— Аргус ничего не будет чувствовать, но может еще какое-то время продолжать дышать. Почему-то чем старше собака, тем дольше она дышит без сознания.
— Интересно, — сказал Джейкоб, и сразу, как только последний слог сорвался с языка, раздражение на ветеринара, все время звавшего Аргуса по имени, превратилось в злость на самого себя: злость, которую он скрывал, нередко обращая на кого-то другого, но которая вечно была с ним. Интересно. Какая глупость это говорить в такой момент. Какое ненужное, пошлое, подлое замечание. Интересно. Весь день ему было страшно и грустно, и чувство вины одолевало за то, что он не мог помочь Аргусу прожить подольше, и в то же время он гордился, что помог ему так долго протянуть, но теперь, когда час настал, он испытывал только злобу.
— Вы готовы его отпустить? — спросил ветеринар.
— Извините. Еще нет.
— Конечно.
— Ты молодец, — сказал Джейкоб, оттягивая кожу у Аргуса между лопаток: Аргусу всегда это нравилось.
Видимо, Джейкоб просительно взглянул на ветеринара, потому что тот повторил:
— Вы готовы?
— А вы не дадите ему успокоительное или, я не знаю, обезболивающее, чтобы он не почувствовал укол?
— Некоторые врачи дают. Я нет. От этого им часто становится, наоборот, тревожнее.
— А…
— Многие хотят, чтобы им сначала дали несколько минут побыть вдвоем.
Джейкоб показал на флакон в руках ветеринара и спросил:
— А почему раствор такой яркий?
— Чтобы его ни с чем нельзя было перепутать.
— Логично.
Ему необходимо было отбросить гнев и все остальное, но ему требовалась для этого помощь, хотя больше всего он хотел сейчас остаться один.
— Можно я побуду с его телом? До кремации?
— Конечно, можно.
— Аргус, — произнес Джейкоб, словно второй раз нарекая его: один раз в начале, второй раз в конце.
Аргус поднял глаза и встретился взглядом с Джейкобом. В его глазах не было принятия. Не было прощения. Не было осознания, что происходит то, что должно произойти. Что так надо, так лучше. Их отношения определяло не то, что они могли разделить, а то, чего не могли. Между двумя существами всегда есть непреодолимое расстояние, запретная зона. Иногда оно принимает форму одиночества. Иногда оно принимает форму любви.
— Давайте, — сказал Джейкоб ветеринару, продолжая смотреть Аргусу в глаза.
— Помните, как все заканчивается? — спросил ветеринар, поднося иглу. — Аргус умирает счастливым. Его хозяин наконец вернулся домой.
— Но после стольких страданий.
— Теперь он обретает покой.
Джейкоб не сказал Аргусу: "Все хорошо".
Он сказал:
— Посмотри на меня.
Он сказал себе: Жизнь бесценна, и я живу на свете.
Он сказал ветеринару:
— Я готов.