олее результативных асов Восточного фронта Guenther Rail, «каждое утро Мёльдерс на штабном «Шторхе» пересекал линию фронта, имея на борту мощную рацию… Самолет генерал-инспектора стал передовым постом управления нашей авиацией, что повысило ее эффективность и позволило наносить удары по наиболее важным целям. Таким образом, Мёльдерса можно считать пионером новой тактики. Прилетая вечером, он проводил с командирами разбор, отмечая удачи и недостатки». Возможно, все именно так и было, но до 22 октября больше половины советских воздушных ударов по немецким войскам проходило без противодействия истребителей люфтваффе, так что если кто-нибудь из высших чинов стал бы проводить разбор действий самого Мёльдерса, то, наверное, у них бы самих нашлось немало причин для критики.
Тем временем на суше продолжались ожесточенные бои. С утра 24 октября контрудар по вклинившимся в советскую оборону немецким войскам нанесли 25 и 95-я дивизии Приморской армии. Поскольку на его организацию времени предоставлено не было, контрудар провалился. Одновременно в наступление перешли и немецкие войска. Встречные бои кипели по всему фронту и сопровождались чувствительными потерями с обеих сторон. Авиация из-за плохой погоды принимала в этих боях незначительное участие. В своих мемуарах Манштейн писал: «При таких условиях, в бою с противником, упорно обороняющим каждую пядь земли, к наступающим войскам предъявлялись чрезвычайно высокие требования, и потери были значительными. Я в те дни постоянно находился в переездах, чтобы на месте ознакомиться с обстановкой и знать, как и чем можно помочь ведущим тяжелые бои войскам. С беспокойством я видел, как падает боеспособность. Ведь дивизии, вынужденные вести это трудное наступление, понесли тяжелые потери еще раньше, у Перекопа, а также в сражении у Азовского моря. Наступал момент, когда возник вопрос: может ли это сражение за перешейки завершиться успехом и, если удастся прорваться через перешейки, хватит ли сил, чтобы добиться в бою с усиливающимся противником решительной победы — занять Крым? 25 октября казалось, что наступательный порыв войск совершенно иссяк. Командир одной из лучших дивизий уже дважды докладывал, что силы его полков на исходе. Это был час, который, пожалуй, всегда бывает в подобных сражениях, час, когда решается судьба всей операции… Командование 11-й армии не пожелало после всего, что ему пришлось потребовать от войск, упустить победу в последнюю минуту. Наступательный порыв солдат, сохранившийся, несмотря ни на что, преодолел упорное сопротивление противника». Однако немецкий полководец опирался не только на порыв солдат, но и на более материальные вещи. Дело в том, что именно в эти дни в состав его армии был включен свежий 42-й армейский корпус, куда входили 24 и 132-я пехотные дивизии. В отличие от дивизий Приморской армии, которые при поспешной эвакуации из Одессы бросили часть своей артиллерии, немецкий корпус был почти полностью укомплектован и обладал высокой боевой мощью. В целом же, судя по мемуарам, Манштейн в ходе второго наступления больше опирался на мощь тяжелых орудий, чем на удары люфтваффе. Главной задачей IV авиакорпуса он считал защиту своих войск от ударов с воздуха, и к концу октября эта задача в целом была решена в первую очередь благодаря погодным условиям.
25—27 октября бои продолжились, и к концу их последнего дня у немцев наметился определенный успех. Медленно выдавливая советские части с их позиций, 11–я армия заставила отойти их в голую степь, где не было никаких укрытий от ударов артиллерии и авиации. Некоторые части дрогнули и начали отход. 28-го Манштейн перегруппировал свои силы и нанес сосредоточенный удар именно по тому участку в центре советской обороны, где наметился прорыв. Немцы стали энергично обходить открытые фланги других соединений 51-й армии, которые все еще удерживали свои позиции. 28 октября началось общее отступление советских войск и их преследование противником. Поскольку в тылу у русских не было укреплений до самого Севастополя, события начали развиваться очень быстро. Части 51-й армии отступали в направлении Парпачского перешейка, Приморской армии — на Севастополь. Уже в 16.35 30 октября башенная 305-мм береговая батарея № 54 открыла огонь по немецким войскам, двигавшимся к Севастополю вдоль побережья со стороны Евпатории. Началась 250-суточная оборона главной базы Черноморского флота, которую мы в рамках настоящей работы рассматривать не станем.
