ого порошка из коксового газа покажется развлечением в детском саду.
По результатам трёхчасовой лекции я понял одно: на Кубе никель плавить невыгодно. Кокса нужно завозить по тонне на пуд металла, а ещё нужно цистерны кислот всяких, прочей гадости. И в результате на тонну руды потребуется ввозить больше двух тонн химикатов — проще руду перевозить туда, где они производятся. Собственно, три русских и два кубинских инженера, прошедшие обучение в Америке, занимались именно тем, что руду эту преобразовывали на месте в "транспортабельную форму" — спекали в куски, чтобы получалась не пыль, а именно руда. Суворова же разработала набор химических тестов, показывающих содержание металлов в конкретном образце — что было важно, так как оно сильно менялось уже через несколько метров в карьере.
Выслушав подробные, но так и не понятые мною объяснения, я понадеялся, что это всё же поможет сделать "свой" никель дешевле, чем "покупной". А заодно у меня появилась надежда на то, что "отбирать" кубинские рудники у меня никто пока не будет: по нынешним временам руды и так хватает, не хватает сил из неё металл добыть.
Отдохнув (действительно отдохнув!) неделю на Кубе, мы отправились дальше — в Уругвай. Мне эта страна еще "в прошлый раз" понравилась. Действительно было чрезвычайно интересно разобраться в том, как страна, обделённая любыми природными богатствами, умудрилась сделать жизнь населения гораздо лучшей, чем у "богатеньких" соседей.
И было очевидно, что моя деятельность тут ни причём: селекционная станция практически с "внешним миром" не взаимодействовала, никаких "высоких технологий" кроме одного мотоцикла с коляской жителя Уругвая от меня не получили… И в тысяча девятьсот втором году в засуху умерло чуть ли не десять процентов населения — а вот в следующую засуху, в тысяча девятьсот девятом, народ разве что лениво поругивал погоду.
Для меня было ясно, что все это — результат действий правительства от партии "Колорадо". Вот только смысл этих действий от меня ускользал. То есть понятно, что "всеобщее обязательное бесплатное образование" будет на пользу государству — но его, это образование, ввели за двадцать пять лет до "колорадов". Как и бесплатное медицинское обслуживание. Но почему-то до избрания Хосе Батлье-и-Ордоньеса все это особого влияния на жизнь народа не оказывало…
В "прошлый раз" президенту-"колораду" пришлось еще пару лет заниматься гражданской войной. Мне же очень хотелось увидеть процессы, делающие страну счастливее, побыстрее. Ну, Уругвай — страна небольшая, народу — меньше миллиона, все друг друга знают… Десяти тысяч песо (чуть меньше двадцати тысяч рублей) хватило на "подогрев толпы", и в общем-то никто особо не удивился, когда на очередном митинге, устроенном партией "белых" — "Partido Blanco", она же "Национальная партия" — дело дошло до стрельбы. Ну, погорячились мужики, с кем не бывает, а то, что все присутствующее на митинге руководство "белых" фатально пострадало, так это, видать, Дева Мария так решила.
Мне "господнее решение" обошлось, кроме небольшой суммы, еще в пару месяцев напряженной работы Володи Ульянова, но он и с плановой работой справился, и три винтовки, стреляющих на два километра револьверными пулями, сделал. Стрельба, правда, велась метров с двухсот, зато пулю местные врачи (очень хорошие, кстати) нашли только одну, очень мятую. Зато войны не случилось. По мне дюжина трупов лучше чем двенадцать тысяч, тем более что этим "белякам" все равно недолго жить оставалось.
А еще хорошо то, что "колорадам" никто теперь не мешал проводить свою политику. Я — по возможности, конечно — за ней наблюдал, но так и не понял, чем она отличается от какой-то другой. Ну, ввели восьмичасовой рабочий день на заводах — но там заводов-то хорошо если десяток на всю страну. Включая мастерские в порту Монтевидео и такие же мастерские на железной дороге (да и те британские).
В Уругвае была одна беда: отсутствие полезных ископаемых. Нет угля, нет нефти и газа. Руда — железная — правда есть, но такая паршивая, что по нынешним временам на неё и смотреть никто не станет. Леса тоже нет. Хорошо ещё климат там теплый, потому что дров взять тоже негде. Договариваясь с Генри о "разделе сфер влияния", я специально попросил инициировать геологическую разведку территории, и американцы два года пытались хоть что-то найти. Железо — нашли, долго от него отплёвывались, и всё закончилось подписанием договора между Игнатьевым и Рузвельтом о том, что "Америка признает исключительные интересы России" в этой никому не нужной стране. При условии, что Россия не будет устраивать там военных баз.
Зато в Восточной Республике был замечательный инженер Виктор Судриерс, разработавший целую программу строительства гидроэлектростанций. Единственным богатством Уругвая (если не считать пампасов) были реки. Рек было много и вода в них была круглый год — дожди шли регулярно. Президент Хосе Батлье-и-Ордоньес деятельность Виктора очень одобрял, вот только денег у него на строительство всех этих станций не было. Деньги были у меня. И именно это позволило мне договориться с президентом о встрече: может быть, в разговоре с ним удастся понять, почему в этой самой бедной от природы стране всё так хорошо… ну, будет хорошо. Лет через пять-шесть.
