АЖЕНИЕ ВТОРОГО ШТУРМА СЕВАСТОПОЛЯ
ПЕРИОД ЗАТИШЬЯ (1—16 ДЕКАБРЯ)
Несмотря на отражение первого штурма, ситуация под Севастополем в начале декабря продолжала оставаться крайне сложной. С одной стороны, кризис обороны советских войск как будто миновал. Удалось наладить подачу боеприпасов и маршевого пополнения с Кавказа, а с 9 декабря в город морским путем начали прибывать подразделения 388-й стрелковой дивизии. После завершения ее переброски к 15 декабря численный состав войск СОРа достиг примерно 70 тысяч человек при 410 орудиях (в том числе 108 зенитных), 120 минометах и 26 танках. Это было уже не так мало, как в начале обороны города. Хуже дело обстояло с боеприпасами, которых удалось накопить к полевой артиллерии и минометам не более трех боекомплектов.
С другой стороны, в еще большей степени изменилась немецкая группировка. 18 ноября в распоряжение Манштейна из резерва группы армий «Юг» поступила 24-я пехотная дивизия, а две другие — 73 и 170-я (последняя закончила сосредоточение под Севастополем только к 21 декабря) — были переброшены из района Керчи. Фактически же ударная сила 11–й армии под Севастополем увеличилась более чем в два раза, поскольку теперь немцы подтянули к городу тяжелую артиллерию (четыре полка и два дивизиона орудий резерва главного командования), которой им очень не хватало в период первого штурма.
Манштейн рассчитывал начать новый штурм уже 27—28 ноября, но ему помешала погода. Непрерывные дожди, обрушившиеся на полуостров, сделали непроходимыми грунтовые дороги, в то время как суровые морозы на Украине вывели из строя четыре из пяти паровозов тыла армии. Пока германский командарм ждал, когда запасы снарядов достигнут запланированной нормы, произошли новые изменения в стратегической обстановке. 29 ноября войсками Красной Армии был освобожден Ростов-на-Дону. Под ее ударами войска 1–й танковой группы начали отступление и только в начале декабря смогли стабилизировать свой фронт на рубеже реки Миус. Туда из состава армии Манштейна убыла 73-я пехотная дивизия, предназначавшаяся для развития успеха в ходе будущего штурма. Вслед за этим последовало поражение группы армий «Центр» в Московской битве. В любой момент из состава 11–й армии могли быть изъяты новые соединения, что сделало бы любую попытку наступления и вовсе лишенной шансов на успех. В этой непростой для германского командования обстановке 8 декабря вышла директива Гитлера № 39, в которой, несмотря на приказ «немедленно прекратить все крупные наступательные операции и перейти к обороне», группе армий «Юг» ставилась задача полностью овладеть Крымом и при возможности перенести боевые действия на Кавказ. Несомненно, что таким образом фюрер пытался добиться легкого, как ему казалось, успеха, который можно было бы использовать в целях пропаганды. Начало штурма, который должен был решить судьбу Севастополя, назначили на 17 декабря.
Советская сторона заметила перегруппировку немецких войск в Крыму и не сомневалась, что долго ждать нового штурма не придется. Перехода немцев в наступление ждали и 26 ноября и 8 декабря, но после того, как стало ясно, что на центральном участке советско-германского фронта обстановка резко изменилась не в пользу вермахта, тревога начала постепенно отступать. 10 декабря из Севастополя на Кавказ убыл вице-адмирал Октябрьский, который перед отплытием намекнул всем остававшимся, что скоро немецкие войска будут окончательно отброшены от Севастополя, а возможно, даже из Крыма. Что скрывалось за этими словами, стало ясно в середине месяца, когда штаб Приморской армии получил приказание разработать план своего наступления, направленного на сковывание сил противника и недопущение их переброски на Керченский полуостров. Оказывается, еще в начале декабря в Генеральном штабе РККА возник замысел высадки крупного десанта в районе Керчи и Феодосии, имевшего последующую задачу полного освобождения Крыма. Такие перемены в обстановке не могли не радовать, но именно они притупили бдительность советской стороны накануне тяжелых испытаний.
Обстановка в воздухе была также переменчивой. В начале месяца продолжился процесс ослабления люфтваффе, начатый еще после провала первого штурма. Конкретно он выразился в переброске группы III/JG 77 за исключением 7-й эскадрильи из Сарабуза в Мариуполь. В результате в небе Крыма немцы в промежутке с 3 по 15 декабря располагали всего восемью «мессершмиттами». Группа пикировщиков III/StG77 оставалась на месте, но ее боевой состав после налетов советской авиации 23—24 ноября долго не мог восстановиться. Многие летчики получили отпуска, столь необходимые им после пяти месяцев беспрерывных боев.
Численный состав авиации СОРа (на 2 декабря она состояла из 4 Пе-2, 6 Ил-2, 4 Як-1, 5 МиГ-3, 6 И-16, 13 И-153, 8 И-5, 4 У-26, 11 МБР-2) в рассматриваемый период изменился незначительно. На смену потерянным самолетам с Кавказа периодически перебрасывались новые[3]. 4 декабря летчики 5-й эскадрильи 32-го иап под командованием Михаила Авдеева перегнали в Севастополь партию «яков», после чего влились в состав 8-го иап на правах 5-й (затем 1–й) эскадрильи. На тот момент 5-я эскадрилья, без сомнения, являлась лучшим подразделением истребительной авиации ВВС ЧФ и имела на своем боевом счету 32 воздушные победы. Помимо Авдеева в ее составе служили такие заслуженные пилоты, как ст. лейтенант Капитунов и мл. лейтенант Щеглов. Под командование Авдеева перешла и сводная группа «яков» и «мигов» из состава 9-го иап, на которых летали ставшие знаменитыми позднее ст. лейтенанты Калинин, Поливанов, лейтенанты Алексеев, Ватолкин, Гриб, Котров, мл. лейтенант Качалка, сержант Шелякин.
