Однажды в цех привели девушек с приборами для замеров концентрации вредных веществ. Расставили их на нескольких участках. Через непродолжительное время девчата повыскакивали оттуда как ошпаренные: начался кашель, накрашенные глаза потекли, носы распухли, приборы зашкалило. А зэки работали в этих условиях по восемь часов в сутки. Правда, после проведения измерений нам стали выдавать по кружке молока в день, но только на отдельных, самых вредных производствах. Главное же: сдвинулся с места вопрос по установке вентиляции.
Монтаж вытяжки производило предприятие «Промвентиляция», тут же переименованное нашими юмористами в «Промсквозняк». Спустя несколько месяцев в цехе заработала вентиляционная система, которая, пусть и не полностью, но значительно облегчила условия труда.
Взаимодействие с фенол-формальдегидами не прошло для меня бесследно: начались проблемы со здоровьем.
Первая беда – сильнейшая перхоть, избавиться от которой было совершенно невозможно: вечером мыл голову – утром вся она оказывалась покрыта толстым слоем белого налёта. Пошёл к парикмахеру. (Надо сказать, что за волосы длиннее сантиметра запросто можно было схлопотать взыскание: если не карцер, то лишение свиданки или отоварки в ларьке – точно.) Парикмахер, в очередной раз обрив меня наголо, посоветовал чаще бывать на солнце – облучать голову ультрафиолетом – и показаться врачу: на затылке у меня ещё с детских лет имелась непонятная мокнущая шишка. Под волосами её было не заметно, а на бритой голове – торчала, как кукиш. В своё время бабушка обращалась к врачу, но – бесполезно.
Я двинул в больничку, одноэтажное деревянное здание которой располагалось в жилой зоне, прямо за школой. Направили меня на приём к хирургу.
Анфия Ивановна – немолодая светловолосая женщина, фронтовичка – пользовалась у зэков большим авторитетом: во-первых, за боевое прошлое, а, во-вторых – за решительный и твёрдый характер. Благодаря этим качествам Слесарь-Хирург, так окрестили её на зоне, спасла не только жизнь, но и здоровье не одному заключённому.
* * *
Вот, например, Саня Лаптев, с которым мы спали на соседних шконках. Родственник дважды Героя Советского Союза Григория Речкалова. Молодой, здоровый, красивый. Никто не сказал бы, что парень – хулиган, хотя осуждён он был по 206 статье. Несмотря на родственные связи!
И вот этот бедолага где-то занозил палец. Занозу выковыряли при помощи иголки и какой-то матери, ранку залили йодом. Но она воспалилась. Палец раздулся и налился багровой синевой. Что делать? Бежать в больничку с больным пальцем родственнику героя как-то не к лицу. Поэтому решили лечить подручными средствами: привязывали жёваный хлебный мякиш, ихтиолку, алоэ, отмачивали в марганцовке и соляном растворе – бесполезно. В больницу идти всё же пришлось: температура, озноб и пульсирующая боль, отдающая в локоть и плечо, заглушили стыд и мысли о родстве с лётчиком-асом, сбившим около полусотни фашистских самолётов.
Анфия Ивановна вскрыла нарыв, прочистила рану и наложила повязку. Но это помогло мало. Тогда она прочистила рану повторно. Безрезультатно. На третий раз доктор – хирург с фронтовым опытом – палец отчекрыжила! Кто-то скажет: наплевательское отношение к людям, я скажу: спасение жизни пациента, который мог просто погибнуть от гангрены или, как минимум, лишиться руки.
Говорю об этом с уверенностью, так как много лет спустя – уже на воле – сам оказался на операционном столе под общим наркозом из-за откушенного заусенца.
* * *
Кроме действительно больных встречаются на зоне и симулянты.
Тут мне придётся сделать отступление и немного рассказать о мастырках и мастырщиках. Мастырка – сознательное членовредительство, цель которого – откосить от работы и попасть на больничку – в стационар, где и режим мягче, и питание лучше. Соответственно, мастырщики – это те, кто проводит над собой подобные экзекуции. Глотают колющие и режущие предметы, предварительно свернув их и запечатав в леденец или хлебный мякиш – получают травму пищевода или желудка. С вечера вносят в небольшую царапину под коленом или в районе локтя зубной налёт – к утру готова имитация воспаления сустава. Есть ещё приёмчик: затягиваются закруткой, набитой табаком и чайной заваркой, несколько раз приседают – и бегом к доктору. Высокая температура и давление – обеспечены. Короче, способов – пруд пруди, но не о том сейчас речь. Как ни странно, чаще всего баловались с мастырками молодые бездельники, пришедшие во взрослую зону с малолетки, где они и обучались всем уркаганским премудростям. Попав сюда, эти щеглы мнили себя профессорами уголовного мира.
Вот один такой профессор и пытался втюхать Анфие Ивановне своё распухшее колено. Весь вид бедняги выражал такое непереносимое страдание, что сердце разрывалось. Не пожалеть его было просто невозможно. Внимательно осмотрев ногу, доктор нахмурилась и многозначительно протянула:
– Да-а-а! Тяжёлый случай! – пациент согласно кивнул и даже начал жалостно поскуливать. – Что делать-то будем? Резать?
