— Ага! Обыкновенное дело, — соглашался другой, слегка подпрыгивая при каждом новом ударе.
Вдруг Слава заметил, что его товарищ исчез.
— Мишка! Ты где? Ты чего?…
— Слава! Знаешь… странная вещь! — донеслось из темноты. — Уронил портфель и не могу найти.
Слава остановился:
— Ну! Нашел?
— Нет. Слава… Странная вещь!
— Нашел? — послышалось через секунду.
— Нет!… Вот ведь! Странная вещь!… Слава, ты здесь?… Слава!
Наконец Миша нашел портфель в большой луже и присоединился к товарищу. Но тут у Славы соскочила галоша. Он нагнулся, чтобы надеть ее. Вдруг яркий столб света поднялся из-за ближайшего дома, и раздался такой грохот, что у Миши сердце чуть не выскочило. Зазвенели стекла. Где-то громко закричала женщина.
Через секунду приятели во весь дух мчались по лужам: один с портфелем, другой с галошей в руке.
Они не заметили, как выбежали за город, как попали в Большую рощу. Бежали долго, очень долго. Разрывы позади уже прекратились, а ребята продолжали бежать, тяжело и хрипло дыша.
— Стой! Кто идет? — раздался вдруг отрывистый окрик.
Мальчики стали как вкопанные.
— Попались! Патруль! — прошептал Слава.
— Кто идет? — прозвучало в темноте громче и тревожнее.
— Это… мы… — нерешительно сказал Миша.
— Кто «мы»?
— Советские граждане, — пояснил Слава.
— Какие такие граждане? Ложись!
Щелкнул затвор винтовки. Мальчики, не издав ни звука, плюхнулись на землю. В этот момент чей-то бас произнес:
— В чем дело, Симаков?
— Ходит там кто-то, товарищ караульный начальник. Я положил его.
— Эй! Кто там есть? Отвечай! — громко спросил бас.
— Советские граждане. Школьники, — повторил Слава, чуть приподняв голову.
— Ну-ка, Жиров… За мной!
Послышались шаги. На секунду вспыхнул свет карманного фонаря и ослепил ребят. Фонарь тут же погас. Мальчики увидели перед собой двух красноармейцев.
— Кто такие? Как сюда попали? — спросил один из них басом.
Мальчики встали. Миша совсем растерялся и молчал. А Слава поправил кепку и заявил решительным тоном:
— Мы… Нам к командиру нужно.
— К какому командиру? По какому вопросу?
— Добровольцами хотим поступить.
— Жиров, слышишь? — сказал бас товарищу. Затем обратился к ребятам: — Та-ак! А родители ваши где?
— Уехали. Эвакуировались они.
— А вы как же?
— А мы остались.
— Утекли?
— Вовсе не утекли, — соврал Слава. — Просто нас отпустили, и всё.
— Воевать отпустили?
— Ну да.
Красноармейцы захохотали.
— Во, Жиров, дело-то! Как же теперь быть?
— Дежурному нужно доложить, товарищ сержант.
— Дежурному? Гм! Верно! Пошли к дежурному. Пусть разбирается… Ну, вояки, идем!
Они повели мальчиков лесом, изредка на секунду освещая фонариком путь, и вскоре остановились около узкой темной щели в земле.
— Обождите здесь.
Сержант спустился в щель по деревянным ступенькам. Через несколько минут его голос послышался откуда-то слева:
— Жиров! Давай их прямо к лейтенанту.
Ребята с помощью Жирова спустились в щель и пошли по ней, задевая плечами глиняные стенки.
— Слава! Правда, совсем как в настоящих окопах? Да? — прошептал Миша.
Щель вела под невысокий земляной бугор. Стало совсем темно. Но вот Жиров открыл какую-то дверцу, и все трое очутились в светлой землянке, обшитой досками. Ее освещала электрическая лампочка.
В землянке находилось двое военных. Один, в командирской шинели, с противогазом и полевой кожаной сумкой, стоял, прислонившись к стене. Другой, смуглый, курчавый, с черными усиками, с папиросой в зубах, сидел за маленьким столиком. На петлицах у обоих военных ребята заметили по два квадратика.
Военный с усиками поднялся.
— Это и есть ваши герои? — спросил он Жирова.
— Так точно, товарищ лейтенант.
Лейтенант пристально посмотрел на ребят и слегка улыбнулся.
Большая черная кепка Славы так низко съехала на лицо, что из-под нее виднелись только нос да подбородок. С рукавов его бушлата и с Мишиного пальто стекала вода. Чулки, штаны и ботинки ребят были перепачканы глиной. Оба стояли притихшие, неподвижные.
— Воевать, говорите, собрались? Да?
— Воевать, — донеслось из-под кепки.
Лейтенант повернулся к военному у стены:
— Что ж, дежурный, снаряжай с ними связного — да в город.
Ребята огорченно переглянулись.
Тот, кого лейтенант назвал дежурным, задумчиво постукивал папиросой по портсигару.
— В город-то в город, — сказал он медленно, — ну, а дальше что? Родители их выехали. Детские учреждения эвакуированы. Куда связной с ними денется?
Лейтенант прошелся по землянке, заложив руки за спину.
— Гм! Это, положим, неизвестно, уехали или не уехали. Возможно, герои удрали из дому, а их теперь ищут по улицам.
Он остановился перед Славой и поднял козырек его кепки:
— Ну-ка, друзья, выкладывайте правду: удрали?