Командование стремилось максимально расширить и разгрузить аэродром Херсонесский маяк для того, чтобы организовать на нем базирование ударных машин. Как мы уже писали ранее, с середины ноября здесь стало временно базироваться звено Пе-2. 3 декабря оно убыло на Кавказ, но в ночь на 4-е Херсонесский маяк впервые принял ДБ-3 — целое звено под командованием ст. лейтенанта М. И. Буркина. Этот заслуженный авиатор впоследствии стал командиром 5-го гвардейского минно-торпедного полка (преобразованный 2-й мтап) и в конце войны получил звание Героя Советского Союза. В ночь на 8-е в состав авиагруппы влилось звено Пе-2 под командованием ст. лейтенанта И. Е. Корзунова, днем тех же суток — четыре Ил-2 во главе с командиром 18-го шап полковником A. M. Морозовым. Немецкая зенитная артиллерия оказалась не готова к встрече с бронированным штурмовиком русских, в результате чего их результаты при совершении боевых вылетов оставались на довольно низком уровне. Это позволило пилотам 18-го полка накопить значительный боевой опыт и достичь немалых успехов. Достаточно сказать, что трое из пилотов базировавшейся на Херсонесе неполной штурмовой эскадрильи — Ф. Н. Тургенев, В. Н. Куликов и Н. И. Николаев — стали к концу войны Героями Советского Союза. Командовал самой эскадрильей Герой Советского Союза капитан А. А. Губрий, удостоенный высокой награды еще в ходе советско-финляндской войны за спасение с риском для жизни экипажа сбитого самолета.
Таким образом, несмотря на потери, состав авиагруппы СОРа продолжал постепенно увеличиваться. К моменту начала немецкого штурма она обладала, по нашим расчетам, примерно 78 боевыми самолетами (с учетом неисправных самолетов в частях, но без учета техники в ремонтных мастерских[4]), в том числе 3 Пе-2, 3 ДБ-3, 13 Ил-2, 8 Як-1, 2 МиГ-3, 10 И-16, 15 И-153, 6 И-5, 5 У-26, 1 Р-5, 1 КОР-1, 2 ГСТ и 9 МБР-2. Их количество могло бы быть большим, если бы это позволяла емкость аэродромов. Получилось, что с конца ноября господство в воздухе над Севастополем перешло к советской авиации, но ее силы были настолько ограниченны, что сам факт перехода господства к русским мало чем угрожал германской стороне. В любой момент она могла перенацелить главные силы IV авиакорпуса на севастопольское направление и вернуть себе утраченное.
В первую половину декабря боевая работа авиагруппы СОРа продолжала оставаться довольно интенсивной, даже несмотря на то что на земле установилось затишье. Помешать ей могли только погодные условия, которые в этот период действительно были далеко не блестящими.
В ночь на 1 декабря немецкие войска штурмовали пять И-5 и два У-2. Днем погода ухудшилась, что не позволило действовать штурмовикам. Тем не менее немцы предприняли попытку воздушной разведки порта одиночными Ju-88. Для их перехвата взлетело несколько истребителей, которые не смогли произвести ни одной атаки, но сами лишились двух машин — из-за отказа мотора упал в море МиГ-3 (ст. лейтенант Поливанов погиб), при посадке скапотировал и сгорел И-153 (ст. лейтенант Филимонов остался в живых).
2 декабря группа произвела три дневных штурмовых налета без потерь. На следующий день погода улучшилась, что позволило выполнить практически двойную норму штурмовых вылетов. Ночью немецкие войска бомбили восемь МБР, ГСТ, 14 И-5 и шесть У-2. Днем состоялось три удара (12 вылетов Ил-2 и 11 И-16) по немецким войскам в районе хутора Мекензия. Воспользовавшись отсутствием в воздухе «мессершмиттов», командование ВВС ЧФ решило выслать шесть ДБ-3 и девять Пе-2 с Кавказа. Днем они пробомбили район сосредоточения немцев в районе деревни Шули. При этом зенитным снарядом был подбит «ильюшин» командира 2-й эскадрильи 2-го мтап майора Арсеньева. На горящей машине он совершил посадку на территории СОРа, сумев спасти экипаж. Не так повезло летчикам того же полка из экипажа лейтенанта Короткова — все они вместе с самолетом пропали без вести. Еще одной неприятностью того дня стал короткий, но очень точный обстрел аэродрома Куликово поле немецкой осадной артиллерией. В результате падения всего 22 снарядов был уничтожен один И-5, повреждены три И-153, КОР-1 и два У-26, а также две грузовые автомашины. После этого перебазированную сюда 1 декабря эскадрилью «чаек» пришлось вернуть на Херсонесский маяк.
4 и 5 декабря авиация не летала по погодным причинам. 6-го в небо для удара по противнику поднимались четыре И-5, два У-26, два МБР-2, девять Ил-2, три И-16 и пять Як-1. Особняком стоял боевой дебют звена ДБ-3 лейтенанта Буркина. В сопровождении трех Як-1 они с высоты 1300 м засыпали бомбами позиции противника в районах Биюк-Каралез, Биюк-Отаркой, Заланкой и Черкез-Кермен. Полет продолжался так долго, что немцы успели вызвать истребители из Сарабуза. В результате атаки пяти «мессершмиттов» один из бомбардировщиков был серьезно поврежден и простоял месяц в ремонте. После этого случая командование ВВС ЧФ временно отказалось от применения ДБ-3 днем, переключив их на ночные полеты. Так, уже ближайшей ночью обе исправные машины успели сделать по два вылета на бомбардировку войск в тех же районах. К ним присоединились четыре И-5 и три У-26, но с утра погода вновь испортилась, и до конца суток полетов не было.