Встреча с уругвайским президентом началась несколько неожиданным конфузом. Еще в самом начале осени ему был подарен "Серебряный призрак", и сеньор Батлье-и-Ордоньес счел правильным встретить нас еще в порту. После обмена формальными приветствиями мы с Камиллой вместе с президентом поехали в приготовленную резиденцию, и неожиданно сеньор Хосе, как-то странно на меня поглядев, спросил:
— Сеньор Алехандро, Ваши представители сообщили, что вы в Уругвае впервые, не так ли?
— Лично я — да, но у меня в вашей стране уже три года действует сельскохозяйственная лаборатория…
— Это я тоже слышал… меня, откровенно говоря, удивляет другое: я ни разу не встречался с иностранцами, говорящими на портуньол. Дже здесь, в Монтевидео, немногие жители его используют…
— Э-э-э… Теперь понятно, почему на меня так косились в других местах, даже на Кубе, — я заставил себя улыбнуться. — Видите ли, учителем испанского у меня был как раз уроженец этих мест, из города, если я название не путаю, Артигаса, — я помнил про креолку, "давешнюю" жену Леонтьева, упоминавшую, что её то ли дядя, то ли наоборот, племянник, уехал на заработки в Европу. — Сеньор Луис Серрато?
— О, я думал, что он уже в раю… надо же, как мал наш мир!
— К сожалению, теперь он действительно в раю… — постарался вывернуться я: кто же мог предполагать что в стране с населением меньше Харькова все дворяне друг с другом знакомы? — Но я тем более рад, что в вашей стране мой испанский понятен. У меня большие планы именно на Уругвай, и, разговаривая на местном языке, я лучше пойму, насколько они осуществимы.
После моего вынужденного "признания" некоторая напряженность в общении исчезла:
— Откровенно говоря, я тоже не совсем Ваши планы понимаю. Я могу понять англичан, которые, к сожалению, теперь фактически контролируют все железнодорожные перевозки в стране. И понимаю, зачем вы так рьяно занялись исследованиями в сельском хозяйстве — они ведутся в интересах России, от Уругвая Вам нужен только климат. Но зачем Вам производство электричества? Ведь его в Россию не увезти. А найти тут покупателей на такое количество… я не вижу возможностей. Вы поймите, как президент, я всячески приветствую любые вложения в промышленность — но мне нужно понять, что сподвигло вас на столь… рискованные, скажем, вложения?
— Сеньор президент, я знаю, что в Уругвае нет ни полезных ископаемых, ни каких-то уникальных ресурсов… но у вас есть кое-что другое. Виктор Судриерс сам думает, что его проекты нацелены на довольно далекое будущее, но у меня мнение иное. Сейчас каждый год тысячи, десятки тысяч людей из Франции, Италии, других стран Европы переселяются в Уругвай в поисках спокойной и комфортной жизни — а комфорт уже в значительной степени обеспечивается электричеством. Удобное освещение, телефон, трамвай, наконец… так что в том, что проект окупится, у меня сомнений нет. Окупится не очень быстро — но это не важно. Важно то, что у Виктора есть именно готовые проекты электростанций, и когда я их выстрою, то все соседи захотят такие же. В Бразилии тоже много рек, а теперь и довольно много денег от продаж каучука — и с Вашей помощью я им покажу, куда эти деньги лучше потратить. А чтобы не наделать ошибок именно в рекламной части, мне было бы очень интересно ознакомиться с Вашей программой — как партийной, так и государственной. Так мне будет понятнее, на что обращать внимание Ваших более богатых соседей…
Официальная часть переговоров затянулась на пару недель: как и везде в Латинской Америке, народ в Уругвае "суетливостью" не отличался. Но, с другой стороны, уругвайцы мне чем-то напомнили китайцев — не нынешних, а, скорее моих "современников из будущего": планирование они вели монументальное, буквально "на века". Через две недели уже Виктор Судриерс в роли "министра электричества и геологии" подписал рамочный договор на строительство каскада электростанций на Рио-Негро и вполне конкретный договор о строительстве первых двух электростанций на реке Санта-Лусия Чико. Первая — с пятнадцатиметровой плотиной — была запланирована на мощность в двадцать четыре мегаватта (с опцией расширения до тридцати шести), вторая — десятью километрами ниже — на двенадцать. Вообще-то вторую Виктор даже не планировал, но она потребовалась "в прошлый раз" для сглаживания перепадов уровня в реке при пиковой нагрузке на верхней станции, и, хотя ее строительства я так и не застал, помнил о возникающих проблемах. Виктор — после моих пояснений — счёл меня "специалистом" по гидростроительству, что сильно упростило дальнейшее наше общение.
Курапов, приехавший с нами (он сам захотел, узнав о моих планах, построить шлюзы в далекой стране), после подписания контрактов заметил:
— Александр, я, признаться, даже не очень сильно удивлен тем, что Вы так быстро с этими уругвайцами договорились. Но все же остаюсь в некотором недоумении: почему вы все же решили строить станции здесь, на другой стороне Земли? Инженеров с трудом хватает на строительство на Волхове и Свири, а вы собираетесь, как я понял, сюда ещё две дюжины направить?