Он поставил принесенный Алей пластиковый контейнер в микроволновую печь и приготовился слушать. Аля неторопливо и со всеми подробностями поведала ему о своих сомнениях и подозрениях по поводу племянницы, о ее агрессивности и загадочных ночных отлучках, о ее странном поведении и необъяснимых словах, сказанных два дня назад во время встречи ночью на улице. Никому она не рассказывала о Дине так подробно, с Андреем вообще старалась не делиться, чтобы его не волновать, да и мать излишне грузить не хотела. Самое главное - история с молодым любовником, о которой она вообще не смела заикнуться ни брату, ни матери. Хорошо, что в ее жизни снова появился Назар, которому можно рассказать все.
История же с Петром была скучной и, по большому счету, омерзительной. Несколько лет назад, когда Кристина была еще жива и Вера еще была в Москве с мужем и детьми, а сама Аля переживала естественный для всех матерей кризис в отношениях с сыном, который заканчивал институт, активно крутился в бизнесе и отрывался от дома, заставляя Алю испытывать острые приступы страха перед грядущим одиночеством, так вот, в этот самый период Элеонора Николаевна случайно натолкнулась на Надьку-Шалаву, мать Андрея. Разумеется, теперь она была уже не Шалавой, но все равно оставалась Надькой, несмотря на свои «хорошо за пятьдесят».
Былая красота стерлась с ее лица, по которому годы прошлись наждачной бумагой, пропитанной нищетой и пьянством, и оставили вмятины, морщины и потертости. Но узнать ее все равно можно было, и Аля узнала. Тем более что и Надька ее узнала.
Надежды на удачное замужество, которое непременно состоится, как только она избавится от сына, не оправдались, тот красивый и богатый, который рассматривался Надькой в качестве потенциального жениха, сыграть свадьбу не успел, потому как сел в тюрьму всерьез и надолго по статье «Хищение государственной собственности», да к тому же в особо крупном размере. Но в круг своих друзей-приятелей он Надьку ввести успел, так что после его ареста девчонка пошла по рукам, прилипая к тому, кто сделает больше подарков, купит больше тряпок и будет водить в рестораны. В конце концов, она таки вышла замуж, не за «делового», конечно, но за вполне приличного паренька, имеющего, помимо основной работы, еще и приработок: он в свободное время шоферил у тех самых «деловых». Родился сын Петька. Надька в очередной раз взбрыкнула из-за какой-то ерунды, собрала вещи и ушла, а через месяц подала на развод.
Совершенно непонятно, как случилось, что их развели сразу, на первом же судебном заседании, обычно при наличии детей с первого раза брак не расторгали, но здесь что-то засбоило в отлаженной системе советского правосудия. Надька пустилась во все тяжкие, подбросив Петьку бывшему мужу, и очень скоро нашла себе жениха. В годах, при деньгах и лысине, а она-то, наоборот, при молодости и красоте. Новый жених готов был принять ее с ребенком, Надька забрала у бывшего мужа Петьку, радостно переехала к будущему мужу, они зарегистрировались, но через полгода она и от этого мужа ушла. И вернулась к тому, первому, Петькиному отцу. Какое-то время все шло хорошо, и муж любил, и деньжата водились, а потом все пошло хуже и хуже. Муж Володя начал попивать, и чем больше он себе позволял, тем меньше становился приработок, поскольку ехать в машине с нетрезвым водителем желающих как-то не находилось. Надька таскала его к докторам, определяла на лечение, один раз даже на принудительное, которое вроде бы помогло, потому что Володя некоторое время не пил совсем. Впрочем, пить-то особо было не на что, это при советской власти можно было втроем прожить на две рабочие зарплаты и еще оставалось на водку. А в девяностые годы этот фокус уже не проходил.
Хоть и прибавилась третья зарплата - Петькина, но все равно жили они в такой беспросветной нищете, что хоть вешайся. Фабрика, на которой работала Надька, закрылась, и снова остались они при двух зарплатах, потому что в ее-то годы и с таким испитым лицом ее ни на какую работу не брали. Потом прошло сокращение на заводе у мужа, и он, само собой, под это сокращение попал, потому как имел репутацию человека пьющего и ненадежного. Петька денег родителям давать не хотел, у него жизнь молодая, она своего расхода требует. В общем, перебивались кое-как, начали вещи продавать, мебель и посуду по дешевке отдавали, хватались за любой заработок, хоть подъезды мыть, хоть у метро петрушкой торговать.
Вот в такой тяжкий момент их жизни и попалась им на пути холеная и обеспеченная Элеонора Николаевна.
Одиночество не так тяжело, как страх, перед ним. Из этого страха Аля и сделала то, что сделала. Она включилась в помощь Надькиной семье. Пожалела. Свободные деньги были, и немалые, и Аля занялась обустройством их быта. Дала средства на косметический ремонт квартиры и даже привела знакомых рабочих-ремонтников, которые - она точно знала - делают качественно и берут недорого. Купила им новую мебель, сходила с Надькой в ГУМ, приодела ее. Привезла новый хороший телевизор вместо того, который был продан год назад за триста рублей. Потом Надька, смущаясь, попросила денег на приличный костюм для мужа: вроде бы нашелся человек, готовый взять его на работу в какой-то автосервис, и надо прилично выглядеть. Аля деньги дала. Потом Надька еще несколько раз жаловалась на какие-то возникающие надобности и получала от Али деньги.