Утром 8 декабря войска СОРа изготовились к отражению мнимого немецкого наступления, а авиация вылетела для нанесения ударов по аэродромам и районам сосредоточения противника. Один ДБ-3, три И-5 и один Ил-2 на рассвете атаковали аэродром Сарабуз, при этом пропал без вести истребитель летчика Сухоручкина. Три У-26 бомбили селение Узенбаш, а один ДБ-3 дороги в районе Бахчисарая. Днем девять Ил-2 и пять И-16 в сопровождении шести Як-1 обработали командные высоты на немецкой стороне линии фронта. Несколько самолетов летали на воздушную разведку, при этом на взлете разбился «як» ст. лейтенанта Минина. Пилот погиб. Как известно, наступление не началось, и в последующие сутки Остряков решил не заставлять своих подчиненных рисковать собой, летая в плохую погоду. 10 и 11 декабря авиация СОРа произвела восемь вылетов Пе-2, 25 Ил-2 и десять И-16. Их цели в половине случаев лежали на линии фронта, а остальные двигались по дорогам Симферополь — Бахчисарай — Альма. При ударах по войскам два Ил-2 получили повреждения от огня с земли, что явно свидетельствовало об усилении противником своей зенитной артиллерии — раньше такого не бывало. Все штурмовики вернулись на базу, но один из МБР-2, вылетавших на ближнюю разведку в морском секторе базы, пропал без вести.
И в последующие дни вплоть до 17 декабря характер боевых действий авиации СОРа оставался неизменным. 14 декабря самолеты не вылетали из-за тумана, дождя и низкой облачности, а 12 и 13-го нанесли несколько ударов небольшими силами — утром по населенным пунктам в ближнем тылу, днем — по войскам на фронте. Один И-16 получил повреждения от обстрела с земли и разбился при приземлении. Проводившаяся эпизодически воздушная разведка отметила возрастание активности перевозок по дорогам, но в штабе его истолковали совершенно неверно. В оперсводке ВВС за 15 декабря значилось: «Обнаружено интенсивное движение войск и автомобилей по дороге от Бахчисарая на Джанкой и скопление железнодорожных составов на станции Джанкой». Создавалось впечатление, что войска противника отходят от Севастополя и грузятся на железнодорожные составы для того, чтобы убыть на другие участки фронта. На самом же деле грузовики ехали к Джанкою порожними, чтобы там загрузиться боеприпасами и ночью доставить их к линии фронта. При помощи такой нехитрой уловки Манштейну удалось создать у нашего командования прямо противоположное представление о своих намерениях.
Тем временем командование СОРа бросило все самолеты на действия против колонн. В течение 15-го их атаковали 11 Ил-2, восемь И-16 в сопровождении шести Як-1 и одного МиГ-3, кроме того, три Пе-2 бомбили станцию Джанкой (всего за сутки авиагруппа совершила 71 самолето-вылет). По докладам, в течение дня летчики уничтожили 31 автомашину, одно тяжелое и одно зенитное орудия, а также минометную батарею. В одном из штурмовых вылетов состоялся воздушный бой с несколькими «мессершмиттами» (в этот день группа III/JG 77 вернулась в Сарабуз из Мариуполя), окончившийся безрезультатно. При выполнении фигуры высшего пилотажа начал «чихать» мотор на «ишачке» сержанта Харина. Это произошло из-за того, что в карбюратор не поступал бензин, но молодой летчик решил, что подбит, и произвел посадку на поле на территории противника. В нарушение инструкции он при посадке не выключил зажигание (самолет мог скапотировать и загореться), но в данном случае это спасло Харину жизнь — убедившись, что мотор работает без перебоев, он взлетел из-под носа у бежавших к нему немецких солдат и спустя несколько минут приземлился на своем аэродроме.
16 декабря группа совершила еще 60 вылетов (в том числе 11 на разведку, 15 на бомбовые и штурмовые удары, 12 на сопровождение и 22 на прикрытие базы). При налете на осадную батарею в районе высоты 76,4 м советские летчики вели воздушный бой с двумя Bf-109, но и на этот раз он не имел результатов. В этот день немцы завершили последние приготовления к новому наступлению. Это касалось и авиации. В операции планировалось задействовать практически все те же самые части, которые принимали участие в боях в небе Севастополя в ходе первого штурма. Это были наши «старые знакомые» группы III/JG 77, III/StG 77, I и III/KG 27, III/KG 51, эскадрильи 6/KG 26 и 3(F)/121. Все они были весьма потрепаны в предшествующих боях, но в сумме насчитывали не менее 60 двухмоторных и 25 одномоторных бомбардировщиков, 25 истребителей и до 10 разведчиков — всего более 120 боевых самолетов. Это число ровно в полтора раза превосходило боевой состав севастопольской авиации.
ШТУРМ
Утром 17 декабря в войсках 11-й немецкой армии зачитали приказ генерал-полковника Манштейна.
«Солдаты 11-й армии! — говорилось в нем. — Время выжидания прошло! Для того чтобы обеспечить успех последнего большого наступления в этом году, было необходимо предпринять все нужные приготовления. Это основательно проделано. Я знаю, что могу положиться на мою пехоту, саперов и артиллеристов… Я также знаю, что все другие рода оружия, как и всегда, сделают все от них зависящее, чтобы проложить дорогу пехоте. Наша артиллерия стала сильней и лучше. Наша авиация опять на месте. Непоколебимая уверенность должна сопровождать нас в последнем сражении этого года. Севастополь падет!»
