И где только такие слова вычитала? Или в трофейном кино услышала?
- Если ты останешься со мной, мы так и проживем в нищете, в ней же и помрем, - твердила она ребенку. - А теперь ты будешь жить в богатой семье, они дадут мне за тебя много денег, и я тоже смогу устроить свою жизнь. Так что всем будет лучше.
Вряд ли мальчик мог что-то понять, но запомнить мог, особенно самые простые слова: за него дадут деньги. Слова эти отложились в его голове, как брошенные в землю зерна, и ждали своего часа, чтобы пустить сначала корни, а потом и ростки.
Пятнадцатилетняя Эля нового братика полюбила искренне и горячо уже за одно то, что мама перестала страдать, прекратила бессмысленное и подрывающее здоровье лечение гормонами и очень быстро стала превращаться из бесформенной толстухи в женщину нормального вида и с нормальным весом. Девочка готова была любить Андрюшу, даже если бы тот оказался противным, злым, тупым и непослушным. Но он оказался милым добрым ребенком, к тому же необыкновенно способным.
Николай Михайлович и Ольга Васильевна с первого же дня не скрывали ни от кого правды: ребенок приемный, у него есть родная мать, отдавшая сына им на воспитание, поскольку живет в весьма стесненных условиях, как жилищных, так и материальных. Офицер разведслужбы, Николай Михайлович Лозинцев не мог допустить даже малейшей возможности шантажа или давления на себя и свою семью, поэтому в серьезных вопросах ложь исключалась. Около двух месяцев маленький Андрюша очень тосковал, много плакал и спрашивал, когда мама заберет его домой. Новые родители и сестра и тут не обманывали ребенка, терпеливо объясняя, что мама его не заберет, потому что решила, что с ними ему будет лучше. Бывает, что у ребенка только одна мама, бывает, что есть еще и папа, а бывает, что две мамы. Всякое случается, и любое положение нормально. Никаких разговоров о том, что мама умерла или уехала навсегда, никаких попыток заставить его забыть Надьку-Шалаву. Время вкупе с любовью, заботой и лаской - лучший лекарь, решили они, и все должно идти естественным путем.
Сразу же после оформления усыновления Лозинцевы стали искать обмен и примерно через полгода переехали в другой район города. К этому времени Андрюша полностью освоился в новой семье и о родной матери не вспоминал, его отдали в детский садик, он обзавелся друзьями в новом доме, с которыми подолгу и с упоением играл то во дворе, то у себя дома, потому что у него было больше всех игрушек и игрушки эти были самыми лучшими. Тут Николай Михайлович постарался, благо, возможности были.
Когда Эля закончила школу и поступила в институт, то есть ощутила себя совсем взрослой, Андрюшка еще ходил в садик, и на всю оставшуюся жизнь брат остался для нее маленьким ребенком, которого надо опекать, оберегать и лелеять. И даже когда он в свои двенадцать лет перерос миниатюрную Элю, а в пятнадцать - отнюдь не низкорослого Николая Михайловича, он все равно оставался для нее малышом, несмышленышем, птенчиком.
Училась Эля в Институте стран Азии и Африки, изучала английский, французский и хинди, потом работала во Внешторге. В двадцать пять лет вышла замуж за своего коллегу и уехала с ним в Дели, в торговое представительство. Через три года вернулась, забеременела, родила ребенка и развелась с мужем. Как-то нескладно все получилось… Нет, он не был плохим человеком, даже наоборот, он был чудесным, но она… все дело в ней, в Эле. Не может она забыть того, чей взгляд отравил ее на всю оставшуюся жизнь. Всех меряет по нему, хочет найти похожего, такого же умного, необычного, перед которым не стыдно и не страшно признаваться даже в таких вещах, о которых порой и самой себе не скажешь. Думала, что это глупости, просто воспоминания, и вполне возможно жить и растить детей с совсем другим мужчиной. Оказалось - нет. Невозможно. Не получается.
С двадцати пяти лет, то есть с момента выхода замуж, Эля не жила с родителями. Андрюше тогда было всего тринадцать, и считать его взрослым было бы смешно. Поэтому ее не насторожила фраза, промелькнувшая в одном из его писем, написанных сестре в Индию: «Ее продали приемным родителям, так же, как меня когда-то». Контекст фразы был самым невинным, брат пересказывал Эле содержание французского фильма, который видел вместе с родителями на закрытом просмотре в Доме архитекторов.
В тридцать пять лет Эля вышла замуж во второй раз, решив, что юношеские бредни окончательно покинули ее трезвую голову, и уехала с новым мужем и шестилетним сыном в длительную командировку, на этот раз во Францию, в Париж. И вот тут стали происходить события, заставившие ее вспомнить и ту, на первый взгляд невинную, фразу в письме Андрея, и многое другое. Например, историю о том, как накануне соревнований по баскетболу среди юношеских команд брат сказался больным, чтобы на поле выпустили его друга, не попавшего в основной состав. Или историю о том, как он отдал совершенно незнакомому мальчишке все деньги, которые родители дали ему на покупку новой спортивной обуви, потому что нога выросла и в старой обуви ему было больно и неудобно тренироваться.
