— Беспорядки продолжались всего лишь несколько дней? — спросил Зимин.
— Да. Недолго. Коллегия по нормализации справилась со своей главной задачей, до бунта дело не дошло.
— Но сейчас уже все в порядке?
Ручин отрицательно помотал головой.
— Увы, все только начинается. Народ затаился, но что будет дальше, предсказать трудно. Понятно, что всего на всех, конечно, не хватит, но для того, чтобы поддержать общественное спокойствие, начальники пытаются создать впечатление, что Коллегия заботится обо всех людях, независимо от социального положения. Пока это удается, но рано или поздно выяснится, что это наглый обман. Не хочу говорить лишнего, но народ обязательно психанет, если кого-то оставят без рецептов.
— О чем-то подобном я писал в свое время, — сказал Зимин. — Я предупреждал.
— Ерунда, мне никогда не нравились ваши сочинения. В них нет настоящей жизни. Они ведь, по существу, всего лишь перечисления ваших субъективных представлений. Но людям хочется читать про себя, а не про вас.
Пришлось Зимину кивнуть в знак согласия.
— Вы не понимаете современную жизнь и относитесь к ней с пренебрежением, как к действу, не заслуживающему внимания. Ваша неуемная страсть к идеям и смыслам — отвратительна. Когда я просматриваю ваши тексты, мне кажется, что они могут быть интересны только людям, любящим размышлять.
— Совершенно верно, — подтвердил Зимин. — Думал, что поступаю правильно.
— Наши читатели другие. Интеллектуальные изыски и прежде оставляли их равнодушными. А теперь, когда они обретают бессмертие, неприятие любых идей только усилится, и ваши не станут исключением. Читатели нуждаются только в любви, развлечениях и успокоении измученной проблемами души. Сочиняли бы простые жизненные истории, не лезли к читателям с поучениями и глубокомысленными советами, вам бы цены не было. Ну а так — получается одно недоразумение.
— Зачем тогда Отдел ненормативного чтения со мной работает? Почему вы покупаете мои тексты? Почему вы не разорвете контракт?
— Почему-почему. Уже разорвали. Искренне надеюсь, что мы видимся с вами, Зимин, в последний раз. Вот ваши последние заработанные у нас деньги. Распишитесь в ведомости и проваливайте.
— И вы никогда больше не будете читать мои тексты?
— Это я вам обещаю!
— И все-таки. Зачем я работал на Отдел?
— Не знаю. Мое дело было передавать тексты дальше по инстанции. Начальству виднее.
— Мои тексты читали начальники?
— Странные вопросы вы задаете, Зимин! Мне не по чину обсуждать поступки начальства.
— Читали-читали и вдруг распорядились: прекратить принимать от Зимина рукописи?
— Не совсем так.
— А как?
— Вам велено явиться в Отдел безопасности для беседы и оформления необходимых документов. Вот там вам и расскажут, читали вас или нет. И за что платили деньги. Они-то знают!
— Почему вы мне сразу об этом не сказали?
— Ждал, когда вы распишитесь в ведомости. А теперь говорю: «Зимин, вам следует немедленно явиться в Отдел безопасности для получения развернутого инструктажа». Довольны?
Страха не было. Зимин знал, что сотрудники Отдела ненормативного чтения без крайней необходимости с обешниками стараются не общаться. Боятся. Говорят, там такие ушлые ребята собрались, что из любого, самого нейтрального разговора способны состряпать дело. К тому же они чужие, работают непосредственно на Коллегию. Но сам Зимин страха не испытывал. Чего ради? Он вдруг понял, как порой бывает полезно вовремя потерять работу. С уволенного какой спрос? Скорее всего, у него решили взять подписку о неразглашении. Затея абсолютно пустая, можно подумать, что ему известны какие-нибудь секреты.
Если подумать, это было очень смешное намерение. За время работы с Отделом ненормативного чтения Зимин так и не сумел выяснить, чем занимаются все эти люди, и какую роль в проекте играет лично он. Наверное, это и был тот секрет, который потребуют хранить в тайне лет двадцать. Сам Зимин мог сказать о потерянной работе лишь одно: «Я так ничего и не понял».
У двери в Отдел безопасности стояли два вооруженных охранника.
— Мне назначено, — Зимин предъявил документы.
— Все в порядке. Проходите.
Дверь распахнулась и… Зимин неоднократно давал себе слово больше ничему не удивляться. Но раз за разом оказывалось, что жизнь — слишком коварна и изощренна, чтобы можно было выполнить подобные обещания. Мог ли он предвидеть, что встретит в Отделе безопасности тетушкиного друга профессора Лобова? Нет, конечно, такое ему бы не пришло в голову. Однако Лобов там был, сидел рядом с каким-то незнакомцем.