Надо сказать, что германский командующий имел основания для таких оптимистичных заявлений. Помимо того, что его войска значительно превосходили силы СОРа, на стороне немцев было еще два важных преимущества. Об одном из них — внезапности нанесения удара — мы уже говорили. Второе заключалось в том, что советскому командованию далеко не сразу удалось раскрыть замысел противника. Первый штурм, точнее, его вторая фаза вроде бы показали, что Манштейн считает наиболее выгодным для наступления юго-восточное направление Балаклава — Севастополь. Здесь проходило Ялтинское шоссе, по обе стороны которого имелись равнинные участки местности, что позволяло массированно использовать танки. Это направление считалось в штабе СОРа наиболее опасным и в дальнейшем. В то же время Манштейн убедился, что организовать снабжение войск в районе Балаклавы через горы Яйла, особенно в зимнее время, весьма затруднительно. Кроме того, в горах продолжали скрываться остатки разбитых советских частей и партизаны. Для нового наступления разработали кардинально отличающийся план. Его замысел заключался не в нанесении удара непосредственно на сам город, а в прорыве к Северной бухте с севера и с востока. Для генерал-полковника было очевидно то, что не сразу понял командующий Приморской армией генерал-майор И. Е. Петров, — с выходом немцев к Северной бухте Севастополь прекратит свое функционирование как порт, что решающим образом подорвет силы обороняющихся. Конечно, в бухтах полуострова Херсонес севастопольцы могли создать временные причалы, но крупные суда не смогли бы там швартоваться, а значит, доставить на сушу можно было бы только те виды грузов, которые помещались в обычную шлюпку. Эта перегрузка велась бы под непрерывным артиллерийским огнем. Без орудий, танков, с малой пропускной способностью по боеприпасам и личному составу СОР был бы в состоянии продержаться не более двух недель. Так оно и произошло, только спустя полгода при третьем штурме города, но и тогда, в декабре, судьба советского Севастополя оказалась на волоске от гибели. Достаточно сказать, что прекрасно осведомленный о состоянии советских войск Манштейн считал возможным выйти к бухте уже к 21 декабря.
Немецкое наступление началось с короткой, но сильной артподготовки в 06.10 утра. Подготовка велась одновременно по всему фронту СОРа, хотя и с различной интенсивностью. Так Манштейн пытался замаскировать направление своего главного удара, и, надо сказать, ему это удалось — о том, что немцам удалось вклиниться во фронт обороны в долине реки Бельбек и районе Камышлы, генерал Петров узнал только к вечеру. Это не позволило перебросить к району прорыва резервы и контратаковать немцев, пока они не успели закрепиться. Контратаки назначили на утро 18-го.
В течение всего дня немецкие бомбардировщики группами по 5—8 самолетов последовательными волнами атаковали позиции советских войск. Часть из них усиливала удары артиллерии по советским опорным пунктам на командных высотах, но главные усилия сосредотачивались против позиций береговой и полевой артиллерии в глубине обороны. Уже вечером 18-го оставшийся за командующего СОРом контр-адмирал Г. В. Жуков докладывал на Кавказ вице-адмиралу Ф. С. Октябрьскому, что значительная часть береговых батарей подавлена огнем артиллерии и авиацией противника, внутренним взрывом уничтожена одна из башен 35-й батареи, а у второй башни расстреляны стволы. Огневой щит Севастополя заметно ослаб, и самолеты люфтваффе сыграли в этом не последнюю роль.
Значительное внимание уделялось и бомбардировке города, а также аэродрома Херсонесский маяк. Первый удар по нему состоялся между 07.40 и 08.20, когда шесть Ju-88 сбросили на летное поле 50 авиабомб. Был разрушен один капонир, поврежден И-153, убит 1 и ранены 9 человек. Последующие волны бомбардировщиков с истребительным прикрытием (всего над территорией СОРа за сутки зафиксировали 98 пролетов немецких самолетов) были успешно отражены зенитной артиллерией и истребителями. Последние в течение дня произвели 50 вылетов на прикрытие базы, причем 63 раза летчики участвовали в индивидуальных воздушных боях. Пилоты доложили о пяти сбитых и трех подбитых бомбардировщиках, причем свои боевые счета увеличили Михаил Авдеев (сбил один Не-111), Константин Алексеев (сбил один Ju-88 в группе) и Константин Денисов (подбил один Не-111 залпом реактивных снарядов). Героем дня стал ст. лейтенант Капитунов, сумевший сбить и подбить два бомбардировщика. Увы, до настоящего времени из-за пробелов в немецких документах у нас нет возможности подтвердить хотя бы одну из этих побед. С другой стороны, не был сбит или подбит ни один советский самолет. Главным же оставался тот факт, что защищавшие базу летчики предотвратили повреждение взлетной полосы и потери самолетов на ней, что позволило ударной авиации работать достаточно интенсивно.
Всего в тот день истребители и бомбардировщики поднимались для нанесения ударов шесть раз (30 самолето-вылетов ударных самолетов, в том числе 18 Ил-2 и 5 Пе-2, 28 вылетов истребителей сопровождения). Подавляющее большинство из них было направлено на направление острия главного удара противника из района горы Азис-Оба. Первоочередной целью являлась вражеская бронетехника, поддерживавшая атаку вражеской пехоты. За день летчики доложили об уничтожении одного танка[5], трех танкеток, трех бронемашин, пяти автомашин и четырех минометов, а также до полуроты пехоты. Конечно же, с точки зрения того, что на направлении главного удара у немцев наступало четыре дивизии, это было немного, но ожидать большего от такого числа самолетов (на вечер 19 декабря в сухопутной авиагруппе СОРа в исправном состоянии оставалось 6 Як-1, 2 МиГ-3, 6 И-16, 10 И-153, 4 Ил-2, 3 Пе-2 и 2 ДБ-3) не приходилось.
