Девушка вздохнула и слегка подняла красивые брови.
— Затем он сел за машину с трубами и заиграл. Это было что-то, Лё-ша. В этой мелодии было что-то такое, что вывернуло мою душу и вытряхнуло из нее все содержимое прямо на ковровую дорожку. Я сидела в кресле первого ряда и плакала, как плакала только в детстве, убежав от проклинающих меня, незаконнорожденную, рыбацких детей. После этого музыка изменилась. Она закружилась, зажгла в моей внутренней пустоте огонек надежды, и я… я так ярко вспомнила о тебе…
Я смущенно заерзал на месте. Подобных слов от девушек я еще не слышал… да и не думал, что услышу. Зная обычные привычки Ками, когда она, будучи такой очаровательной и нежной внешне, за косой взгляд могла сломать конечность не так посмотревшему на нее человеку или попросту засунуть ему куда-нибудь активированную гранату; помня внезапно прорывающуюся из ее милых глаз ярость, когда возникает стойкое желание оказаться где-нибудь подальше (а желательно — за два мира!) от смертельно опасной фурии, и вот теперь — такие признания…
— Священник перестал играть и сказал мне, что эту музыку написал композитор, живший на Земле много лет назад. Живший в твоем мире, Лё-ша. Не знаю, кем был этот человек, но его ноты что-то изменили во мне, словно перекроили.
Ками убрала фляжку в рюкзак, предварительно глотнув из нее. Ее движения были плавными и рациональными, как всегда. Легкая улыбка чуть изгибала полные губы.
— Он сказал мне, что я хочу пойти неправильным путем. Что мне есть для чего жить. И что мне нужно быть свободной в своих решениях. Музыка все еще звучала внутри меня, так что я сделала то, что совсем не собиралась делать: тогда, год назад, я вернулась в гостиницу и оставила в номере конверт для тебя. Вот с этим самым медальоном.
Девушка подняла к моим глазам кулон из светлого металла, изображавший расцветший бутон сакуры. Видимо, она все же нашла его после крушения вездехода.
— Я носила его с гордостью, Лё-ша. Это отличительный знак элиты наемников из клана «Морские змеи». По его сигналу мы всегда могли найти друг друга, даже если кулон находился на другой стороне планеты. Вот и я тебя отыскала на Тераи, хоть кулон с тебя и сняли партизаны. Надень его снова. Я не хочу, чтобы ты опять потерялся.
Я взял кулон, стал вертеть цепочку в пальцах, пытаясь разобраться в нахлынувших на меня мыслях, чувствах…
— Когда я, разыскивая тебя, вернулась в Новый Свет, — тихо проговорила Ками, — то не удержалась и снова зашла в тот же большой белый храм, но там был совсем другой священник, а когда я стала спрашивать его о Стефане, он сказал, что таких исполнителей у них никогда не было…
— Ты сказала «Стефан»? — быстро переспросил я. — Как он выглядел?
— Такой широкий, светловолосый. У него еще синие-синие глаза, заглянув в которые понимаешь, что этому человеку можно доверять без оглядки и сомнений.
— Если только это человек, — пробормотал я. — Ай да Хранитель…
— Что ты сказал, Лё-ша?
— Да так, ничего. Просто мысли вслух. Так что это был за храм? Говоришь, большой и белый? Но с органом и креслами в несколько рядов?
— И с большими колоннами, — уточнила Ками, улыбаясь.
— Никак не возьму в толк, что же это… Погоди! — Меня вдруг осенило. — Говоришь, этот храм в нескольких кварталах от станции? Какой станции, в какой части города?
— Недалеко от реки.
Я не смог сдержать дурацкую улыбку.
— Милая, это не храм, это концертный зал. По-моему… нет, не помню чьего имени, но не Чайковского, это точно.
Ками покрутила головой, потянулась, словно гибкая, сильная кошка:
— Неважно, что это. Я рада, что послушала тогда Стефана, и рада, что догнала тебя. Надеюсь, ты не против, Лё-ша? Мы можем работать в одной команде — у нас это неплохо получалось и раньше. Ну и я пригляжу за тобой, чтобы какой-нибудь наемник не добрался до твоей головы…
— Да, — рассеянно пробормотал я, — моя голова мне почему-то дорога.
Ками помолчала немного, искоса поглядывая на меня, словно сомневаясь в том, нужно ли ей говорить следующие слова.
— И знаешь, та музыка до сих пор сохранилась в моей душе, — наконец проговорила девушка. — Просто сейчас она звучит громче.
Я без колебаний надел цепочку на шею.
Глава 10
Умереть под комбайном — это скучно.
До свода тоннеля было далеко. Мне было бы все равно, сколько до него метров, ярдов, саженей, но в стенах тоннеля, на том отрезке, где мы с Ками были заточены, совсем не было тоннелей-«отнорков». А в потолке они были. Целых три. Вот только ни лестницы, ни лебедки с выстреливающейся кошкой, ни самых простых крыльев у меня не было. Да и у Ками тоже.
— Дай мне веревку, — сказала Ками, будто твердо зная, что делает.
Мне бы ее уверенность.
— Ты говорил о том, что Разные не продают оружия, — вдруг вспомнила девушка.
— Это всем известно, — подтвердил я, хотя в голове тут же промелькнула ехидная мыслишка: «Как же, не продают! Видимо, заплатили им побольше, вот и все дела».
