писано.
— Вот именно,— вздохнул водитель.— Ничего-то на вашем брате не написано.
— А собственно, почему?!— Сигарета в пальцах Опрокиднева вычертила в воздухе дымный знак вопроса.— Как раз и должно быть написано!!!
— На лбу, что ли? — спросил водитель.
— Нет, не на лбу,— сказал Опрокиднев,— На лбу не все согласятся. Можно сделать изящней и проще, в виде нагрудных нашивок. Или, еще лучше, значков. Простенькие такие, разного цвета и формы. Например, белый кружок означает: «Даю полтинник сверху на любом расстоянии». Желтый квадратик: «Даю на чай только в нетрезвом виде». Синий ромбик: «Даю, если намекнуть, а сам не догадаюсь». Черный треугольник: «Не даю, и не жди». И так далее и тому подобное.
Эта система значительно облегчит ваш труд и вообще может привести к феноменальным ситуациям. Пример: к вам подходит клиент и просит перевезти его через улицу.
— Как это через улицу?
— А вот так! С этого тротуара на тот.
— Он что, ненормальный? — спросил водитель.
— Может, и ненормальный,— с радостью согласился Опрокиднев,— а вам какая разница, если на нем белый кружок?
— А белый кружок — это у нас что?
— «Полтинник при любом расстоянии»!
— А...— промычал водитель.— Тогда другое дело.
— А как же! Да с этими значками у вас будет не работа, а блеск и перламутр! Сортировка и градуировка с электронной точностью! Подошел один, вы ему: «С белым кружочком всегда пожалуйста. Позвольте чемоданчик». Подошел другой, а вы ему: «Если уж нацепил желтый квадратик, пойди сначала выпей, а потом в машины лезь». Подошел третий, с черным треугольником...
— Ну, с этим разговор короткий. Этот пусть пешком идет,— рассмеялся водитель.
Опрокиднев тоже рассмеялся и сказал:
— Как летит время! К сожалению, мы уже приехали. Остановите вот здесь.
Счетчик показывал рубль шесть.
Опрокиднев выгреб из кармана скромный кожимитовый кошелек, а из кошелька вынул рубль. Этот рубль он положил в доверчиво протянутую ладонь водителя. На рубль он положил пятачок, а на пятачок — копейку.
— Спасибо,— сказал Опрокиднев.— До свидания, до новых встреч в эфире.
— Я тебя не понимаю,— сказал водитель, суммируя деньги на своей широкой доверчивой ладони. И он действительно не понимал Опрокиднева.
— А вы представьте, что эти значки уже введены,— объяснил Опрокиднев, отворяя дверцу и нащупывая правой ногой тротуар.— И у меня вот здесь,— он нежно тронул лацкан пиджака,— черный треугольник.
С этими словами он покинул гостеприимный салон таксомотора и через пять минут уже сидел на рабочем месте над расчетом паропровода высокого давления на изгиб.
«Любопытная у меня родилась идея,— удовлетворенно думал он.— И кстати, весьма и весьма универсальная. Такси — это частность, побрякушки. Есть вопросы поважней, например семья и брак. Желает ли человек соединить себя узами брака с блондинкой (блондином) или брюнеткой (брюнетом), рассчитывает на интеллигентку (интеллигента) со скромным заработком или наоборот — все это может быть четко выражено системой нагрудных значков.
А возьмем проблемы снабжения? Сейчас каждый имеет возможность что-нибудь достать. В то же время каждому чего-нибудь не хватает. Нужна краткая недвусмысленная информация: кто где работает и на что способен. Нужны изящные значки, изображающие кирпич, лесо- и пиломатериалы, мандарины, селедку, различные детали бытовой электроники и прочий дефицит...»
— Опрокиднев, будем мечтать или будем работать? — сердито спросил Буровин.
«Правильно,— подумал Опрокиднев.— Нас здесь тридцать человек, и ни на одном не написано, зачем он сегодня пришел: работать или мечтать. А как было бы хорошо: на груди значок в виде скрещенных кирки и лопаты — значит, пришел работать. Миниатюрная копия известной скульптуры «Мыслитель» — значит, пришел мечтать...»
— Я тебя спрашиваю?!
— Будем, Эдуард Фомич, обязательно будем! — заверил Опрокиднев.— Будем работать и будем мечтать!
ОПРОКИДНЕВ БРОСАЕТ ПЕРЧАТКУ
Однажды Опрокиднев разыскал Курсовкина и попросил его вместе с Аабаевым и Джазовадзе пройти в курилку.
— Вы нужны мне не как активисты месткома, а как отзывчивые товарищи и близкие друзья,— объяснил Опрокиднев.— Буду краток. Только что нашему отделу вернули на переработку расчет паропровода. Это сделано по личному требованию представителя заказчика главного инженера «Монтажсистематики» Промышлянского.
— Промышлянский — опытный инженер,— заметил Курсовкин.— Он имеет право вернуть.
— Имеет право?! — возмутился Опрокиднев.— И это после бессонных ночей, проведенных над этим расчетом мною и инженером Шараруевой?! Мы творили паропровод, как поэму! — воскликнул он.— Короче говоря, я принял решение вызвать Промышлянского на дуэль и прошу вас быть моими секундантами.
Подумав, он добавил:
— Эти ночи я не забуду никогда.
— А не круто берешь? — спросил Курсовкин.— Может быть, сначала поговорить с Промышлянским? Может, он перед тобой извинится?