18 декабря бои на суше разгорелись с новой силой. За ночь советское командование разработало план утренних контрударов, которыми планировало восстановить исходное положение. Осуществить задуманное не удалось. Главная ударная сила — один из полков 388-й стрелковой дивизии не успел к рассвету выдвинуться в исходный район и по пути попал под эффективный удар немецких бомбардировщиков. Он не смог не только контратаковать, но даже удержать свои позиции, когда вражеская пехота возобновила наступление. Полк, как, впрочем, и вся дивизия, был укомплектован бойцами старших возрастов народов Северного Кавказа, причем многие из них даже не знали русского языка, а командирами взводов являлись 19-летние выпускники Подольского пехотного училища. Необученные войска дрогнули, в то время как немцы продолжили расширять свое вклинение в направлении Северной бухты. Части обеих сторон несли большие потери, только СОР за два дня потерял около 3500 человек убитыми и ранеными. Еще хуже оказалось положение с боеприпасами, которых к концу суток 18-го оставалось всего на один день боев.
Летная погода в этот день держалась только до обеда. Ночью оба остававшихся в строю ДБ-3 слетали по два раза на бомбежку селений Черкез-Кермен и Шули. Штурмовики за день слетали три раза, Пе-2 — один раз (из 68 самолето-вылетов 10 совершено Ил-2 и 3 Пе-2). Их целями были войска в долине реки Кача и в районе хутора Мекензия. По докладам, немцы лишились танка, четырех автомашин и роты пехоты. Все самолеты вернулись на аэродромы, но три Ил-2 получили повреждения от зенитного огня.
К этому времени севастопольские летчики уже успели накопить определенный опыт нанесения ударов по наземным целям на линии фронта, в совершенстве овладеть своими самолетами, включая те, которые поступили на вооружение незадолго до начала войны. Этот опыт свидетельствовал, что боевые возможности даже самолетов новых типов далеко не идеальны.
ДБ-3 был неплох как горизонтальный бомбардировщик, нес тонну бомб, но из-за высокой уязвимости как от истребителей, так и от зениток использовался почти исключительно ночью. Днем его можно было выпускать на линию фронта, но при этом следовало позаботиться о мощном истребительном прикрытии, а высота бомбометания не должна была опускаться ниже 2000 м. Естественно, поражать бомбами с такой высоты точечные цели на земле (отдельные танки, позиции полевых батарей) было практически невозможно.
Более эффективным считался Пе-2. Хотя он нес меньше бомб, из-за высокой скорости его можно было посылать без истребительного прикрытия, да и огонь с земли редко наносил повреждения этим машинам. Экипажи «пешек» звена Корзунова совершали в день от двух до семи вылетов, но эффект от них вряд ли был очень большим. Дело в том, что из-за особенностей своей конструкции Пе-2 мог пикировать только с высоты не менее 3000 м (высота вывода из пике колебалась от 1400 до 2200 м в зависимости от опытности экипажа). В то же время нижняя кромка облачности в осеннее и зимнее время крайне редко поднималась до этой отметки. Из-за этого в ходе декабрьских боев за Севастополь Пе-2 в 100% случаев бомбили с горизонтального полета, иногда даже с высоты 600 м. Такой вариант использования был предусмотрен, и на самолете имелся бомбардировочный прицел, но место штурмана располагалось не в носу самолета, а позади летчика, в связи с чем возможности штурмана по обнаружению наземных целей и прицеливанию были весьма ограниченны. Как правило, он больше наблюдал за воздушной обстановкой в задней полусфере, а бомбил «по сапогу» — сигналу от летчика. Точность такого бомбометания не могла быть высокой. Достаточно сказать, что практически все цифры по количеству пораженной техники, приведенной нами на основе оперсводок, не учитывают результаты бомбардировок Пе-2, поскольку их экипажи каждый раз докладывали: «Результат удара не установлен!» Вот такие были возможности для наблюдения с Пе-2 за землей.
Принято считать, что лучшим самолетом для нанесения ударов по наземным целям являлся штурмовик Ил-2, но и у него обнаружились пределы возможного. Пока летом и осенью пилоты «ильюшиных» ВВС ЧФ «работали» по немецким автоколоннам в тылу, все было в порядке, но стоило им взяться за цели на передовой, как сразу обнаружились слабые места. Пушечно-пулеметный огонь и реактивные снаряды оказались малоэффективны против рассредоточенной пехоты, которая еще до начала налета успевала залечь. Этому способствовали и условия местности под Севастополем — поросший кустарником каменистый грунт, большое количество естественных и искусственных укрытий. В то же время, как писалось в отчете авиагруппы СОРа за период с 1.11.1941 по 22.2.1942, «применение фугасных бомб в силу отсутствия прицела на Ил-2 по точечным целям малоэффективно… Выводы:
1. Действия штурмовой авиации по переднему краю целесообразны лишь в дни наступления наших войск и при отражении атак противника на наш передний край. Действия просто по окопам, ДОТам и ДЗОТам малоэффективны.
2. Действия перед нашим передним краем требуют очень четкой отработки обозначения переднего края войсками и знания летчиками линии боевого соприкосновения.
3. На точечные замаскированные цели необходимо лидирование».
В соответствии с этими выводами и осуществлялось тактическое применение штурмовиков. В конечном итоге в штабе ВВС ЧФ выработали два метода: «массированный» удар силами двух-трех пар по районам сосредоточения противника для атаки (например, крупному оврагу или обратным скатам высоты) либо непрерывные действия отдельными парами с целью заставить залечь пехоту противника и не допустить ее перехода в атаку. Выигрыш времени в два-три часа, достигнутый такими действиями, мог иметь значительный результат, поскольку за это время командование успевало прислать на угрожаемый участок резервы. Таким образом, в значительной степени советская авиация под Севастополем играла роль «оружия сдерживания», и об эффекте ее применения нельзя судить исключительно по цифрам заявленного прямого ущерба.