– Я согласен! – с готовностью откликнулся больной. Анфия Ивановна задумчиво покачала головой:
– А давай-ка, голубчик, попробуем обойтись без операции – терапевтическими средствами. Выпишу я тебе, пожалуй, направление в…– симулянт замер в предвкушении, –… ШИЗО. Суток на десять или пятнадцать. Там твою мастырку и подлечат…
Нужно было видеть, как этот страдалец стартанул из больнички: летел на работу так, что сам Валерий Борзов позавидовал бы его прыти!
* * *
Но вернёмся к моей болячке. Анфия Ивановна сделала соскоб и мазок на предметное стекло и велела зайти через три дня.
При повторном приёме доктор уложила меня на операционный стол, провела новокаиновую блокаду, а потом… запахло шашлычком – электрокоагуляция.
На месте операции остался небольшой рубец, но главное – не в этом, а в том, что я не подписывал никакого «информированного согласия» на предмет доступа к своему телу, как не делал этого ни один гражданин страны, поскольку и пациенты были уверены в том, что врач всегда руководствуется принципом «не навреди», и врачи чувствовали ответственность за больных, даже заключённых.
* * *
На этом мои страдания не закончились: на коже начали появляться точечные кровоизлияния, которые со временем бледнели и исчезали, а на их месте возникали новые. Моча покраснела от крови. Если до обеда я ещё хоть как-то мог работать, то во второй половине дня сил не оставалось совсем. Когда стало совершенно невмочь, пошёл в больничку. При осмотре выяснилось, что температура подскочила выше тридцати восьми. Поскольку следов мастырок не обнаружилось, а про кровь в моче я фельдшеру ничего не сказал, от работы меня освободили, но в стационар не положили. Я продолжал делать зарядку, тренироваться и обливаться холодной водой – ждал, что со дня на день придёт освобождение, я снова начну выступать на ринге, а для этого нужно было поддерживать форму. Со временем молодой тренированный организм как-то справился с болезнью, а вот последствия давали о себе знать не единожды…
* * *
За всё время отсидки на больничку я попадал раза три-четыре. И всё по одной и той же причине: сначала перед глазами мелькали мушки, потом начиналась жуткая головная боль…
Пока мог, я терпел, но во время одного из приступов, когда мучение стало невыносимым, отправился к врачу. Оказалось – зашкаливает давление. Мне прописали горячие уколы – хлористый внутривенно – но это не помогло. Тогда перешли на магнезию внутримышечно. Кто пробовал – не забудет никогда. Кто не пробовал – лучше не надо. Эффект феерический: будто тебе со всей дури дали дубиной по заднице…
Но сейчас – не об этом.
Случай, которому я стал свидетелем, произошёл как раз в период одной из моих госпитализаций.
С некоторого времени наш отряд – полагаю, что не только наш – захлестнула мода на генитальные прибамбасы. Раньше, когда я слышал выражение «получишь ты от х…я уши», считал его просто фигурой речи, ну, примерно, как дырку от бублика. Но, как выяснилось, уши были: вытачивали из плексигласа шары, шпалы, полумесяцы и через надрез вставляли под кожу полового члена, перебинтовав и предварительно щедро засыпав рану стрептоцидом. Благо, этого порошка было навалом во всех аптечках колонии.
Два наших кореша тоже решили достойно подготовиться к освобождению, чтоб там, на воле, до глубины души поразить подружек своими сверхчеловеческими возможностями. У одного операция прошла блестяще, и некоторое время спустя он с радостным гоготом колотил елдой по краю эмалированной раковины, приговаривая:
– Вот увидишь, Владик, когда выйду да засажу ей, долго она будет между ног заглядывать: ни чёрт ли там был, ни рога ли оставил…
Другому повезло значительно меньше, точнее, не повезло вовсе. Конечно, вставлять в член инородные тела можно…но осторожно: с соблюдением всех норм и правил стерилизации и дезинфекции. Но не случилось. А случилось – напротив – сильнейшее воспаление.
Прежде, чем обращаться к врачу, собрали консилиум. Вердикт сообщества был неутешителен: х…я придётся лишиться: – На лепил надежды нет: вон Лаптеву палец оттяпали. И ты готовься…
Анфия Ивановна оптимизму не добавила. Когда пострадавший, обливаясь холодным потом, бледной хризантемой предстал пред её ясные очи, доктор, едва кинув взгляд на очаг воспаления, завила однозначно:
– Отрезать, чтоб не мучился…
Больной без чувств рухнул на кушетку – даже наркоз не понадобился…
Как раз в это время в ИТУ№2 происходила глобальная перестройка. Не та, с большой буквы «П», после которой страна до сих пор не может толком оправиться, а вполне себе настоящая: старые деревянные здания сносили и на их месте возводили новые кирпичные корпуса. По такому случаю больничку уплотнили, и всех пациентов поместили в одну большую палату площадью метров сто, не меньше, так, что она стала напоминать госпиталь времён Великой Отечественной войны.
Каждое утро группа врачей, возглавляемая Анфией Ивановной, проводила обход, попутно давая какие-то указания хорошенькой медсестричке с пачкой историй болезни, которую она держал