Прибавлю в смелости, воле? В наглости, наконец? — неуверенно спросил мой знакомый.
— То же самое может сделать и он.
— Он?
— Он, то есть бывшая она.
— Подождите,— осенило его,— но ведь существует простейший выход. Впервые я родился в Сибири, приехал учиться сюда и здесь встретил ее. Теперь я возьму и все переставлю: появлюсь на свете здесь, а учиться уеду в Сибирь.
— Ну да. Приедете, а ей как раз придет в голову родиться в этом сибирском городе.
Он задумался.
— Я ее обману,— наконец сказал он.— Билет возьму до этого города, а сойду на какой-нибудь промежуточной станции.
— А она возьмет да и родится как раз на этой станции.
— Тогда я сойду на следующей,— упрямо сказал он
— По-вашему, она не может родиться и жить на следующей? Что ей мешает жить на любой станции от Бреста до Владивостока, если её отец — путевой обходчик.
— Но ее отец, мой тесть,— экспедитор обувной фабрики.
— Это сейчас. Дайте ему возможность жить заново — где гарантия, что его не занесет в путевые обходчики?
Мой собеседник ничего не ответил и долго молчал.
— Такой гарантии нет,— неожиданно произнес он.— Раз уж повторной встречи не избежать, значит, так тому и быть.— Голос его твердел и наливался необычной силой,— Более того, я согласен родиться в тот же день, там же, у тех же родителей и вообще не намерен вносить ни малейших изменений в свою жизнь вплоть до сегодняшнего числа. Но с сегодняшнего числа я начну жить заново. С сегодняшнего числа, с этой самой минуты. Дайте две копейки, иду звонить.
Вскоре он вернулся.
— Понимаете,— сказал он, не присаживаясь к столу,— в принципе она не возражает против того, чтобы я начал новую жизнь. Но сначала просит закончить эту. В частности, сейчас я должен срочно вернуться домой и выбить ковер.
— Понимаю,— ответил я.— Вы не Фауст.
— Далеко не Фауст,— согласился он.— Но и вы не Мефистофель.
— Далеко не Мефистофель,— согласился я.
Мы помолчали.
— А наши современные писатели?— внезапно произнес мой знакомый.— Они ведь тоже не Гете.
— Далеко не Гете,— подтвердил я.
И это нас сразу успокоило.
ЧИТАЙ, ПАПА, ЧИТАЙ!
Молодая семья — Владимир, Нина и дошкольница Леночка — в целом живут дружно. Но бывает, бывает... Бывает, папа Володя придет поздно, а то и очень поздно. Зато на следующий день является минута в минуту, трезвый, внимательный. И семейный вечер обещает быть хорошим.
— Папа, почитай книжку.— Леночка тащит свою любимую «Малахитовую шкатулку». Сама сворачивается клубочком под одеялом.— Читай, папа, читай!
— Если только мама не будет мешать.— Володя смотрит на Нину.
Та устраивается гладить белье.
— Да когда я вам мешала? Читайте...
— «Медной горы Хозяйка»,— объявляет Володя.— «Пошли раз двое наших заводских траву смотреть. А покосы у них дальние были...»
— Керосиновы тоже говорят: если брать участок, то сейчас. К весне они дороже будут.
— Нина!
— Молчу, молчу.— Нина плюет на утюг.
Некоторое время чтение идет благополучно.
— «...Прямо говори, берешь меня замуж али нет?- И сама вовсе принахмурилась. Ну, Степан и ответил напрямик: — Не могу, потому другой обещался...»
— Были ведь мужики! Перед ним красавица, богачка, а он помнит, что у него невеста есть.
— Нина!
— Не то что некоторые. Им только подмигни, они и о жене не вспомнят.
— Ты с другой стороны посмотри,— предлагает Володя.— Жених три дня отсутствует, а невеста не прыгает, друзьям не звонит, родственников не беспокоит. А тут человек вернется на час позже—и сразу: «Где был? Кто она?»
— А правда, кто она? Медной горы Хозяйка? А ты у нее малахит в шахте рубил, бедненький?
Володя с треском захлопывает книгу. Пауза. Ширкает утюг.
— Хватит вам ссориться,— вздыхает Леночка.— Читай, папа, читай.
— Расхотелось, доча...
— Ну, папа,— канючит девочка.— Ну, читай другую. «Золотой волос».
— «Было это в давних годах...» — настороженно начинает Володя и смотрит на Нину.
Нина молчит, гоняет утюг.
— «...И был, сказывают, в башкирах охотник один. Айлыпом прозывался...»
Нина молчит.
— «Глядит, а за кустом на белом камешке девица сидит красоты невиданной... А коса-то у ней золотая и длиной десять сажен...»
Нина молчит.
— «...С этими словами подхватил девицу на руки да и пошел...»
— Были ведь мужики! На руках носили.
— ОПЯТЬ?
— А бескорыстие! У нее коса из чистого золота, а он об этом даже не думает.
— Я тебя тоже бескорыстно полюбил. С твоими-то пегими кудрями.
— Потому тебе и досталась,— отрезает Нина.— Были бы золотые, знаешь, сколько вашего брата набежало бы?! Только выбирай!
В Володе просыпается технически грамотный человек:
— Слушай, это ведь одна видимость, что золотые. Ведь волосы. Ничего не весят. Хочешь, посчитаю?