Боевые действия в восточной части Крыма тоже не заняли много времени. Во многом это обуславливалось потерей управления советскими войсками в самый решительный момент битвы. Еще 22 октября приказом Ставки ВГК командующий 51-й армией Ф. И. Кузнецов был отозван в Москву, а вместо него назначен генерал П. И. Батов. Последний находился в войсках и узнал о своем назначении далеко не сразу. Одновременно тем же приказом Ставка приказала сформировать «командование войсками Крыма», в подчинение которому переходили 51–я и Приморская армии, а также Черноморский флот. Во главе командования назначался заместитель наркома ВМФ вице-адмирал Г. И. Левченко. В 1917 г. Левченко еще рядовым матросом участвовал в штурме Зимнего дворца, но с того момента его познания в сухопутной войне вряд ли сильно продвинулись. Его помощником по сухопутной обороне назначался все тот же Батов, но, пока он вступил в командование, драгоценное время оказалось упущенным. После начала отхода из-за отсутствия в войсках радиостанций управление ими оказалось потерянным. Батов со своим штабом оказался в Севастополе, где ему приказали срочно перебазироваться на Керченский перешеек. Прибыв туда 7 ноября, он узнал, что большинство дивизий 51-й армии, даже те, что не принимали участие в боях под Ишунью, разгромлены во время арьергардных боев. Немногочисленные дороги, превратившиеся в грязь в период дождей, были забиты остатками различных частей и их техникой. Тем, кто сражался на передовой, невозможно было даже доставить боеприпасы. В таких условиях советские войска не удержались на Парпачском перешейке и продолжили отход на Керчь. 15 ноября остатки 51-й армии эвакуировались морским путем на Кавказ. Германское командование посчитало битву за Крым завершившейся, советское же решило взять тайм-аут. Прошло всего полтора месяца, и солдаты 51-й армии вернулись на Керченский полуостров, но это уже совсем другая история…
Вот краткая хроника последних боев в воздухе:
25 октября облачность висела над полем боя настолько низко и плотно, что командованию Фрайдорфской группы пришлось высылать лишь отдельные экипажи для воздушной разведки и по возможности штурмовки войск противника. Поскольку над районом барражировали «мессершмитты», бои были неизбежны. В них погибли старший политрук Мартыненко и младший лейтенант Кузнецов, в то время как летчик Сабуров смог совершить вынужденную посадку (все трое летали на И-16). Немцы потеряли обер-лейтенанта Zehl из III/JG 52. Его самолет был подбит в бою (по немецким данным, подбит зенитной артиллерией) и на глазах поразившего его летчика приземлился в расположении советских войск. Свои дни незадачливый пилот люфтваффе закончил в плену. В 16.13 единственный удар по противнику совершили бомбардировщики ВВС ЧФ — 6 Пе-2 в сопровождении 2 ЛаГГ-3 и 14 МиГ-3. Над полем боя им пришлось вступить в схватку с 16 «мессершмиттами», окончившуюся для обеих сторон безрезультатно (лейтенант Загорский донес о сбитии одного Bf-109F, но это не подтверждается немецкими данными).
26 октября противникам так и не удалось отыскать друг друга в облаках. По немецким данным, лишь пилотам III/JG 77 удалось сбить один И-16, что не подтверждается советской стороной. Сама III/JG 77 лишилась двух истребителей по небоевым причинам. Единственный штурмовой налет на немецкие войска состоялся вечером (8 И-153, 1 Ил-2, 11 И-16 в сопровождении 5 Як-1, 4 МиГ-3, 2 ЛаГГ-3). Воздушного противодействия он не встретил, но в результате огня с земли Ил-2 получил повреждения и совершил вынужденную посадку.
27 октября число штурмовых ударов увеличилось до двух, но в обоих случаях прорываться к цели пришлось сквозь строй «мессершмиттов». Немцы донесли о шести победах, которые в реальности соответствовали двум: И-16 летчика Зейналова пропал без вести, а подбитый Як-1 сел на своей территории. Немцы потерь не имели.
28 октября, в день завершения немецкого прорыва, погода оказалась настолько скверной, что сторонам не удалось ни нанести ударов, ни вступить в противоборство. Фрайдорфская группа совершила 26 вылетов одиночными истребителями для разведки.
Такая же погода стояла с утра 29 октября, но после обеда небо оказалось вполне пригодным для нормальной боевой работы. Этим сразу же воспользовались советские штурмовики и бомбардировщики. В сумме они нанесли три удара по автоколоннам начавших преследование немецких войск и добились при этом определенных успехов. Встреч в воздухе не было, и лишь один И-5 сел на своей территории, будучи поврежденным зенитным огнем. У немцев в этот день на взлете разбился Bf-109 5/JG 3, а его пилот фельдфебель Mias получил тяжелую травму.
С утра 30 октября стояла вполне летная погода, но советская сторона уже не могла воспользоваться этим в полной мере. После двух утренних ударов штурмовиков (в первом из них истребителем из III/JG 77 был сбит И-16 летчика Богданова) оставшимся самолетам пришлось начать перебазирование — на полевых аэродромах близ Фрайдорфа уже хорошо слышались рев моторов вражеских автомашин и винтовочные выстрелы. Истребительные эскадрильи перелетели на аэродромы Чоргунь и Бельбек под Севастополем, 40-й бап из Сарабуза в Карагоз, 2-й мтап из Карагоза на аэродром близ станицы Крымская на Северном Кавказе. Еще в предыдущие сутки в Севастополь перелетели летающие лодки МБР-2 119-го мрап с озера Донузлав. Фрайдорфская группа с 30 октября расформировывалась. На следующий день перебазирование продолжилось, поскольку советские войска не смогли задержаться на промежуточных позициях. В особенно тяжелом положении оказались ВВС 51–й армии, у которых в тылу в отличие от моряков подготовленных аэродромов не оказалось. Наземный персонал за своими полками не поспевал — он тоже страдал от пробок на дорогах, а отчасти и сам явля