– Подожди, – перебила ее Таня, – тут все непросто! Может, этот стишок что-нибудь значит? Какой– нибудь шифр?
– Да какой, к черту, шифр? Обычный бред! – фыркнула напарница. – Впрочем, если хочешь – держи. – Она протянула Татьяне измятый конверт. – Отнесешь в службу безопасности. Сама. Пусть разбираются. Только предупреждаю: у этих ребят разговор короткий. Раз письмо ты принесла – тебя с полетов и снимут. И будешь лапу сосать. Мой тебе совет: лучше выбрось и забудь, как страшный сон.
– Но как ты догадалась, что со мной что-то не так? – благодарно улыбнулась напарнице Таня.
– Да я сразу увидела, еще когда ты за каплями пришла: у тебя глаза осоловелые. Будто наширялась. А к пилотам ты и вовсе топала, будто эта, как ее, сомнибу…
– Сомнамбула.
– Вот-вот. Ну, думаю, надо спасать. А то натворит сейчас глупостей, а Михалыч, командир, мужик суровый. Докладную накатает, попрут тебя из отряда, и опять мне с новой напарницей летать. А ты, – Кристинка одарила молодую подругу снисходительной улыбкой, – еще не самый плохой вариант. Не болит щека?
– Не болит, – соврала Татьяна. И недоверчиво спросила: – Слушай, ты вроде и не удивляешься. Такое что, часто бывает?
– В воздухе еще и не такое бывает, – заверила напарница. – Не помнишь, что ли, недавно все газеты писали: один такой, между прочим, бизнюк серьезный, бейсбольной битой махал и требовал самолет в Турции посадить. Вместо Москвы. Только потому, что ему стюард водки не налил.
– Не помню. А чем все кончилось?
– Стюард все за чистую монету принял. Решил, натуральный захват. Передал на землю, самолет штурмовали. А дядю теперь за терроризм судят, и ему повезет, если пожизненное не дадут. Не глупо?
– Глупо, – согласилась Таня.
– Все потому, что стюард был молодой, неопытный, – пожала плечами Кристина. – А будь я в том самолете – я б его мордой об обшивку. Все, инцидент исчерпан. И никакого штурма.
– Ты молодец, – искренне похвалила Татьяна. И спросила: – А что нам с этим-то, гипнотизером, делать?
– А чего с ним можно поделать? – пожала плечами Кристина. – Не подходи к нему больше – и все. А начнет вызывать – я сама схожу. И так отбрею, что разом охота пропадет людям идиотские конвертики всучивать. Поняла?
– Поняла, – кивнула Татьяна.
Ее напарница – просто сокровище! Ну и подумаешь, что грубая. И пусть крови боится. И взяточница. И лентяйка. Но положиться на нее можно.
Если бы у Тани хватало времени вести дневник, она написала бы так: « Сегодня ужасный день. Я встречаюсь с мужчиной, и у меня впервые в жизни при этом нет маникюра ».
Вот тебе и некогда незыблемое правило – даже в магазин не выходить, если ногти не в порядке. Но где взять время расслабляться по салонам, если в день от двух до четырех рейсов и выходных тоже нет – их начальство щедро плюсует к отпуску? Дома она появляется от силы на восемь часов. Неохота вместо драгоценного сна ногти пилить! Обойдется Володя Чехов и без ее маникюра. К тому же (слабое, конечно, утешение) он – не совсем мужчина, а куратор. Будем считать, кто-то вроде личного врача. Которого особо и не стесняешься.
Хорошо хоть, голову успела вымыть. И чистая блузка, из старых времен – когда у нее еще имелось свободное время, чтобы стирать и гладить, – отыскалась.
Володя Чехов пригласил ее без изысков в «Шоколадницу». И, смешной, гордо предложил «заказывать все, что душа пожелает». А чего здесь желать? Знаменитые блинчики стали готовить слишком сладкими, свежевыжатые соки какие-то мутные. Одна радость: не она разносит еду и напитки. А ей с полным правом можно ковыряться вилкой, кривить нос и просить подать то одно, то другое.
– Ты, Танечка, изменилась, – едва устроились за столиком, выдал Володя.
– Пострашнела? – слабо улыбнулась она.
– Нет, что ты, – поспешно возразил он. – Просто вид… немного усталый.
– А ты полетай – чтоб в день по четыре взлета и четыре посадки! – окрысилась Татьяна. – И потягай в каждом рейсе телегу с едой – пятьдесят килограммов, между прочим! Это тебе не бизнес-авиация, где единственному пассажиру клубнику со сливками подашь – и свободна…
– Ты изменилась, – повторил он. Улыбнулся и добавил: – Полностью слилась со средой. Мыслишь и чувствуешь, как настоящая стюардесса.
– Это комплимент?
– Да. Молодец. Умеешь мимикрировать.
А она вдруг разозлилась:
– Может, тебе будет угодно что-то еще? Красавицей, твоей милостью, я уже побыла, любовницей шейха – тоже. Теперь вот пассажирам сопли вытираю. Какие еще будут указания? Может, по нисходящей, отправишь меня уборщицей, туалеты мыть?
– Таня, Таня… – укоризненно покачал головой Чехов.
Но она уже выпустила пар и виновато произнесла:
– Извини. Я просто смертельно устала. Ни секунды ведь свободной… Не зря же есть анекдот…
– Расскажи.
