— Севка, ты чего? — попытался было обратиться к товарищу Леонид Соловьёв. — Ты что, правда, веришь, что все эти штучки-дрючки помогают?
— Отстань! — набычился защитник. — Мне плевать, как это работает, но я же вижу: мелкий со своим дружком перед матчем какой-то фигнёй позанимался и теперь тот стеной стоит. А ведь чуть раньше у него коленки тряслись. Признаться по правде, думал, сейчас с центра поля пропускать начнёт. Полную авоську нам накидают. Так что, идите на хер! Фомин, я — следующий после Третьякова.
— В общем-то, можно групповой сеанс провести, — потёр подбородок Вовка. Неужели стронулось? Тихо, главное, не спугнуть клиента!
Неизвестно, что именно повлияло: психологическая установка или самовнушение, но после перерыва Радикорский стал играть гораздо увереннее. По крайней мере, Якушин перестал хвататься за сердце всякий раз, когда мяч оказывался на левом фланге динамовской обороны.
Да и остальные игроки его команды ожили, задвигались, начали все активнее отвечать атакой на атаку, проводить осмысленные комбинации.
— Ну вот, видишь, стоило лишь правильно с ними поговорить и все стало иначе! — орлом глядел на Фомина повеселевший Михей. — Костя, смелее иди на него, смелее!
Вовка отвернулся, пряча улыбку. Ишь, возгордился-то как. А в первом тайме как мокрая курица сидел.
А потом случилось страшное.
Радикорский, которого во втором тайме будто подменили, в очередном единоборстве с Грининым явно не рассчитал, как именно следует останавливать настырного нападающего ЦДКА и срубил его в штрафной площадке. Да так неудачно, что и сам неловко упал на кочковатый газон и зашёлся в крике боли.
А скрипучий гудок судьи матча — знакомого до боли эстонца Саара — и его решительный жест оповестили зрителей, что назначен одиннадцатиметровый.
— Да твою же мать, — выругался Якушин. Незряче посмотрел по сторонам и снова выругался. Длинно и витиевато. Вовка аж заслушался. Эх, помнится, как-то довелось ещё в начале восьмидесятых, когда ни о каком Интернете никто и слыхом не слыхивал, общаться с одним историком. Сосед по даче у друзей, ага. Так тот, однажды, случайно саданув себе по ноге лопатой, как выдал тираду на несколько минут. Да такую, что все рты пораскрывали. «Большой загиб Петра Великого» оказался. А учёный тот, позже выяснилось, кандидатскую по русской обсценной лексике писал. Они ещё потом за ним с тетрадками бегали и просили повторить под запись.
— Фомин, — отмер, наконец, Михей. — Выйдешь вместо Радикорского. Он сегодня, судя по всему, отыгрался. Савдунин идёт на его место. И, Володя, попробуй что-нибудь сделать, я тебя очень прошу!
— Да ладно, чего уж, — неловко сказал Вовка. — Все будет тип-топ, Михал Йосич!
Бить пенальти пошёл Демин. Обычно штрафной удар выполнял Гринин, но его после столкновения с динамовским защитником пришлось заменить.
— Ты сможешь! — подбежал к Третьякову Вовка. — В глаза мне смотри! Реагируй по удару, не гадай. Слышишь?
Третьяков часто-часто закивал.
— Не боись, — с нервной улыбкой сказал он. — Я в порядке, Вов. В крайнем случае, просто обратно в Куйбышев отправят, верно?
— Я тебе дам Куйбышев! — рассердился Фомин. — Нам с тобой ещё в Бразилии за золото играть. Давай!
— Ото-о-йдитте за линнннию, — о, а вот и судья со своим смешным акцентом. Законник, блин. Да иду я, иду.
Демин начал свой разбег. Болельщики затаили дыхание. Кто окажется сильнее, вратарь или форвард? Форвард или…
— Да! — заорал Вовка и первым бросился к лежащему на земле товарищу. — Молодец! Намертво забрал!
А дальше было уже неинтересно. Просто в дополнительное время Фомин разбросал финтами уставших защитников ЦДКА и выкатил мяч Бескову, как на блюдечке. Но разве это они тогда выиграли? Конечно, же нет. Они победили в тот момент, когда нескладный худой верзила Третьяков вытянулся в струну двухсполовинометровуюююю и вытащил, выцарапал сильно пущенный мяч из «девятки» собственных ворот.
Глава 10
Событие двадцать первое
Причина вашего провала проста. Вы мало тренировались.
Ваш главный соперник — в зеркале.
Главное в спорте — не проиграть духом.
Только Вовка пристроился на разложенную кровать рядом с Наташей Аполлоновой… Нет, не лёжа. Сидели, обнявшись, и целовались, ну, начали целоваться, как загрохотала входная дверь в квартире. Так входил только хозяин. Генерал. То ли сил девать некуда, то ли специально, предупреждая домашних, что хозяин пришёл, но Аркадий Николаевич всегда толкал с силой дверь, перед тем как зайти. И она, повинуясь какому-то по счёту закону Ньютона, (или Кирхгофа?) врезалась в стенку. Громко. Вовка, когда в один из первых своих посещений генеральской квартиры эту вмятину в стене с осыпающейся штукатуркой увидел, то думал, что случайно, так, кто-то толкнул, и всё жильцам заделать дыру некогда. А оказалось, что это фишка у генерал-полковника. Должно быть, с тридцатых годов привычка у Аркадия Николаевича. Там, генерал ты не генерал, хоть маршал даже, придут и арестуют чекисты с чистыми руками, вот и завёл себе правило один из главных чекистов, проверять, не прячется ли кто за дверью. Так, хоть успеет выхватить наган и пару горячих сердец остановить, спрятать семью и застрелиться потом.
