Аполлонов на телефонный звонок ответил сам без всяких секретарей и пару минут слушал новые прожекты молнией стукнутого Вовки. Молча слушал, не перебивал и трубку не бросал, что уже вселяло надежды.
– К восьми вечера домой приходи. Есть две новости, ну, заодно и о футболе поговорим. Ох, втравил ты Наташку Володя. Ох, втравил. – И трубку положил. Не дал оправдаться, что идея-то была мамы Тони. Он просто поддался на «уговоры».
– Почему только «Партизан». Тогда ЦДКА четыре матча провёл: 3:4 выиграл у Партизана, потом вничью 2:2 сгонял со Сборной этого самого Загреба, в Сплите у местного «Хайдука» выиграл 0:2. И потом опять в Белград вернулся и как раз с «Црвеной Звездой» сыграл 1:3, выиграл. И это без Боброва. С ним разорвали бы ту Югославию…
– На Британский флаг порвали, – хмыкнул Фомин.
– На Британский?
– Ну, Аркадий Николаевич, он у них и прямой крест имеет и Андреевский, на восемь кусочков развален.
– На Британский флаг порвали! Хорошо! Звучит! Запомню. В общем, предварительная договорённость о вашей поездке в Югославию есть. Может быть, вам просто повторить маршрут ЦДКА. Люди … Ну, которые тот матч организовывали, а потом туда ездили, все на месте. Так, что, думаю, особых проблем нет. Слушай, Володя, я вот тебе регулярно поражаюсь, то ты знаешь то, что другим неведомо, то элементарных вещей не знаешь. Вся страна в декабре 1945 года в километровые очереди за газетами выстраивалась, чтобы узнать, как ЦДКА играет в Югославии. А ты тут Америку открываешь. Словно и не знаешь об этом, – генерал развёл руками, типа, как так, брат.
– Аркадий Николаевич, я не помнил, как у меня отца с матерью звать, когда очнулся после удара молнии. Хорошо хоть говорить не разучился. А школьную программу тоже всю забыл.
– Бляха муха, забываю всё время, что ты стукнутый по голове. И что ни чему тебя это не научило. Всё время башку свою дурацкую под удары подставляешь. А вдруг у тебя после всех этих ударов дети дебилами родятся. Вот скажи, оно мне надо – внуков дебилов. Как там термин есть? Дуан?
– Даун.
– Вот, вот, зачем мне внуки дауны. Может, тебе ещё в Кащенко полежать. Пусть они в тебя всяких разных иголок повтыкают, электричеством полечат. Хочешь? Стой. Вот говоришь, всё забыл, а термин специальный медицинский знаешь. Это как?
– Вспомнил.
– Чего вспомнил, почему термин знаешь? – наклонил голову Аполлонов на бок, к космосу прислушиваясь.
– Стадион в Загребе называется «Максимир».
– Понятно. Он – Максимир, а ты дебил. Поэтом скоро с тобой стану.
Событие пятьдесят девятое
Люблю, когда кого-нибудь в кино сбрасывают с горы. И не только в кино. Да, особенно не в кино.
Продолжительность фильма должна быть строго привязана к выносливости мочевого пузыря.
Сидели за почти праздничным столом. Или вообще за праздничным. Мама Тоня по такому случаю вместе с … Как это ипостась называется? Ну, не актриса же? Сейчас с актрисами всё сложно. Как называется человек, которого в массовках задействуют или в эпизодиках мелких? Словом, с массовочницей сварганили пирог из ревеня. Большой такой ароматный, истекающий при откусывании горячим кисло-сладким соком. И тесто поднялось в меру. Воздушное, белое, чуть дрожжами отдаёт. Корочку сверху помазали яйцом и она светло-коричневая от румянца и похрустывает. Эх, мать его за ногу, жениться пора. Каждый бы день массовочница пирог такой стряпала после двухсекундного эпизодика в документальном фильме. Про корочку Фомин не большой специалист. Мама Тоня рассказала:
– Если смазывать только желтком, корочка получается очень румяной, коричневатой, яркой, глянцевой. Обычно делаю смесь из желтка с водой или молоком, в пропорции на один желток ложка жидкости.
Даже слушать приятно, не то что пробовать.
В будущем великий режиссёр, а пока не очень великий – Альберт Александрович Гендельштейн, он же по совместительству зять Утёсова, снимает сейчас документальный фильм «В гостях у старейших». И вот там решил в эпизодике, несколько секунд длящимся, запечатлеть Наташу. Не потому, что прямо без неё фильм провальный выйдет. Нет. Это нужно для дела. Решил товарищ Гендельштейн … Нет, по порядку. После того, как они с Наташей спели все четыре песни, последней свою первую, «А до этих пор, где же ты была», долго все охали, ахали и переживали, какой талант пропадает. Вовка на себя это не экстраполировал. Чего уж сову на глобус натягивать. Это они про феерическую вокальную партию зеленоглазки и искромётные её же проигрыши на саксофоне. Умничка. Красавица. Комсомолка.
Стоп. Комсомолка. Сели пить чай, что почти Любовь Орлова накрыла в огромной гостиной. А Вовке все комсомолка покоя не даёт. Из фильма Гайдая. Песенку она там про медведей поёт.
– Альберт Александрович, вы же документалист?
– Ну, можете меня с этим поздравить, – сделал вид, что гордо нос задирает. А нет, именно, гордо нос задрал.