— Удивлены, Зимин? — спросил Лобов.
— Скорее озадачен. Зачем вы здесь?
— Это моя работа. Мне поручили познакомить вас с господином Наукоподобновым.
— Зачем?
— Есть дело.
— Польщен. Обо мне раньше никто не говорил, как о человеке, способном справиться с каким-то полезным делом. Вообще-то я писатель, сочиняю истории.
— Знаю, — улыбнулся Лобов. — Сам бы я к вам не стал обращаться. Но вот господин Наукоподобнов считает, что вы справитесь с работой, которую вам хотят поручить. Он в писателях разбирается лучше меня.
— Это и есть Зимин, — сказал он Наукоподобнову. — Я могу быть еще чем-нибудь полезен?
— Спасибо. Я вас больше не задерживаю.
Лобов церемонно поклонился и покинул помещение.
— Здравствуйте, Зимин. Вот мы опять встретились.
— Мы знакомы?
— Да. Но не в этой жизни.
— Вы так говорите, словно их несколько.
— Да. Так можно сказать.
Человек, который сидел напротив Зимина, наверняка знал много любопытного. Или думал, что знает. В данном случае особой разницы не было. Всякий раз, сталкиваясь с людьми, переполненными знаниями, Зимин старался меньше говорить и не спорить с ними, он с удовольствием впитывал поступающую информацию. А самые открытые люди, как известно, те, кто чувствует свое превосходство. Этот проверенный способ никогда не подводил Зимина, более того позволял узнать много интересного о людях. Разговорчивые чудаки с самомнением встречаются чаще, чем об этом принято думать. Вот и на этот раз он позволил себе только краткое замечание:
— Очаровательно!
Наукоподобнов грустно улыбнулся.
— Я знаю о вас, Зимин, очень многое, больше, чем вы знаете о себе сами.
— Как это?
— Я прочитал все, что вы написали.
— Спасибо!
— Я помню все ваши рассказы, даже те, о которых вы давно забыли. Человеческая память несовершенна.
— Ну и как? Вам понравилось?
— Никогда не оценивал ваши тексты с точки зрения литературного мастерства. По-моему, это глупо. Впрочем, надо будет попробовать, когда появится свободное время.
— Не знаю, что и сказать. Я заинтригован. Вы хотите обсудить какой-то мой рассказ?
— Да. Последний. «Папа, ты меня достал»!
— И что в нем не так?
— Задайте этот вопрос литературным критикам. Меня интересует только неожиданный пласт проблем, который обнаружился в рассказе.
— Например? — Зимин ничего не понимал.
— Задумывались ли вы о будущем человечества?
— Конечно, будущее меня интересует.
— Похвально!
Зимину показалось, что собеседник издевается над ним. Он всегда относился к критикам с подозрением.
— Послушайте господин Науко… и как-то там еще, что вам от меня нужно?
— Называйте меня просто Нау. В другой жизни вам это было позволено.
— В прежней?
— В другой. Прежняя и другая — это разные вещи. Когда-нибудь вы обязательно почувствуете разницу, но для этого нужно время.
— Не понимаю, о чем вы. Я окончательно запутался и потерял нить разговора, — признался Зимин.
— Давайте разбираться вместе. Понимаете ли вы, что человечество ожидает самая серьезная трансформация за все время его существования?
— Это вы о практическом бессмертии?
— Да.
— Пока это только разговоры. Смелая попытка выдать желаемое за действительное.
— Вы недооцениваете решимость людей, задумавших трансформацию.
— Почему же? Высоко оцениваю. Только мне их усилия напоминают активную деятельность создателей вечного двигателя. Та же напористость, тот же куцый результат.
— О, вы скептик? Ценное качество. Давайте попробуем подойти к проблеме с другой стороны. Согласны ли вы с утверждением, что человечество неминуемо разделится на две неравных части: элиту и остальных?
— Да. Это очевидно. Тенденция, однако. И знаете, Нау, я не считаю, что это плохо, — Зимин впервые назвал собеседника просто Нау, и это получилось на удивление легко, без напряжения, будто он так обращался к нему не в первый раз.
— Хотите попасть в число избранных?
— Нет, — рассмеялся Зимин. — Предпочитаю обходить их стороной.
— Почему? Они кусаются? Обзываются нехорошими словами? — заинтересовался Нау.