Пора вставать, дорогая
Однажды Сергею Иванычу на работе поручили собрать данные по одному актуальному вопросу и свести их в таблицу. Он же не только в таблицу их свел, но и обобщил. И получилась нехорошая картина. Начальник ознакомился, выдал крепкий нагоняй: зачем обобщал? Обобщенные данные, они всегда пугают.
Обычно Сергей Иваныч хорошо спит, но иногда плохо. Особенно после неприятностей на работе. Тогда — бессонница.
С бессонницей, как известно, борются по-разному: кто до тысячи считает, кто до миллиона, кто детство вспоминает миленькое, кто юность удалую. А Сергею Иванычу в голову начинают подсчеты лезть. То — сколько он за всю жизнь заработал, и за какое время это же можно было бы иметь, если бы каждую осень уезжать им клюкву, как один из их конторы. То — сколько очков будет у «Спартака» к концу сезона. И тому подобная чепуха.
На этот раз лежал он, уснуть не в силах, да и подумал: обычно я восемь часов сплю. А сейчас вот уже три часа не сплю. А если бы так каждую ночь? Три часа — восьмая часть суток. Значит... Каждые восемь суток можно экономить одни. И каждые восемь месяцев — месяц. И каждые восемь лет... Прямо не верится: если спать не пять часов, а восемь, каждые восемь лет будешь терять год жизни. Ужас! Прав был начальник: нельзя обобщать, себя же первого и напугаешь. Ведь взять любое ежедневное занятие. Скоро утро настанет, и среди прочих забот — пожалте бриться. Бреюсь минут десять. Пустяк, казалось бы. А если за год? Подсчитал — вздрогнул: за год на бритье уходит почти трое суток. А когда начал бриться? В восемнадцать лет.Сколькоже набежит, допустим, к пенсионному возрасту? Сорок два года, умножить на три... Четыре месяца! Милое дело!
А вот такой пустяк: побрился, позавтракал, оделся, двинул на службу. Дошел до угла, надо дорогу у светофора перейти. Бывает зеленый, а бывает, и подожди. В среднем полминуты на переход. А за месяц? За год? До пенсии?
Прикинул до пенсии — вышло: около недели. Не может быть! Пересчитал: то же самое. Считать-то умею, в школе, как говорится, научили. Спасибо, школа. Давненько, кстати, не заглядывал. А вот станешь стареньким, пригласят в гости в родную школу, к юным пионерам: расскажите, как жили.
А ты скажешь: «Юные пионеры! Жизнь прошла очень интересно. Полгода завтракал, год обедал, полгода ужинал. Двадцать лет продрых. Пять лет глядел в телевизор, два года ездил в автобусах. Неделю переходил улицу. Четыре месяца брился. Полтора месяца правую щеку брил, столько же — левую, две недели — подбородок, неделю — усы и еще дня три виски подравнивал... Так что, юные пионеры, берите пример с ярко прожитой жизни!»
Тоскливо стало Сергею Иванычу от этих обобщенных данных, но за окном уж рассвет, пора самому подыматься и жену будить. У них так заведено: Сергей Иваныч просыпается первым и супругу будит. И всегда одной и той же фразой: «Доброе утро, моя дорогая. Семь часов. Пора вставать!» Интересно, сколько времени нужно, чтобы эту фразу произнести? Пожалуй, шесть-семь секунд. А за месяц? Три минуты. А за год? А если проживем вдруг до золотой свадьбы — пятьдесят лет вместе, тогда... на одну эту фразу... так... так... сутки с лишним! Ужас!!! На одну фразу — больше суток жизни ухлопать! До чего же длинная фраза. Да, чересчур. В этом и причина. Лишнего в ней много. Например: «Доброе утро». Или это: «Моя дорогая». Что «моя» — неужели не ясно? И «дорогая», если честно, тоже не обязательно каждый день объявлять. И что «семь часов» — сколько же еще, если вставать пора? Вообще, все назначение этой фразы в том только и состоит, чтобы разбудить жену. А разбудить человека можно любым громким звуком. Крикнуть. Стукнуть. Свистнуть. Да, свистнуть — самое подходящее. С детства, правда, не свистывал. Но помню.
Приподнялся Сергей Иваныч, над женою склонился, сложил пальцы особым приемом, как в детстве, во дворе научили, да как дунет через них. Великолепно свистнул! И потратил не более двух секунд!
Жена, как укушенная, подпрыгнула:
— Что?! Что?! Что такое?!
Начал Сергей Иваныч объяснять, почему свистнул и что вообще надо экономить время в быту, чтобы в сумме не получать таких огорчительных потерь, какие происходят сейчас... А она ничего не понимает.
— С ума сошел, хулиган! — кричит.— Совсем уж тронулся!
Слово за слово — так разругались, что оба на работу опоздали.
Прибежал Сергей Иваныч в контору — все уже на местах, начальник головою укоризненно покачал. Да, думает Сергей Иваныч. Пять секунд я сэкономил — на свисте, а полчаса потерял — на ругани. А если так каждое утро? Быстренько прикинул на счетной машинке: если каждое утро по стольку ругаться, то к золотой свадьбе на это дело уйдет... полгода! Аж свистнул от изумления. Начальник спрашивает:
— Да что с тобой сегодня, Сергей Иваныч? Мало того что опоздал, так еще свистишь, как Соловей- разбойник?