— Дело не во мне,— ответил Опрокиднев.— Вызывая его на дуэль, я заступаюсь за поруганную честь всего института. Я как бы являюсь общественным обвинителем и, если уж говорить прямо, общественным палачом Промышлянского. Я как бы олицетворяю своим порывом лучшие черты нашего коллектива: смелость, отвагу, здоровую мстительность, умение постоять за себя.
— Закон гор говорит: такие оскорбления смываются только кровью,— с легким клекотом сказал Джазовадзе.
— О том же говорит и закон степей,— сурово произнес Аабаев.— Опрокиднев, мы сочтем за честь быть твоими секундантами в этом благородном поединке.
— Спасибо, друзья,— растроганно сказал Опрокид- нон.— Вот, возьмите эту перчатку и бросьте ее от моего имени Промышлянскому. А потом, когда он примет вызов, заберите ее обратно. Эти перчатки я приобрел в прошлом году на японской выставке, и они дороги мне как свидетельство таланта и трудолюбия японского народа и как примета крепнущих день ото дня торговых и экономических связей между нашими странами. А вас, товарищ Курсовкин, я попрошу обеспечить дуэль квалифицированной медицинской помощью и организовать врача. Жду вас у себя в отделе.
— Одну минутку, Опрокиднев,— остановил его Курсовкин.— Не уходи. Нам надо посоветоваться.
Он отвел Аабаева и Джазовадзе в сторону. Вскоре там завязался оживленный спор. Наконец стороны пришли к согласию.
— Ты только не обижайся, Опрокиднев,— сказал Курсовкин.— Мы тут посовещались и решили выставить от нашего коллектива на эту дуэль другого товарища. Товарища Эдуарда Фомича Буровина.
— Как более достойного,— добавил Джазовадзе.— Уступить место более достойному — вот высшее достоинство. Так говорит закон гор.
— А закон степей? — спросил Опрокиднев.
— То же самое говорит и закон степей,— ответил Аабаев.
— Хорошо,— сказал Опрокиднев.— Но если Буровин промахнется, я снова вызову Промышлянского и уж на этот раз пойду сам. А теперь отдайте мне обратно перчатку, пусть Буровин посылает свою.
— Не мелочись, Опрокиднев,—- сказал Курсовкин.— Пусть и твоя перчатка послужит нашему общему делу. И вообще, не думай, что мы тебя забудем. Нет, ты останешься инициатором и идейным вдохновителем этой дуэли. Уверен, что на ближайшем заседании мы выделим тебе премию.
Это несколько успокоило Опрокиднева, и он вернулся в отдел.
Вскоре его вызвал к себе Буровин.
— Понимаешь, какая штука, Опрокиднев,— сказал он.— Мне тут только что передали насчет дуэли. С удовольствием бы принял в ней самое активное участие, но абсолютно некогда. План по седьмому объекту горит, сам знаешь. Командировка на носу. Потом семинар, кружок текущей политики, да еще совещание у директора, да еще сын заболел желтухой, надо ехать в больницу. В общем, я перебрал весь отдел, и, кроме тебя, больше послать некого. Женщин, сам понимаешь, неудобно. А из мужчин ты самый свободный. Только не подумай, что я струсил. Ты ведь так не думаешь, а?
— Нет, Эдуард Фомич,— скромно ответил Опрокиднев.— Я так не думаю. И я рад, что вы оказали доверие именно мне. Скажите мне, куда и к какому времени я должен подъехать, и я пошел.
— Сегодня, в шесть вечера, на двадцать втором километре Московского шоссе. На опушке леса тебя встретят Аабаев и Джазовадзе. Они уже обо всем договорились. И пожалуйста, передай Промышлянскому мои извинения и привет.
— Передам,— заверил Опрокиднев.— И это будет последний привет из всех, полученных им в течение его жизни.
Ровно в шесть вечера Опрокиднев вышел из автобуса на двадцать втором километре.
На траве возле километрового столбика сидели секунданты.
— Промышлянский должен подойти с той стороны леса,— объяснил Джазовадзе.— Учти, в молодости он был «ворошиловским стрелком».
Они углубились в лес и долго аукали. Наконец из кустов навстречу им вышел нервный субъект с портфелем.
— Сколько можно ждать? — сердито спросил он, показывая на часы.
— Где Промышлянский? — спросил Джазовадзе.
— Откуда я знаю? — пожал плечами субъект с портфелем.— Скорее всего, у себя в кабинете. Мне приказано встретиться с вами вместо него.
— А вы знаете, в чем состоит суть встречи? — спросил Джазовадзе.
— В самых общих чертах,— ответил субъект.— Промышлянский объяснил, что у проектировщиков, то есть у вас, какие-то претензии к нам.
— У нас не претензии,— сказал Аабаев.— У нас дуэль. От нашего коллектива будет стрелять техник Опрокиднев. А вы, насколько я понимаю, будете участвовать вместо Промышлянского.
— Вот оно что,— побледнел субъект.— А я-то думаю, что за встреча на двадцать втором километре.
— В городе стрельба на открытом воздухе запрещена,— сказал Джазовадзе.— Давайте, товарищи дуэлянты, занимать рабочие места. Время не терпит.
Опрокиднев стоял на опушке осеннего леса. Солнышко усердно золотило сосны. Поблескивала паутина на кусте можжевельника. Тонко, усыпляюще жужжала какая-то мушка. Опрокиднев окинул растроганным взором простор небес и ощутил нежелание умирать в этой обстановке. Впрочем, и в любой другой тоже.