Мальчишку ограбили в подворотне, забрали деньги, шапку и куртку, дело было зимой, он горько плакал и трясся от холода, и Андрей, ни минуты не раздумывая, потащил его в ближайший универмаг и купил какую-то одежду, чтобы парень не простыл окончательно. Тогда все отнеслись к этому с пониманием и одобрением, казалось, что Андрей просто очень добрый мальчик, которому всех жалко, и своего друга, не вылезающего со скамейки запасных, и постороннего обиженного грабителями мальчугана. И только значительно позже Эля стала понимать, что это и так, и одновременно не совсем так. Андрей действительно был потрясающе добрым человеком. Но было кое-что еще.
Андрей к тому времени с блеском закончил финансово-экономический институт и поступил в аспирантуру. Ученые мужи были в восторге, от талантливого юноши и прочили ему большое будущее. Уезжавшая на пять лет Эля торжественно вручила ему ключи от своей трехкомнатной квартиры и шутливо сказала на прощание:
- Смотри, братишка, у тебя есть пять лет на решение всех вопросов. К моему возвращению ты должен, во-первых, стать кандидатом наук, во-вторых, устроить свою личную жизнь и жениться и, в-третьих, постараться не загубить мои цветы. Через пять лет вернусь - проверю. Правда, когда мы будем приезжать в отпуск, тебе придется возвращаться к родителям, но я надеюсь, это не слишком помешает ни твоей научной работе, ни личной жизни.
Андрей с благодарностью принял ключи, поцеловал сестру и честно признался, что насчет кандидатской степени и женитьбы ничего обещать не может, но сохранность и благополучие цветов гарантирует.
В ректорате института, где он учился, работала красивая девушка по имени Верочка. Андрей был, естественно, знаком с ней, но ни малейшего мужского интереса к красавице не испытывал, полностью погрузившись в работу над диссертацией. Однажды, зайдя в ректорат за каким-то документом, он застал Верочку в слезах. Было бы неправдой сказать, что девушка тут же кинулась рассказывать молодому аспиранту о своих невзгодах, нет, конечно, она отмалчивалась и уверяла, что все в порядке, но Андрей проявил настойчивость, тем более что ректора на месте не оказалось и все равно пришлось долго ждать, и он вполне справедливо рассудил, что лучше поговорить, чем сидеть молча и смотреть, как красавица Верочка глотает слезы.
- Я жду ребенка, - наконец выдавила Вера и встала из-за стола, за которым все это время сидела, спрятавшись за громоздкой пишущей машинкой.
Это точно, подумал Андрей Лозинцев, когда она встала. Беременность была настолько очевидна, что ее факт даже не нуждался в озвучивании. Просто удивительно, как он раньше-то не замечал Верочкиного выпирающего живота! Наверное, это оттого, что не засматривался на девушку и не интересовался ею. Ну сидит себе и сидит в ректорате, печатает что-то там на машинке.
- А плачешь почему? - непонимающе спросил он. Это было выше его разумения. Да, многие женщины переживают и даже плачут, когда выясняется, что они забеременели, и особенно сильно мучаются они в тот период, когда принимают решение, оставлять ребенка или нет. Но тут-то! Месяцев восемь, если не больше. Значит, решение давно обдумано и принято, чего же сейчас плакать?
- Он умер, - зарыдала Вера. - Завтра похороны.
- Кто умер? - ужаснулся Андрей. - Твой муж? Вера отчаянно затрясла головой и заплакала еще горше.
- Не-е-ет, - провыла она сквозь слезы.
- А кто же?
- Отец ребенка.
- То есть ты с ним не расписана? - уточнил Андрей, любивший ясность формулировок.
- Не-е-ет, - снова провыла Верочка. - Мне жить теперь негде, она меня выгнала.
Эти слова поставили Лозинцева в тупик, он налил Верочке воды из сомнительной чистоты графина, погладил по голове, велел успокоиться и рассказывать все по порядку.
История оказалась до оскомины банальной и до тошноты некрасивой.
Разумеется, Верочка ее таковой не видела и многое преподносила в несколько, мягко говоря, искаженном свете, но у Андрея хватило ума услышать за ее путаными фразами то, что произошло на самом деле.
Семья у Веры была большой, работящей и бедной. То есть с голоду никто, конечно, не умирал и от холода не замерзал, напротив, все были уверены, что живут не хуже многих, однако девушку это «не хуже» никак устроить не могло, она хотела жить не «не хуже» других, а лучше. В трехкомнатной хрущевке-распашонке ютились друг у друга на головах дед с бабушкой - родители отца, мать с отцом, старший брат с женой и маленьким ребенком и младшая сестра Веры. Высшего образования никто в семье не получал и даже не пытался, отец был рабочим высочайшей квалификации, его портрет уже много лет бессменно висел на Доске почета, а сам он, став членом парткома своего завода, имел все основания считать, что жизнь его удалась во всех отношениях и за жизнь эту, прожитую в честном и нелегком труде, ему никогда и ни перед кем не будет стыдно. На этом заводе работали в свое время и бабушка с дедом, там и познакомились когда-то, там же и отец познакомился с матерью, там же работал и старший брат. «Мы - династия!» - с гордостью повторяли родители и с восторгом приняли известие о том, что их старший сын нашел свою половинку все на том же заводе, в отделе т