19 декабря бои на земле продолжались с прежним ожесточением. Командование СОРа бросило в бой армейский резерв — спешенную 40-ю кавалерийскую дивизию, в которой имелось примерно полторы тысячи бойцов. Она предотвратила намечавшийся прорыв обороны, но не смогла остановить немецкое продвижение. Поскольку с момента начала штурма Севастополь все еще не получил ни одного солдата, ни снаряда, Военный совет СОРа решил непосредственно доложить положение в Ставку Верховного главнокомандования:
«Противник, сосредоточив крупные силы, часть свежих войск, при поддержке танков, авиации в течение трех дней ведет ожесточенные атаки с целью овладения Севастополем. Не считаясь с огромными потерями живой силы, материальной части, противник непрерывно вводит свежие силы в бой. Наши войска, отбивая атаки, упорно отстаивают оборонительные рубежи… Большие потери материальной части, оружия, пулеметов, минометов…
Войска отошли на второй рубеж. Резервы и пополнение не получены. Снарядов 107-мм корпусной артиллерии, 122-мм гаубиц, 82-мм минометных нет. Остальной боезапас на исходе. На 20 декабря с целью усиления частей, действующих на фронте, вводится личный состав кораблей, береговых и зенитных батарей, аэродромной службы и т. д.
Дальнейшее продолжение атак противника в том же темпе — гарнизон Севастополя продержится не более трех дней.
Крайне необходимы поддержка одной стрелковой дивизией, авиацией, пополнение маршевых рот, срочная доставка боезапаса нужных калибров».
Севастопольская авиация в этот день делала все, что могла. Даже ДБ-3 начали совершать дневные вылеты без истребительного прикрытия, а звено Корзунова бомбило наземные цели шесть раз (в 10.45, в 12.34, в 14.00, в 15.23, в 16.30 и в 17.31). Экипажи практически не покидали самолетов, на них только успевали подвешивать новые бомбы, и они снова поднимались в небо. За день пилоты сухопутной авиагруппы совершили 125 самолето-вылетов и сбросили на голову врага шесть ФАБ-250, 194 ФАБ-100 и более 1100 осколочных авиабомб калибром 25 и 2,5 кг. В этот день результаты действий оказались более значимыми — по докладам летчиков, противник лишился двух бронемашин, 20 автомашин, 26 повозок, 22 зенитных орудий и пулеметов, потерял до двух батальонов пехоты. Один из вылетов пришелся на аэродром Саки, где базировалась торпедоносная эскадрилья 6/KG 26, но понесенный ею ущерб неизвестен. Немецкая авиация действовала в этот день гораздо менее интенсивно, чем в первые два. Бомбардировщики группами от двух до шести машин (очевидно, именно столько исправных самолетов имелось в эскадрильях к середине декабря 41–го) бомбила и обстреливала позиции наших войск в районе селений Камары и Камышлы. Всего за день посты ВНОС насчитали около 60 самолето-пролетов. Весьма характерно, что ни один из бомбардировщиков не рискнул показаться над портом, а «мессершмитты» показали полную беззубость в вопросе прикрытия собственных войск от ударов с воздуха.
Каких бы успехов ни добилась советская авиация, ее ударов было недостаточно, чтобы остановить немецкое наступление. Силы же защитников были на исходе. Армейский резерв уже весь находился в бою, а перебросить войска с других участков фронта генерал Петров не решился — не будучи уверен в надежной работе разведки, он допускал, что противник только и ждет этого, чтобы нанести новый сильный удар в другом месте. В очередной раз прочесали тыловые подразделения, включая личный состав авиаремонтных мастерских и строительной роты ВВС, что позволило влить в обороняющиеся войска к утру 20 декабря пять батальонов и три роты маршевого пополнения. Это позволило продержаться еще день. Тем временем отреагировала Ставка. Своей директивой № 005898 она подчинила СОР Закавказскому фронту, сделав, таким образом, его командующего ответственным за оборону города. Ему предписывалось немедленно прислать в Севастополь маршевое пополнение, боеприпасы, а также выделить одну стрелковую дивизию. Октябрьскому приказали немедленно вернуться в Севастополь во главе отряда кораблей огневой поддержки. Все пункты этой директивы были незамедлительно выполнены за исключением одного: «Оказать помощь Севастопольскому оборонительному району авиацией Закавказского фронта силами не менее пяти авиаполков». И дело здесь было не в неисполнительности подчиненных, а в том, что аэродром Херсонесский маяк и так был до предела заставлен авиатехникой, а действовать с аэродромов Кавказа могли только дальние бомбардировщики без истребительного прикрытия. Одновременно по своей линии нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов дал такие же указания кавказской группе ВВС ЧФ. В ночь на 20-е из Анапы в Севастополь перелетели еще три Пе-2, три Ил-2 и семь Як-1. Последние относились к 3-й эскадрилье свежесформированного 7-го иап. Для того чтобы освободить для них место на аэродроме, на Кавказ отправили все исправные самолеты 11-го шап (шесть И-5, один КОР-1 и один Р-5). Севастопольская авиагруппа решительно приобретала «дневной» характер.
Роль поддерживающей пехоту на поле боя силы все более переходила к авиации СОРа. Весьма характерна телефонограмма, посланная генералом Петровым в штаб 40-й кавалерийской дивизии во второй половине дня 20 декабря: «Сдерживать, сколько можно. Использовать выгодные рубежи. Утром 21-го ожидайте поддержку. Пока помогу самолетами». И помог! В этот день для ударов по противнику было совершено беспрецедентное количество вылетов: 15 Пе-2, 5 ДБ-3, 20 Ил-2 и 45 на сопровождение ударных машин, из которых 18 выполнили И-16, которые также штурмовали войска противника пулеметным огнем и «эрэсами». Впервые с начала штурма была предпринята попытка задействовать бомбардировщики ВВС ЧФ с Кавказа. Первая группа в составе шести ДБ-3, которая должна была атаковать войска в Бельбекской долине, на маршруте попала в густую низкую облачность и была вынуждена вернуться. В 12.05 другая восьмерка бомбардировщиков все-таки смогла пробиться к Севастополю и сбросить с высоты 1200 м 56 ФАБ-100 на немецкие и румынские подразделения, изготовившиеся к наступлению в районе Чоргуня. Только штурмовики уничтожили за день танк, две танкетки, 21 автомашину, семь зенитных орудий и вывели из строя до двух пехотных батальонов.