– Самолет падает, пилоты в панике. В кокпит влетает стюардесса. Первому пилоту приказывает: «Так. Ты быстро пристегнулся». Второму: «Выпей валидол». Наводит шороху и повелительно говорит: «Все успокоились? Тогда я пошла к пассажирам».
Володя сдержанно улыбнулся, а Таня, понизив голос, произнесла:
– И главное, непонятно, когда это все кончится. Ансар звонил мне вчера. Чудом дома застал. Я его, ясное дело, спросила, долго ли мне еще небесной ласточкой работать на российских авиалиниях. А он в своем духе: «Пока я не скажу, что хватит». И все, не поспоришь…
Таня вздохнула. Не говорить же Чехову, что она переживает вовсе не из-за усталости, а потому, что сейчас на яхте Ансара наверняка живет другая девушка. И именно ей, а не Тане достаются вся его нежность и вся его сила… Ну, и все драгоценности, конечно. А ей, как дуре, приходится летать на регулярных рейсах.
– Зато, Танюша, романтика! – попытался утешить ее Чехов. – Новые города, интересные знакомства…
– Ой, ты скажешь! – возмутилась Татьяна. – Городов я не вижу, потому что у меня между прилетом и вылетом свободного времени полчаса, только и успеваешь кофейку выпить. А знакомства… все они какие-то мимолетные. Недавно, например, парой слов с балеруном перекинулись из Большого театра. И под гипноз попала…
– Под гипноз? – заинтересовался Володя.
– Да ну, какой-то шарлатан на нашем рейсе летел, – пожала плечами Татьяна.
И рассказала, как странный мужик пытался заставить ее передать пилотам конверт с бредовым посланием.
– А у тебя этот конверт сохранился? – вдруг спросил Чехов.
– Да валяется где-то дома, – усмехнулась она. – А тебе зачем?
– И когда это было? – не отставал Чехов.
– Дня два, что ли, назад, – задумалась Татьяна. – Или три…
Она не притворялась. С нынешним бешеным графиком ее дни и правда спутались и слились в один.
– А точнее? – нахмурил брови Чехов. – Пожалуйста, вспомни. Это может оказаться важным.
– Да ну, ты скажешь, – усмехнулась девушка.
Но все же вспомнила и день, и номер рейса, и даже место, где сидел странный псих, – двенадцать «А». И восстановила в памяти, что конверт с дурацкой запиской не дома, а на самом дне ее безразмерной сумочки. Нашла, отдала Чехову, насладилась удивлением на его лице. Спросила:
– Ты правда считаешь, что это не просто шутка?..
– Да ничего я пока не считаю, – пожал плечами Чехов. – Просто подумал: вдруг тебя таким образом проверяли?
– Проверяли? Меня? А на что? – озадаченно произнесла Садовникова.
– Например, на устойчивость к гипнозу, – небрежно произнес куратор.
– Устойчивость хреновая, – хмыкнула Татьяна. – Спасибо, напарница неладное почувствовала и влепила мне пощечину. А то бы я вручила этот бред пилотам… Но кому это было нужно?! Кого может волновать моя гипноустойчивость?!
– Не знаю, Танечка, ничего я не знаю, – развел руками Володя. – Но пассажира этого мы на всякий случай по своим каналам пробьем.
– Пробейте, – зевнула она. – И вообще мне порой кажется, что с этой Ансаровой просьбой… что-то не так…
– А что? – немедленно насторожился Чехов.
– Не знаю… Странно это все…
С тех пор как Садовникова стала стюардессой, мозг стремительно разучился думать. И внятно формулировать.
– Нам тоже кажется, – серьезно сказал Чехов, – что твоя работа стюардессой неспроста. Но понять, что за ней кроется, мы не можем. Пока не можем. Во всяком случае, тебе надо продолжать летать. Но если вдруг на связь выйдет Ансар или кто-то от его имени, ты немедленно должна будешь связаться со мной. Поняла? Немедленно.
– Какая странная лажа… – задумчиво проговорила Таня. – Хочется напиться и забыться. Но нельзя – завтра в рейс… Закажи-ка мне хотя бы мороженого. И кофе пусть принесут – обязательно по-турецки и двойной.
– Как прикажешь, королева! – в тон ей ответил Чехов.
А Таня вздохнула: да уж. Приказывать в последнее время ей приходилось редко.
Глава 15
Лето проходило стороной. Сливы с грушами перезрели, яблоки отходили, пахло арбузами, подступал виноград. В горячем воздухе мешались вонь бензина, терпкий аромат южной пыли и тонкий запах моря – оно отсюда в десяти километрах. Аэропорт, как всегда в начале сентября, торопился отправить в Москву как можно больше курортников. Тысячи отдыхающих, загоревших и грустных из-за того, что их отпуск позади, затаривались в дорогу дешевым южным вином. Визжали и суетились дети, колесики чемоданов скрипели по расплавленному солнцем асфальту, стертые до дыр сланцы шлепались в урны – в Москве, говорили синоптики, ожидается дождь, в южной обувке в столицу не полетишь…
А Таня этого лета – как и моря, и дискотек, и беспечного «дурачка» на пляже – даже краешком не коснулась. Всю жару и все солнце – в пути. В самолетах. В душной, неудобной форме и в обязательных чулках. И с вечной, похожей на маску, дежурной улыбкой.
Она по-прежнему работала на «разворотных» рейсах: прилетали на юг, пока в самолете орудуют уборщицы – отдых на жалкий час, а потом опять работа, потому что через два часа обратный вылет.