— Этот костюм — скафандр для работ в особо агрессивной среде, — прогнала мои циничные размышления Ками. — Я повторюсь, но многие вещи можно использовать для уничтожения себе подобных, Лё-ша. В том числе и этот скафандр, с его силовой защитой, и ту спасательную капсулу, которую я отправила сражаться с танками, и, конечно же, гравитационную бомбу, что так жестко прикрыла наше бегство. А ведь она предназначена для проведения горных работ.
— А клинки в твоих рукавах?
— Они созданы совсем не для того, чтобы отхватывать людям головы, поверь. Это просто одни из многочисленных инструментов, формируемых скафандром. И, скорее всего, Разные и думать не могли, что их будут использовать именно как орудие убийства. Впрочем, как и «ошейники» из материала с памятью. А теперь отойди, пожалуйста, за следующее кольцо.
Я повиновался и, убравшись за полуметровый барьер кольца, наблюдал из-за него, посвечивая фонариком, как «скафандр для работ в особо агрессивной среде» снова потерял свои четкие очертания, задымился черными струями, а затем, оттолкнувшись от пола волной искривленного пространства, взмыл к своду тоннеля. Ками рыбкой нырнула в наполненную тьмой прорубь на каменном потолке, и буквально через минуту оттуда вывалился моток веревки, разворачиваясь в спасительную нить.
Когда я попытался захватить веревку ногами и подтянуться на руках, то стало понятно, что мои скромные навыки лазанья по гимнастическому канату здесь совсем не пригодятся: тонкая и скользкая бечевка совсем не годилась для подобных упражнений, так что я неуклюжим мешком попросту крутился на ее незакрепленном (не за что было) нижнем конце, одолевая каждый сантиметр ценой огромных усилий.
— Просто держись крепче, Лё-ша! — донесся до меня крик Ками. — Я сама тебя вытяну!
Веревка задрожала и, рывками сантиметров по тридцать, стала поднимать меня к черному зеву «отнорка». Мне оставалось только намотать на предплечье веревку и раскачиваться, подобно спеленатой мухе из развешенных на паутинках запасов паука. К счастью, меня в черный зев на потолке втягивал не какое-нибудь восьмилапое и многоглазое паукообразное, а очень даже милая и заботливая девушка.
Хотя в иных случаях некоторые из девушек бывают хуже пауков. Консервируют свою жертву, спеленав ее почище паука, и — прощай мечты о свободных полетах над… гм… нет, лучше воображать себя не мухой, а пчелкой над цветочком. Или шмелем — так точнее будет, если учитывать мой пол.
Когда я миновал срез тоннеля, то обнаружил многочисленные выщерблены, усеивавшие гранитные стены «отнорка». В свете фонарика, снова висевшего на моем поясе, весело играли свежие грани сколов, доказывая, что появились они совсем недавно. Очевидно, Ками поднялась по вертикальной каменной норе не с помощью силовых полей своего скафандра, а впиваясь в гранит черными клинками. И теперь, скорее всего, вручную подтягивала мой немаленький вес. И как она это делает?
Я снова попытался помочь девушке, отталкиваясь ногами от гладких стен каменной трубы, но Ками прикрикнула сверху, чтобы я прекратил раскачивать веревку. Пришлось смириться.
Труба, пройдя вертикально несколько метров, стала плавно изгибаться. Еще пара метров — и я увидел Ками. Девушка лежала на спине, головой от меня, упираясь в пол подошвами согнутых в коленях ног и выбирая веревку короткими, сильными рывками. Как только появилась такая возможность, я распластался по изогнутому дну трубы и пополз, словно толстая жаба. Наконец труба стала горизонтальной, я достиг Ками. Девушка лежала, раскинув в стороны руки, и тяжело дышала.
— Не думал, что такое возможно, — промямлил я, чтобы хоть как-то скрыть свое смущение. — Как ты смогла меня вытащить? Да еще со всей амуницией?
— Костюм снабжен целой системой усилителей и компенсаторов, — Ками с шумом выдохнула. — Фф-фуу! Но это, конечно, не полноценный киберскафандр с полной мускулатурой, так что пришлось потрудиться. Считай, что ты весил в пару раз легче.
Я посчитал. Вместе с набитым рюкзаком, курткой и прочей одеждой плюс — пистолет и дробовик… килограммов на пятьдесят пять выходило, а то и больше. Это если поделить надвое. Многие девушки поднимут на веревке мешок с цементом на высоту семи, если учитывать и длину вертикального хода, этажей? А тут было поболее мешка с цементом.
— Ладно, — Ками, наконец, отдышалась и встала на ноги. — Пойдем. Надеюсь, этот ход нас куда-нибудь да выведет.
— А я за Саню беспокоюсь, — поделился я опасениями. — Ему хватит ума, вместо того чтобы вернуться к вездеходу, попереться к мосту через лабиринт. Да еще и Чино с ним! Без ошейника!
Ками, которой рост позволял идти не сгибаясь, просто пожала плечами и двинулась вперед. Я, пригибая голову и посвечивая по сторонам фонариком, последовал за ней.
Ход не был идеальной прямой: он вилял из стороны в сторону, поднимался то вверх, то вниз, один раз даже повернул назад, но тут же начал опускаться довольно крутым штопором, так что приходилось держаться за стены, чтобы не покатиться по уклону. Иногда этот неширокий тоннель пересекался с еще более узкими ходами, иногда — с такими же как он сам. Ками шла, никуда не сворачивая из нашего тоннеля, руководствуясь только ей известными соображениями. Я не задавал вопросов, полностью доверившись девушке. Да и не было у меня в голове никаких рациональных мыслей, так что мне оставалось только держать язык за зубами и перебирать ногами.