Немецкая авиация действовала менее активно. За день в воздухе над СОРом смогли насчитать только 29 пролетов вражеских самолетов, которые атаковали наши войска в районе селения Камышлы и станции Мекензиевы горы. Вечером несколько бомбардировщиков попытались бомбить Севастополь, но были перехвачены воздушным патрулем. Один Ju-88 сбила пара Алексеев — Бабаев, летавшая на «яках», второй — ст. лейтенант Шилкин, стартовавший на единственном исправном «миге».
Интересная запись о воздушном бое в эти сутки содержалась в журнале боевых действий эскадрильи 2/KG 27:
«После многих дней нелетной погоды сегодняшнее прояснение позволило нам опять летать. Эскадрилья направила три самолета для атаки батарей и полевых позиций под Севастополем. До гор Яйла нас прикрывала облачность, находившаяся на высоте 300 м. Вдруг перед самой целью защита облаков резко разорвалась. Сверкающей голубизной перед нами открылось Черное море. В этом случае нам оставалось одно: набрать высоту! В то время как мы южным курсом шли в сторону Черного моря, над Севастополем начали набирать высоту первые истребители. Но они не пошли за нами в сторону моря, а держались над юго-западной частью Крыма. Затем на 3000 м последовал заградительный зенитный огонь базы, при этом русские истребители, не обращая внимания на облачка разрывов, начали пикировать на наши самолеты. Тем временем мы уже уложили наши бомбы на батареи и оборонительные позиции юго-западнее города. При этом одна 250-килограммовка немедленно заставила замолчать тяжелую зенитную пушку. Другие бомбы легли на фортификационные и полевые позиции поблизости от города.
Теперь мы пикировали под защиту облачности, поскольку нас преследовал рой истребителей. Для этого у нас была достаточно высокая скорость, радист, бортмеханик и стрелок вели огонь по русским бипланам. Несмотря на то что русские устремились за нами, догнать немецкие самолеты они не смогли. Они стреляли по нам с большого удаления. Наконец мы были в облаках. Оставшиеся «с носом» истребители шли за нами. Они были достаточно хитры и караулили нас сверху. Ну ничего, пусть парни поищут нас в облаках!»
Не все вылеты завершались настолько успешно. Пилот Г. Рейф (Н. Reif) из эскадрильи 3/KG 27 докладывал:
«Туманы, сильная облачность и снегопад принесли многодневный отдых. Только 20 декабря мы пошли на Севастополь, где нам предстояло атаковать артиллерию на огневых позициях. До 30 километров на удалении от линии фронта нижняя кромка облачности не поднималась выше 100 м. При этом шел сильный дождь, и мы шли в атаку на бреющем полете. Вдруг сплошная облачность разорвалась, другие облака находились на высоте 4000 м, и открывался дальний, ясный обзор. Мы летели восточнее Балаклавы в направлении моря, чтобы набрать высоту, потом снова повернули на север к нашим целям юго-восточнее Севастополя. При этом мы поднялись на 3000 м. Перед целью по нам снова открыла огонь, хороший прицельный, уже знакомая нам зенитная артиллерия всех калибров. К тому же нас атаковали истребители всевозможных типов. После бомбометания мы с различными уловками благополучно вернулись, но при посадке чуть не вляпались. При заходе на посадку сначала видимость была хорошей, но перед самой землей мы внезапно попали в сильный туман, который был усилен вихрями тонкой снежной пыли от садившихся перед нами самолетов. Мы сели слишком рано, снесли заградительное ограждение и налетели на штабель бомб. При этом у нашего бомбардировщика 1G+HL отлетели стойки шасси». К этому следует добавить, что самолет был потерян на 20%, а два авиатора получили ранения.
Очень ответственным был для советской стороны день 21 декабря. Противник явно выбился из графика, не успевая закончить свой выход к Северной бухте к установленному сроку. Подчиненные Манштейна яростно атаковали весь день. Наиболее ожесточенные бои развернулись за высоту 192,0 м, которая в течение дня четыре раза переходила из рук в руки, но в конечном итоге осталась за немцами. 388-я дивизия потеряла в этих боях до половины личного состава, а 40-я кавалерийская — своего командира полковника Кудюрова, который был убит снарядом штурмового орудия в тот момент, когда он сам встал к противотанковой пушке. И в этот критический день севастопольская авиация энергично поддерживала своих наземных коллег, произведя 16 бомбардировочных и 31 штурмовой вылет. На головы противника обрушилось 132 ФАБ-100, 62 ФАБ-50, около 1900 осколочных бомб и 284 PC. Поскольку все удары наносились на довольно узком участке фронта, протяженностью не более 10 км, плотность воздействия была достаточно большой. Немцы понесли значительные потери, которые точно даже не поддавались учету.
