные дела. Но когда ты говоришь, что сэр Дамаск не может принять мистера Брегерта, мне это очень странно. Ты не хуже меня знаешь, что такие предрассудки давно отжили. Люди из Сити не хуже людей из Вест-Энда.
– Гораздо лучше, не спорю. Я не провожу границ, но они есть, и все их знают. Я не утверждаю, будто я чем-то лучше других. Я рада принимать тех, кого другие мои гости рады будут видеть. Наше с сэром Дамаском положение многое нам позволяет, но оно не позволяет нам вводить в свет новых людей. Ты, Джорджиана, знаешь это лучше других, так что смешно мне тебя учить. Как тебе известно, я бываю практически везде и ни разу не видела мистера Брегерта.
– Ты увидишь его у Мельмоттов, и, что бы ты ни говорила раньше, тебе очень хочется туда попасть.