— Ты лучше посчитай, сколько до получки осталось. Нет, были ведь мужики! Данила этот. Сказал, сделает каменный цветок,— и сделал. А ты? Полку на кухне прошу прибить — где полка?
Горькой обидой закипает Владимир.
— Да ведь сказки это,— кричит он,— сказочки! Выдумка!
— Пап, ты не нервничай. Ты читай дальше...
— Спи!— рявкает он на дочь.
Сам Володя этой ночью спит плохо. Ему вдруг приходит в голову прикинуть, сколько все же весит коса Айлыповой невесты. Так, толщина волоса, кажется, двадцать микрон. Это, стало быть, диаметр. Тогда площадь сечения... Так. Длина — десять сажен, двадцать метров округленно. Удельный вес... Так. А сколько всего волос? Тысяч двести вроде. Итого... Не может быть! Ну-ка, еще раз... Вот тебе и «ничего не весит». Двадцать четыре кило! Чистого золота!
Миллионы сверкают во тьме перед Володей. Выкатывают новенькие «Жигули». Нет, «Волга». Нет, длиннющий иностранный лимузин. Дача трехэтажная, да не в уральском лесу, а на морском берегу, среди кипарисов... Роскошный теплоход, а на палубе — он, Нина, Леночка, в коже, в замше, в мехах, а на горизонте Везувий дымится, рядом Эйфелева башня торчит...
Большим усилием воли стряхивает Володя наваждение. Смотрит на спящую жену. Пегая. Родная... .Плевали мы на ваше золото!
А когда под утро наконец засыпает, снится ему, что в ясный солнечный день идет он по городу и несет на руках Нину. И много раз вокруг него оплетена ее коса чистого золота. И несет он ее в скупку.
ПОЧЕМУ ОНИ ПОМОГАЮТ
— Чем объяснить, что раньше было принято, чтобы дети помогали своим престарелым родителям, а теперь, наоборот, родители помогают своим довольно взрослым детям?— такой вопрос я задал некоторым из своих сверстников.
Вот ответы, которые я получил:
— Да, родители помогают мне. И это тем более удивительно, что сам я не помогаю своим детям. Кто им в таком случае помогает? Мои родители.
— Мои родители виноваты в этом сами. Когда я был маленьким, они обеспечивали мне такой уровень жизни, который я не могу теперь поддерживать собственным заработком. Таким образом, они расплачиваются за свои промахи в воспитательной работе.
— Кто вам сказал, что раньше дети помогали родителям? Это сказки наших родителей о тех временах, когда они были детьми. Я, например, уже сейчас уверяю своих детей, что помогаю их дедушке и бабушке, Правда, они мне уже сейчас не верят.
— Вопрос должен стоять так: вправе ли мы отвергать эту помощь? Если откажемся мы, наши родители начнут помогать родственникам, а то и вовсе чужим людям.
— Сорок рублей в месяц — и это вы называете помощью?
ПОСИДИМ У ОКОШКА
Недавно меня пригласили в гости мои новые знакомые, муж и жена. Меня просили прийти ровно в шесть вечера. Я появился почти вовремя, опоздав на две-три минуты. На мой звонок к двери никто не подошел. Тронул дверь — она оказалась незапертой. Я вошел. В квартире было темно. На фоне освещенного телевизионного экрана четко читались два силуэта, мужской и женский.
— Извините,— сказал я.— Немного опоздал.
Не оборачиваясь, хозяин сделал легкий пасс рукой, скорее всего означающий: «Садитесь рядом».
Я взял стул и сел рядом.
— Здравствуйте, как поживаете?— спросил я. Теперь их было видно в профиль.
Жена приложила пальчик к губам, что, видимо, означало: «После поболтаем».
Все мои последующие попытки заговорить не нашли взаимопонимания.
В половине двенадцатого на экране появилась надпись «Передачи окончены».
Муж нехотя выключил телевизор.
— Здравствуйте, здравствуйте,— сказал он, рассеянно разглядывая меня.— А вы как поживаете?— Он широко зевнул и потянулся до хруста в костях.
— Здравствуйте,— сказала жена.— Что же вы так поздно? — Она тоже зевнула, но деликатно, в ладошку; извинилась, вышла и через минуту вернулась в домашнем халатике.
— Гм-гм...— сказал муж и поглядел на часы.
— Вы только что пришли, а мы вас уже гоним,— засмеялась жена.
— Жаль, что такой славный вечер вы провели не у нашего телевизора, а у своего,— сказал муж.— Мы недавно поменяли кинескоп, у нас изумительная четкость. А цвет! Сами видели!
— Разрешите узнать на прощание,— попросил я,— а как вы проводили вечера, когда у вас не было телевизора?
— Странный вопрос,— удивилась жена.— У нас всегда был телевизор.
— Не совсем так,— поправил ее муж.— Но это было очень давно...
— Подожди, подожди...— задумалась жена.— Припоминаю одно забавное занятие. У нас были такие... листочки.
— Что еще за листочки?—с подозрением спросил муж.
— Да вспомни! Такие листочки, испечатанные с обеих сторон буковками. Они еще были сложены в такие плотные пачечки.
— Наверное, это были книги?— предположил я.
— Как вы сказали?— переспросила жена.
— Кни-ги.
— Возможно.
— А!— промычал муж.— Теперь и я вспомнил эти листочки. Но что мы с ними делали?