А потом сын Элеоноры Николаевны получил диплом и уехал в Санкт-Петербург, куда его отправила та фирма, в которой он вот уже три года работал. В Питере у этой фирмы открывался филиал, и туда требовался молодой, энергичный и имеющий специальное образование управляющий. Аля поехала вместе с сыном, чтобы помочь ему обустроиться на новом месте и наладить быт. Ее не было в Москве полгода.
Через полгода она вернулась и зашла к Надьке, навестить, узнать, как дела, не нужно ли чего. Зашла - и обмерла. Ни телевизора, ни прочих вещей, кроме, пожалуй, мебели, в квартире не осталось. Зато посреди большой комнаты, на стене, красовалась фотография Надькиного мужа Володи с повязанной по диагонали черной траурной ленточкой. Он сорвался. И за полгода пропил все, что появилось благодаря Але. Вещи, посуду, одежду. Денег все это стоило приличных, и пил он много. Его нашли в скверике возле соседнего дома, в сугробе, с бутылкой в руке.
Надька кинулась на Алю с кулаками.
- Это ты во всем виновата! - орала она, срываясь на визг. - Если бы не твои проклятые деньги, Володька был бы жив! Если бы нечего было продавать, так он бы и не продавал, и не пил бы! И не умер бы!
- Прости, - только и смогла выдавить из себя Аля. Она развернулась и ушла, тихонько закрыв за собой дверь. А через пару недель на арену вышел Петр, которого прежде Аля видела всего несколько раз, да и то мельком. Сначала он позвонил и попросил разрешения зайти к ней домой. Аля недоумевала, зачем это нужно, но согласилась.
Петр пришел с цветами и тортом. Он был вежлив, спокоен, извинялся за истерику, устроенную матерью. Делился жизненными планами, сетовал на отсутствие образования. Восхищался картинами, висящими в Алиной квартире, говорил комплименты уму, образованности и вкусу хозяйки.
Аля в тот, самый первый раз ничего не поняла. С чего он приходил? Зачем? Извиниться за мать? Это можно было сделать по телефону.
Через несколько дней он снова позвонил и снова попросил разрешения зайти.
- А что случилось? - встревоженно спросила Аля. - С мамой что-нибудь?
- Да. Мне нужно с вами посоветоваться.
Он пришел снова с цветами, но теперь уже не с тортом, а с бутылкой дешевого плохого вина, пить которое Аля наотрез отказалась. Петр говорил о том, что мать стала совершенно невыносимой, она все время или плачет, или пьет, без конца орет на него, не готовит еду и не убирает в квартире. Одним словом, жить с ней вместе никак невозможно. А денег на то, чтобы снять квартиру, у него нет, зарплаты хватает еле-еле на прокорм.
- Тебе нужны деньги? - прямо спросила Аля, внутренне морщась от омерзения. Одно дело помогать немолодой и не очень здоровой женщине, которая сама уже не в состоянии изменить свою жизнь, и которая - и за это ей огромное спасибо! - родила Андрюшу, принесшего столько радости Алиным родителям и ей самой,- и совсем другое дело - давать деньги здоровому мужику, которому едва за тридцать. Это уж совсем ни в какие ворота не лезет!
- Мне нужна работа, - ответил Петр. - Такая, на которой платят достаточно, чтобы я мог прилично жить и снимать квартиру. И матери помогать.
- Хорошо, - вздохнула Аля, - я посмотрю, чем можно тебе помочь. Но я ничего не обещаю.
Знакомых у нее было множество, и работу она ему нашла. Оклад пятьсот долларов. В то время однокомнатную квартиру подальше от центра можно было, снять за сто пятьдесят, оставшихся денег вполне хватит на еду, пристойную одежду и помощь Надьке. Вскоре после этого жена Андрея уехала в Германию, Аля переселилась к брату и решила, что вопрос с Надькой и ее семьей закрыт раз и навсегда.
Она приезжала в свою квартиру дважды в неделю, забирала почту, поливала цветы. В один из таких приездов она обнаружила в двери записку от Петра с номером телефона и просьбой непременно, позвонить. Аля позвонила.
- Ну что же вы пропали, - посетовал Петр, - соседи сказали, что вы живете где-то в другом месте, ни адреса не оставили, ни телефона.
- Зачем тебе мой телефон? - сухо спросила Аля.
- Ну как… мы же все-таки не чужие, почти родственники. И вообще, я к вам привык, а теперь скучаю.
Как он мог привыкнуть за несколько встреч, Аля не понимала. Но не дать ему номер своего телефона не смогла - не было повода отказать. Да и зачем отказывать? Парень вроде приличный, ничего не просит, к чему от него скрываться?
Петр начал названивать регулярно, разговоры были короткими - о чем им разговаривать-то? О Надькином здоровье да о погоде в Москве, вот и вся тематика. Потом спросил, могут ли они встретиться. Аля легкомысленно, не предвидя ничего дурного, сказала, что по понедельникам и четвергам приезжает поздно вечером на свою квартиру, так что ради бога, если есть надобность во встрече, в любой понедельник или четверг между двенадцатью и часом ночи он может ее там найти.