– Поздравляю! – Поржали дружно. – Альберт Александрович, представьте документальный фильм, снятый по песне «До свидания мальчики». Идёт выпускной бал. Это 21 июня 1941 года. Потом слова Молотова, потом очередь в военкомат. И всё это под мотив песни, но без слов. Просто гитара, небольшим фоном. А потом идёт загрузка в воинский эшелон, девушка провожает одноклассника, с которым танцевала на выпускном, и начинается песня. И в это время документальные кадры боёв, взрывы, танки фашистские ползут, потом этот парень берёт гранату и бежит на танк, в него попадают пули, но он продолжает бежать. Останавливается после очередного попадания пуль в него и оглядывается на нас. В эту секунду кино становится цветным. Видны алые пятна крови на телогрейке, струйка крови показывается изо рта. Он улыбается, закрывает глаза и кидает гранату под гусеницу танка. Фильм снова становится чёрно-белым.
В это время начинается второй куплет песни. И там, узнав от матери парня про похоронку, девушка идёт в военкомат и записывается в санитарки. Потом медсанбат показан, и она тащит с поля боя бойца. И в это время взрыв снаряда. И фильм опять становится цветной. И похожие на них мальчик и девочка слушают под столбом о капитуляции Германии.
– Боже мой, – всплеснула руками мама Тоня. И все женщины за столом опять заплакали.
– Нда, молодой человек, это жёстко. Да меня расстреляют за такой фильм. Но мысль я уловил. Надо парня и девушку оставить живыми и именно они, обнявшись, слушают в Берлине о капитуляции Германии. А потом вальс и они кружатся где-то перед разрушенным рейхстагом. Вот это уже другое дело.
– Альберт, немедленно начинай снимать этот фильм, – стукнула кулачком пухленьким по столу Дита.
– И, правда, Бертик, нужно это снять, – Елена Иосифовна Утёсова кулачком не стукала, а посмотрела почти просительно, но и с нажимом. Как на непослушного мальчика. «Бертик, иди, делай уроки».
– Кхм. Это ведь не моя частная студия. Я на «Моснаучфильме» работаю.
– Ты вашему редактору все расскажи. Уверена, он человек разумный и всё сразу поймёт, – отринула возражения Дита. – Альберт, я на тебя обижусь.
– Кхм. Мне нужна запись песни. Наташа очень хорошо спела. Только ей учиться надо. В Консерваторию поступить. Всё, всё, – видя, что жена начинает вставать и в руке у неё ложка, – замахал режиссёр руками. Я попробую. Ничего не обещаю. Да, Наташа, я тебе выпишу пропуск на киностудию. Мы ведь военные фильмы снимали, там всё строго у нас на киностудии. Я попробую тебя снять в небольшом эпизодике. Нужно понять, как ты держишься, как выглядишь на экране.
– Твою мать! – сказал Аполлонов.
– Мать же ж, твою же ж!!! – подумал Фомин.
Вот, теперь Наташу сняли, шла она куда-то по лесной тропинке. Хорошо хоть лицо снимали, а не … ну понятно, вобщем. Не со спины.
На даче скосили ревень весь и забабахали вот это пироговое чудо.
– Так, поэт, даун, да … Володька. Позвонили мне с киностудии «Моснаучфильм». Берут они твою идею в разработку. От тебя. Да, хотел пошутить, но за столом. Нет. Ты мне столько уже нервов вытянул, что всё одно пошучу. От тебя только анализы. Ха-ха. Придёшь, передашь слова и споёшь песню. Там люди будут с музыкальным образованием, всё запишут и оранжировку или оранжеровку, им виднее, сделают.
– Аранжировка.
– Не интересно с вами. Злые вы. Уйду я от вас, – послышалось.
– Вот как отца звать не помнит, а такую хрень знает! Всё, завтра в девять за тобой к общаге подъедет моя Эмка.
– К общаге? Аркадий Николаевич, тут такое дело, я за канарейками у Льва Кассиля в квартире присматриваю, там живу.
– За канарейками? А Третьяков?
– Что Третьяков?
– Он тоже у Льва Кассиля живёт?
– Ну, ладно, меня как не имеющего отношения к МВД выселил из общежития генерал какой-то.
– В милиции нет генералов, Там комиссары. А я всё жду, когда ты мне расскажешь, мне Мироныч ещё пять дней назад позвонил. А ты?
– Ну, я подумал, что вы теперь не в МВД работаете. Потом …
– Потом суп с котом. Но тебя понимаю. Молодец. К тому же – огромная квартира, канарейки опять же, девочек можно водить.
– Девочек? – глаза стали жёлтыми как у рыси.
– Тихо, тихо. Шучу. Что вы за люди, даже пошутить нельзя.
– Папа, пусть его вернут в общежитие!!! – бросится сейчас.
– Я лучше нашёл выход. Тут товарища одного отправляют в Германию налаживать … Ну, вам знать не нужно. Так у него квартира двухкомнатная почти в центре. Поживёте с Третьяковым два годика там. Там ещё комнатка для прислуги. Сможешь оплачивать женщине? Больше меня денег зарабатываешь.
– А она такие пироги печь умеет? – Газпром, мечты сбываются.
Событие шестидесятое
В футбол играют 22 человека, а побеждают немцы.
Прогнозы – это такая вещь, которую лучше всего делать после матчей!