Ох, думает Сергей Иваныч, если каждый раз после этого еще и полчаса с начальством объясняться — еще полгода псу под хвост. Вот так экономия.
И на следующее утро, над женой склонившись, как прежде, сказал ей:
— Доброе утро, моя дорогая. Семь часов. Пора вставать!
Длинновато, конечно. Но сокращать не стоит — себе дороже. Другие резервы искать надо. При переходах — на зеленый подгадывать. Или — отпустив бороду и усы, бриться вдвое быстрее.
— Пора вставать, дорогая. Как ты думаешь, пойдет мне борода?
Точка
Человек, как всякое живое существо, стремится к определенности. И что может лучше успокоить, чем твердое знание, что ты сейчас занимаешь определенную точку в пространстве. Что мир велик и в нем есть много чего, в основном тебе не принадлежащего, но уж эта точка, в которой ты находишься,— твоя, и ничья больше. Единственное исключение: беременная женщина. Их в одной точке двое. Но это исключение и составляет особую радость беременных женщин.
Чувство точки, родившись в школьном детстве, сопровождает Сергея Иваныча всю жизнь. Радует, успокаивает, поддерживает морально. Сергей Иваныч, если наступает трудная минута, если обижен, растерян, сбился с жизненного пути,— не предается бесцельным переживаниям. Он действует по заведенной с детства схеме: сначала определяет свои координаты, затем — свое положение относительно стран света, затем намечает ориентиры на местности, а уж после этого выбирает дальнейший маршрут жизни — как в возвышенно-философском смысле, так и в сугубо житейском.
Например. Как все нормальные люди, Сергей Иваныч стоит в очереди на телефон. Когда подал заявление, оказался шестьдесят вторым, зато уже через год — семьдесят третьим, а еще через год — девяносто восьмым. Он, конечно, немного удивился, но один остроумный приятель объяснил, что все, что растет, растет в две стороны — корнем вглубь, а стволом к солнцу. И очередь, прежде чем потянуться к солнцу, то есть в данном случае к телефону, должна обрести крепкий корень, а для этого надежно прорасти вглубь. И действительно, еще через год очередь оказалась сто второй, после чего, обретя корни, поперла к солнышку: через год — девяносто третья, через год — семьдесят седьмая, а еще через год — двадцать четвертая! А еще через год пришел Сергей Иваныч в телефонную контору узнать, какие же перспективы. А там, чтобы узнать, как у тебя с очередью, надо еще и живую очередь к особому окошечку выстоять. Выстоял, назвал себя особому окошечку, а оно ему говорит: ваша очередь — сорок шестая. Не может быть! Перепроверьте! Перепроверили: сорок седьмая. Следующий!
Вышел Сергей Иваныч из телефонной конторы, в ближайшем сквере на скамеечку рухнул. Что же это за очередь такая? Второй корень пустила. А сколько их ей еще понадобится? Кто эти люди, которые опять впереди оказались? Кто они? Кто-то. А ты кто? Никто. Гебя нету. Для самого себя ты еще есть, для жены существуешь. Местами. А для телефонной конторы ты пустое место.
Долго бы еще он так самоуничижался, если бы не вспомнил о любимой географии. Пусть я ничтожество, по определенное место, уж извините, занимаю. Пятьдесят пять градусов северной широты, сто тридцать два градуса восточной долготы, то и другое с какими-то там минутами и секундами. С какими неважно, а важно, что в этой точке нахожусь я и никто другой в данный момент находиться в ней не может. Если, конечно, не подойдет кто-нибудь и со скамеечки не сковырнет. Но я тебе сковырну! Только подойди. Моя точка!
Определил координаты — успокоился. Но недостаточно. Чувствует, есть потребность и по странам света определиться. Где я нахожусь? Первое, очевидное: в ста метрах к югу от телефонной конторы. Это успокаивает? Не успокаивает. Тогда так: в трех километрах к северу от своей квартиры, где жена ждет, какие про телефон новости. Это успокаивает? Это будоражит. Заставляет вспомнить, что я, в конце концов, в каких-то пяти километрах к юго-востоку от горсовета, где народный контроль в действии. Это успокаивает? И даже вдохновляет. Значит, есть маршрут? Есть. Но если там опять очередь? И тоже сначала растет вглубь? С другой стороны — какие у него в этой точке перспективы? Тут вот, на скамеечке? Никаких. Бесперспективные координаты. Надо сменить. Причем резко. Человеком хочется себя почувствовать! На высоте. Где ближайшая высота? Где себя человеком можно почувствовать? До Тянь- Шаня пять тысяч километров на юго-восток. До ресторана «Заря» семьсот метров на юго-запад. Строго по трамваю. До Тянь-Шаня добираться дорого, зато там бесплатно. Бегай по ледникам, рассветами любуясь. До «Зари» три копейки на трамвае. Зато внутри дорого. Достал деньги, прикинул: на дорогу до Тянь-Шаня маловато, на пребывание в «Заре» еще меньше. Стоп! Северо-северо-восток, десять перегонов троллейбуса, пивной бар «Отдых». И дорога дешевая, и пребывание на высоте по карману. Самая точка и есть!
Верность
Сергей Иваныч всю жизнь верен тому, чему его учили в детстве. Например, в детстве его учили читать — и он до сих пор читает. Чаще всего «Книгу о вкусной и здоровой пище». Потому что в детстве его учили постоянно перечитывать любимые книги. А это — его любимая.