— Вовсе мы… — начал было Слава.
Но лейтенант перебил его:
— Стоп! Погоди! Вы пришли в армии служить. Так? И вот с первой же встречи врете командиру. Зачем нам такие бойцы, которые обманывают командиров? Нет! Вы уж лучше говорите начистоту: из дома удрали?
— С поезда, — чуть слышно ответил Слава.
— Мы с поезда удрали, — повторил Миша.
— Ну вот! Это другое дело!
Лейтенант снова прошелся и стал перед дежурным, заложив руки за спину.
— Ну и денек! Что ни час, то новая морока!… — Он помолчал. — Что ж, оставить их пока на свою ответственность да и доложить майору? Или попадет?… Может, и попадет. Но куда их девать? По городу уже два часа бьют, а здесь пока тихо.
Лейтенант задумался. Ребята стояли не двигаясь, только изредка переглядываясь.
— Ладно… Жиров!
— Я вас слушаю, товарищ лейтенант!
— Отведите их к телефонистам. У них место есть. Придется старшине сказать, чтобы… ну, вроде как зачислил их на довольствие…
Пробираясь ощупью по темному ходу, ребята в восторге щипали и толкали друг друга. Слава громко шептал:
— Понимаешь, что значит «зачислить их на довольствие»? Это значит приняли. Значит — всё, готово!…
Они попали в другую землянку, освещенную лампочкой потусклей. Здесь вдоль стены шли нары, на которых, завернувшись в шинели, спало человек восемь красноармейцев. Посреди землянки стояла железная печь. Было тепло и немного душно.
Жиров указал на свободный топчан справа от двери:
— Давайте ложитесь здесь. Сейчас ужинать вам добудем. И чтоб тихо было! Люди спят.
Он хотел уйти, но тут один из красноармейцев проснулся, сел, обхватив колени руками, и уставился на ребят, подняв светлые брови на розовом лице:
— О-о! Що це таке?
— Пополнение вам. Теперь, Очередько, пропал Гитлер!
Жиров ушел, тихонько прикрыв дверь. Очередько был так удивлен, что растолкал своих ближайших соседей. Через минуту вся землянка проснулась.
Со всех сторон на ребят смотрели удивленные, улыбающиеся лица, со всех сторон сыпались вопросы и восклицания:
— Как же это вы сюда добрались?
— Убежали? Вот шельмецы!
— Мамки-то ваши где?
Видя, что никто здесь на них не смотрит строго, что все рады их появлению, ребята ободрились. Они сняли с себя промокшую верхнюю одежду и теперь сидели на нарах и болтали без умолку. Они рассказали о том, как задумали побег неделю назад, но потом отложили его до отъезда, чтобы родные не застряли из-за них в городе. Рассказали, как им удалось в последний момент незаметно выскочить из вагона, как пробирались они по городу, небрежно упомянули о снарядах, которые рвались «совсем-совсем рядом».
Миша при этом заметил, что у него, наверно, осколком выбило из рук портфель.
Красноармейцы, слушая их, веселились так, словно не было войны, не было фашистов, не было гула канонады, который временами приглушенно доносился сюда.
Неожиданно открылась дверь. В землянку вошел статный военный, держа в руках по котелку, а под мышкой — большой кусок хлеба.
— Где тут наши добровольцы? Получайте!
— О, це важные у нас вояки, — заметил Очередько. — Сам старшина им вечерю нэсэ!
Ребята поблагодарили и принялись за щи и гречневую кашу.
— Далеко отсюда до передовой? — осведомился Слава, пережевывая хлеб.
— Та це ж она и есть, передовая! Метров тридцать чи сорок пройдешь от тебе и фашист.
По смеху бойцов ребята поняли, что Очередько шутит, что до передовой еще очень далеко. Они замолчали, обиженные таким несерьезным к ним отношением.
Устав смеяться, приумолкли и красноармейцы. И тогда в землянке заговорил негромкий голос, которого мальчики до сих пор не слышали:
— Так-так! Ну, вот что, молодые люди: разрешите мне задать вам один вопрос?
На топчане по другую сторону двери лежал худощавый человек с длинным носом. Приподнявшись на локте, он щурил на ребят близорукие глаза и улыбался тонкими губами.
— Какой вопрос? — спросил Слава, не переставая жевать.
— Вот вы желаете воевать с фашистами, защищать Родину. Что ж! Стремление похвальное. Но представьте себе, что все лица вашего возраста побросают школы и отправятся на фронт. Представьте себе, что война продлится года три-четыре. Сколько разведется тогда в стране безграмотных недорослей, из которых нельзя будет сделать ни инженеров, ни ученых, ни хороших командиров! Вы подумали об этом?
— Ого! Вот закавыка так закавыка! — сказал Очередько. — Зараз побачим, що они кажут?
Бойцы опять засмеялись и уселись поудобней на нарах, поглядывая на ребят. Те молчали, озадаченные, поставив котелки на колени, устремив глаза в пространство.
— Ну! Начинайте диспут, — сказал кто-то.
— Очень просто! — вдруг ответил Миша. — Этого вовсе не может быть.
— То есть чего не может быть?
— Чтоб все ребята ушли на фронт.
— Почему же? Все ребята ненавидят фашистов. Вы вот убежали?
— Мы убежали, а все не убегут. У одних ребят такой характер, что они хотят учиться, а у нас такой характер, что мы хотим воевать.