Главные же события дня разыгрались в морском секторе базы. Еще предыдущим вечером из Новороссийска в Севастополь вышли крейсера «Красный Кавказ» (флаг вице-адмирала Октябрьского), «Красный Крым», лидер «Харьков», эсминцы «Бодрый» и «Незаможник». На их борту находились 79-я морская стрелковая бригада и батальон из состава 9-й бригады морской пехоты — всего около 4000 хорошо подготовленных бойцов, со всем положенным по штату вооружением и боеприпасами. Корабли должны были прибыть в Севастополь еще до рассвета, но не смогли осуществить это из-за густого тумана. На входе в порт стояло наше оборонительное минное поле, и без определения по береговым ориентирам движение вперед было равносильно самоубийству. К 11.30 21-го отряд все еще находился у входной точки фарватера. Тогда Октябрьский решил прорываться другим фарватером, расположенным вдоль занятого немцами берега. Очень скоро корабли были обнаружены разведкой противника, а когда это стало известно вражескому командованию, оно поспешило бросить против них бомбардировщики. Вот как вспоминал события того дня К. Д. Денисов:
«Утро 21 декабря выдалось пасмурным, тем не менее боевая работа велась с малых высот небольшими группами непрерывно. В 10.00 поступил приказ: эскадрилье быть в готовности прикрывать боевые корабли в море. Куда они следовали, с какой задачей? Ответы на эти вопросы были тогда для нас тайной за семью печатями… В штабе разработали график прикрытия отряда кораблей истребителями, но вылет их задерживался из-за непогоды. По этой же причине задержался и приход кораблей, не состоялась их встреча с тральщиком, выделенным для сопровождения отряда в базу.
Когда к 11 часам погода улучшилась, облачность стала повыше, поднялись в воздух «чайки» эскадрильи Петра Пономарева, а затем последовательно и два звена «ишачков». «Яки» эскадрильи Михаила Авдеева дежурили на аэродроме для наращивания усилий в воздухе. Корабли находились на траверзе Балаклавы на удалении 15—20 миль.
Оживился и противник. Вначале показался один его самолет, затем пара, четверка, восемь, двенадцать… Враг непрерывно наращивал силы, поэтому вступили в дело и «яки». По замыслу экипажи моей эскадрильи не должны были ввязываться в бой с истребителями противника, а атаковать бомбардировщиков, не давая им возможности прорваться к отряду кораблей и прицельно сбросить бомбы. Возглавляемая мною четверка И-шестнадцатых барражировала под нижней кромкой облачности на высоте около 200 метров, причем одна пара кружилась в километре впереди кораблей, а другая на таком же удалении в стороне от них. Время от времени из-за облаков сыпались бомбы, иногда на считаные секунды показывался силуэт вражеского бомбардировщика, тут же вновь нырявшего в облака. Корабельная зенитная артиллерия вела заградительный огонь на предполагаемых направлениях полета вражеских бомбардировщиков.
Понятно, что как неприцельное бомбометание из облаков, так и зенитный огонь по «голосу» вражеских самолетов не давали эффекта. Не пришлось и нам вступить в воздушный бой. Но было очевидным, что прикрытие кораблей с воздуха не дало врагу возможности вести визуальное прицеливание и нанести хоть какой-нибудь ущерб кораблям. Значит, свою задачу мы выполняли, даже если не сделали ни одного выстрела.
Кончилось время дежурства, и наша четверка вернулась на аэродром. А отряд кораблей в кильватерном строю продолжал идти полным ходом вдоль берега с постоянным курсом на Севастополь.
К полудню облачность еще больше поднялась, в ней образовались «окна». И тогда противник предпринял крупный налет. В воздухе появилось много вражеских самолетов и наших истребителей, «юнкерсы» ныряли в разрывы облаков, пикировали на цели. Небо запестрело сотнями разрывов зенитных снарядов, вода в море забурлила от разрывов бомб. Но шло время, правда, по-боевому быстротечное, а ни один вражеский самолет так и не был сбит — перехватить их и уничтожить до ухода в облака не удавалось. Но и враг не добился поставленных целей. Пять красавцев — боевых кораблей, обогнув мыс Херсонес, не сбавляя хода, завершили свой путь в Главной базе Черноморского флота. Правда, при входе в базу до кораблей стала доставать дальнобойная артиллерия противника, но на нее тут же обрушились «илы» и Пе-2, мощно заговорила наша 35-я батарея, к которой присоединились другие береговые батареи. И вражеский огонь сразу заметно ослабел. Многоярусная схватка с врагом на земле, на море и в воздухе закончилась в нашу пользу — все корабли прибыли в Северную бухту, к месту нового базирования, и стали под разгрузку. А их орудия развернулись в сторону врага. Оборонительный потенциал Севастополя возрос. Сейчас это было самым главным…»
Тем не менее в последующем вылете к линии фронта Денисову все-таки удалось увеличить свой боевой счет на еще один сбитый Ju-87. Пилот с него приземлился на парашюте в расположении советских войск и был взят в плен. В соответствии с традициями рыцарства он попросил передать свой пистолет сбившему его летчику, что и было выполнено. Сейчас доставшийся таким необычным способом Денисову «браунинг» экспонируется в Центральном военно-морском музее. Ведомый Денисова сержант Сиков сбил Ju-88 залпом PC. При прикрытии кораблей отличились летчики эскадрильи Михаила Авдеева: сержанты Степанов и Шелякин сбили по одному Ju-88, о сбитии одного Bf-109 доложил сержант Бабаев. Советская сторона боевых потерь в воздухе не имела, но два «яка» при пробивании облачности столкнулись в воздухе поблизости от аэродрома и были полностью разбиты. Пилот одного из них — старшина Бойко — погиб, другой спасся на парашюте. Хотя подтверждение на советские заявки со стороны немцев отсутствуют, нельзя сомневаться, что усилиями севастопольских истребителей было обеспечено прибытие первого подкрепления с «большой земли», столь необходимого сухопутной обороне.
Немцы признают в этот день потерю только одного самолета, а именно Не-111 из эскадрильи 1/KG 27.
«После боевого вылета (мой 100-й вылет) на батареи севернее Севастополя, — вспоминал пилот 1–й группы эскадры Г. