Фёдор услышал эту песню в Одессе. Год стёрся в памяти, но до перестройки, или в самом начале. После игры с «Черноморцем» их повели в ресторан, и там он, отправив команду после ужина в гостиницу, с местными товарищами задержался, нет, не водку с коньяком дегустировать. Почти ведь не пил. Остался послушать Евгения Чумаченко, что по заверениям местных, поёт просто замечательные песни.
Ну, не Лев Лещенко. И песни слабые. Коробили некоторые. Какой-то блатной жаргон. Ну, да тогда в моду входило, но не цепляло Челенкова. А вот первая песня была другая. Прямо вещь. Даже подошёл после концерта Челенков к артисту и попросил слова переписать. И вместо этого, тот продал ему кассету со своими песнями. По кассете и выучил песню. Исполнял множество раз под улыбки слушателей. Не сфальшивит и на этот раз. Осталось подключить к действу Наташу.
С чаем провозились бы до утра, но на запах дыма вылезла из своего гардероба Степанида Гавриловна, зыркнула на Наташу и хотела ей нравоучение нравоучить, но тут из-за печки вылезла мелкая и необожжённая часть лица «Стеши» расцвело материнской улыбкой.
— Идите девочки в комнату, я вам через полчаса чая с блинами сделаю. Мёд ещё генеральский, ему знакомые с Алтая бидон привезли.
И, правда, в углу кухни стоял засахаренный мёд. Пятилитровый бидон и почти полный. «Стеша», когда Вовку с порядками знакомила, сообщила со вздохом, что вот добро пропадает. Никто не ест. А он засахарился и теперь и неудобно доставать.
— Так надо на водяной бане. — Поделился жизненным опытом Фёдор Челенков.
— Не, испортится, — махнула рукой домохозяйка.
Не стал Фёдор умничать. Взял большую кастрюлю, налил в неё воды. Потом поставил в неё кастрюлю поменьше, туда только на донышке воды плеснул. И поставил на плиту. Стеша побухтела, но разожгла печь и, отойдя в угол, скрестила руки на груди, осуждающе глядя на «новатора». Новатор, взял полулитровую банку стеклянную, наскрёб из бидона с помощью ножа и ложки серебряной толстенной почти полную белого твёрдого мёда и поставил банку в маленькую кастрюльку. После того как вода закипела в первой кастрюльке прошло пятнадцать минут и в стеклянной баке выше половины образовалось ароматной янтарной густой жидкости. Настоящий свежий мёд. Но, самое главное запах. Прямо как попал на завод по вытапливанию мёда из сот. Вся кухня благоухает. Лепота.
Стеша понюхала, залезла в банку пальцем, палец понюхала, попробовала и показала другой палец. Гут. Вот, теперь чуть не каждый день блины с мёдом трескают.
Событие третье
Как говорят французы «Ля кукиш».
Порепитировали. Поели. Попопили, Поцеловались, испачкавшись в мёде, пока мелкая ходила в туалет. Попрощались. Повздыхал. Пошёл, бухнулся на кровать. Поволноваться.
И чуть не уснул, на сытый-то желудок, блинами с мёдом забитый.
Позвонили и, не дождавшись ответа и привета, постучали.
Да, настойчиво так. Сразу прямо по стуку слышалось, что право имеют так стучать.
Фомин вынырнул из дремоты и в трусах сатиновых, брюки снял, мёдом перемазанные, когда девки ушли, и застирал штанину, пошёл открывать дверь. Пока шёл, снова затарабанили. Вот же приспичило кому, словно в телефонной будке двушкой по стеклу.
Вовка открыл дверь. При метре девяносто, ни разу ещё в этом времени, ну, за редким редким исключением, не разговаривал с людьми глядя в глаза. Вот двое всего на ум и приходят, Яшин и Третьяков. Два супервратаря динамовских. И тут столкнулся с человеком, который смотрел ему прямо в глаза. Так это ещё не всё, что Яшин, что Третьяков это сухостоины. В них веса по семьдесят кило. Этот был толстый. Толстый почти двухметровый капитан.
Капитан, видимо, тоже не привык разговаривать с равными, смотрел на трусы Фомина. Хотя кто их знает этих непрошенных гостей, может и умышленно туда смотрел. Глаза потом сразу поднял и чуть ощутимым перегаром дохнул, запах «Шипра» перебивал, но чуть сивушными маслами попахивало, и глаза слегка мутные. Да и не глаза. Глазки. Они потонули в приличной ряхе и были закрыты брежневскими бровями.
— Слушаю вас, — Вовка не отступил в квартиру, приглашая капитана. Не звал гостей. Если это к генералу, то он уже давненько уехал, в общем, товарищ не сильно понятный и пускать его в квартиру, прямо нутром Вовка чувствовал, не стоило.
— Владимир Фомин? — попытался напереть пузом капитан.
— Владимир Фомин, — отзеркалил Челенков.
— У меня ордер на подселение к вам семьи Игнатовых. В качестве уплотнения, пропустите, мне нужно осмотреть квартиру.
Вовка бы так и сделал. Пропустил, дал осмотреть, да и подселить к себе непонятных Игнатовых бы позволил. Времена такие, ко всем подселяют и уплотняют. А тут вдвоём в огромной квартире живут. Если семья, то большую комнату, то бишь зал и генеральский кабинет в придачу отберут, и он останется в небольшой спальне. Но это не главное. Жить вместе с чужими людьми. Семья, значит, дети. Жить с маленькими детьми. Да уж лучше в общаге.
Вовка бы запустил. Челенков решил встать на пути счастья семьи Игнатовых. Побороться и за свое счастье, и за будущее счастье генерала Пономарёва Ивана Михайловича. Вернётся он из Германии, а тут целое семейство проживает, и разгромило его мебеля резные. Дети цветы жизни, вот весь паркет ещё будет вспучен. Дети поливали.
— Ошибочка у вас, капитан, вышла.
— Пропусти. — Опять пузом напирать стал, подселенщик.
— Стоять. Сначала спич.
— Что? — но отступил. На полшажка.
— Вы, гражданин, удостоверение не показали. Это два. Но есть ещё и раз. Эта квартира генерал-лейтенанта Пономарёва начальника Политуправления Группы Советских Окупационных войск в Германии, но это ладно. Он ещё ко всему и лучший друг маршала Жукова, который его туда и отправил. Уезжая дядя, ну Иван Михайлович Пономарёв чётко мне дал указание и телефон личный Жукова Георгия Константиновича на такой вот случай. Я сперва маршалу позвоню и спрошу его пускать ли вас. — Капитан отступил, но Вовка его за пуговицу кителя поймал и назад притянул.
— Я …
— Я ещё к тому же женюсь скоро на дочери генерал-полковника Аполлонова ему я сейчас тоже звякну. Стой, стой. Пуговицу оборвёшь. Четвёртое — меня тут Василий Иосифович Сталин пригласил на «Ближнюю дачу» его отцу песни спеть, которые я пел маршалу Иосипу Броз Тито. Ну и Василий Сталин очень хочет меня в свой ВВС переманить в футбол и хоккей играть, и если у меня будут проблемы, прямо требовал, лично ему звонить и не стесняться. Не помогут двое первых, позвоню Василию Иосифовичу. Ах да есть ещё и в пятых. Когда Лаврентий Павлович встречал нас после турне по Югославии, то лично мне сказал, что я молодец и если есть просьбы или проблемы, то смело прямо к нему обращался. Что это с вами?
— Воды. Воды можно. Что-то с сердцем. — Отступил всё же капитан.
Вовка вышел в кухню набрал стакан воды из-под крана и вернулся в коридор. Там никого не было. На полу в подъезде пуговица только лежала блестящая. Когда успел оборвать?
А вообще, кто это был? Фёдор Челенков не сильно в форме современной разбирался: однобортный мундир с малиновым галуном — окантовкой, шестиугольные погоны серебристого цвета, просвет бордовый, звёздочки золотистые, выпушка по краям малиновая, эмблемы войск, вообще, странные — золотые серп и молот, а на них сверху красная звезда, фуражка — околыш малиновый, тулья цвета хаки. Или околыш не малиновый, а краповый. Чем эти цвета отличаются? А краповый — вроде ГБ цвета. Надо как-нибудь попросить Аполлонова плакат с этими самыми формами и эмблемами, есть же наглядные пособия для училищ или школ. Хоть выучить, а то так можно и вляпаться в неприятность. Ну, как на «контору глубокого бурения» наехал. Ну, хотя и у них кишка тонка против Берии идти. Или нет? Что-то же читал про борьбу с Берией именно в это время. С Абакумовым?
Теперь уж чего. Раз капитан сбежал и пуговицу даже оставил, то выходит, напугался. Может, проще всё. Решил под шумок друга подселить или родственника, а может и за деньги эту операции решил провернуть. Чтобы в этом времени такие телеса отъесть, нужно ну, очень хорошо питаться. И это на зарплату капитана? Что-то Хитрый Михей с майорскими погонами и то не больно шикует. Всё забыли. Нужно подумать о другом. А ну как Сам скажет: «Ты, Вовко-Фёдор, молодец, такую душевную и смешную песню спел. Понравилось нам. Есть такое мнение, что тебе нужно ещё одну сейчас такую же спеть».
Глава 2
Событие четвёртое
Запах кофе — это аромат рая.
Утром нужно выпить чашечку кофе. Да, чёрт с ней с чашечкой, пусть будет стакан. Хотя … Пить кофе из стакана в мельхиоровом подстаканнике это всё равно, что лилии нюхать в противогазе. Нужна фарфоровая кружка. С поселением в квартиру генерала у Фомина такая возможность, как пить кофе из специальной фарфоровой чашки появилась, в буфете стоял чуть разукомплектованный чайный сервиз, явно из Фатерлянда, в плен захваченный. Был молочник, был чайник заварочный, но где-то в процессе взятия в плен пристрелили сахарницу, одну чашку и пяток разных блюдец. Их по два к каждой чашке. Было. Если перед гостями баварским фарфором хвастаться, то вопросы гости начнут задавать, где остальные девайсы, а вот пить кофе из приличного размера чайных ёмкостей эта разукомплектованность не мешала, от слова, ну, да вы знаете.
Мешало другое. Мешало третье, а особенно мешало четвёртое. Четвёртым была турка. Про кофемашины даже и думать не стоит. Больше их Челенкову не видать. Когда они появятся, ему не до кофе будет. Давления всякие и прочие подагры с простатитами, будет пилюли пить, а не кофе. Турки в квартире «дядюшки» любимого (самых честных правил) не было. Ещё не было газа и электричества … Настоящего. Радио играет и пару лампочек горит, вот и всё, на что проводки древней хватает. Хоть договаривайся с электриком стадиона «Динамо» и проводи себе, как там это в будущем будет называться — «выделенная линия».