Нет, никто это Вовке не говорил, но привычка была у Аполлонова странная и, пытаясь объяснить себе её, до чего другого не додумался.
Штукатурка при очередном «заходе» генерала домой из дыры продолжала осыпаться и мама Тоня, вечером всякий раз, замывая угол в коридоре, ворчала. Вовка решил помочь «сожителям» генерала. Добыл в мастерской на стадионе кусок железа в три миллиметра толщиной, просверлил в четырёх местах по углам, обтянул её кожей толстой, от порванного мяча, сделал четыре чопика деревянных, выпросил у слесаря коловорот и пришёл с этим всем в гости. Под вздохи мамы Тони просверлил дырки в стене, вогнал туда чопики и пришурупил железку.
— Не эстетично… — резюмировала, не догадываясь о будущем шедевре Гайдая, с выражением Миронова на лице, будущая тёща.
— Зато дёшево, надёжно и практично, — попытался Челенков спародировать голос Папанова.
Генерал вечером конструкцию на надёжность проверил. Обычного грохота не получилось, покрышка мяча удар почти погасила. Всем семейством собрались посмотреть. Лепота, ни одной крошки штукатурки на паркете. Аркадий Николаевич, тоже осмотрел дивайс и, хмыкнув, пошёл переодеваться, ни одобрения, ни возражения не высказав. При этом, как показалось Фомину, теперь, заходя в квартиру, дверь толкал ещё сильнее. Вот и сейчас, ручка двери ударилась о мяч и предупредила целовальщиков, что не вовремя они это дело затеяли. Непруха пришла. Вовка глянул на часы золотые. Да, нет, они-то нармально уселись пообниматься, это Аркадий Николаевич не вовремя пришёл. Ещё час до конца рабочего дня. Случилось что-то.
— Володька, подлый трус, выходи! — ну почти так.
— Володька, подлый подстрекатель, выходи!
Вышел, не в шкаф же прятаться. Так, и нет шкафа. Сам такую конструкцию соорудил, что и прятаться некуда.
— Туточки мы, Аркадий Николаевич. «Смотрит царь на Федьку, как язвенник на редьку», — Вовка выглянул из двери девичей светёлки.
— Чего?! — генерал застыл на одной ноге, перестал ботинок разувать.
— Стих придумываю, Аркадий Николаевич. Что случилось? «К нам на утренний рассол.
Прибыл аглицкий посол»? — не удержался. А зачем кайф обламывать.
— Чего?! — так и стоит на одной ноге. Аист. Или цапля?
— Извините, Аркадий Николаевич. Это всё стих. Что случилось?
— Ты Федька, тьфу, Вовка, берега-то видь. Выполнил я хотелку одну твою. Доложил сегодня Молотову Вячеславу Михайловичу, а он говорит, что всё правительство на игру придёт. Сам, мол, организует. Культпоход! Мать его! Вечно ты меня в историю втравишь. — Аполлонов, наконец, отмер и ботинки стащил. Надел сшитые в артели «Робутса» меховые тапочки и прошёл на кухню, — Тоня где?
— Поехала Лену забирать из хореографического кружка, — высунулась из-за плеча Вовки Наташа. Помада не размазана. Нет помады.
— Ясно, марш уроки делать, мне с женихом твоим, как он выражается, «покалякать» надо. Иди сюда, голубь! Стой, Наташ, поставь там чайник на плитку, холодно на улице, ветер, продрог. Специально машину в двух кварталах остановил, пройтись хотел, прикинуть, что делать. Только вымок и замёрз весь, ничего кроме идеи Василия Сталина собрать сборную Москвы в голову не приходит. Эх, Володька, чего я тебя тогда в Куйбышеве не оставил?! Жил бы, как человек.
— Да, что случилось-то, Аркадий Николаевич? Что сборная Англии по хоккею на траве к нам едет?
— Весело ему. Нет, не сборная Англия. Едет венгерский клуб футбольный. «Вашаш» называется. Серебряный призёр их чемпионата. Опозоримся, всех поснимают.
— Аркадий Николаевич, Хотите, я вам расскажу, до чего вы с руководителями футбола нашего додумались. — Фёдор Челенков отлично про это турне венгров в СССР знал. Сто раз про него Бесков Константин Иванович рассказывал. Фишка у него была. Как кто запаникует, так Константин Иванович начинает рассказ, как они хвалёных «ВЕНГРОВ» под плинтус запинали.
— Умный. Ну, расскажи, — Аполлонов сел за изготовленный Вовкой стол на кухне и мотнул головой, предлагая «Дяде Степе» не отсвечивать под потолком, а оказаться «адекватным» собеседником, — Садись на табурет, что я должен слушать, голову вверх задрав, и так раскалывается.
— Вы с начальником футбольного отдела Всесоюзного комитета вашего товарищем Дубининым Виктором Ивановичем и прочими большими начальниками решили, что первый матч венгры сыграют с московским «Торпедо», якобы, а на самом деле сборной Москвы. Добавите туда с ЦДКА и «Спартака» лучших. А второй матч с нами, ну, то есть, с Чемпионом СССР. И нам на усиление ещё Боброва или кого из нападения сосватаете. Нельзя же проигрывать. Тем более что теперь вот, оказывается, что всё правительство СССР на матчах будет. Угадал?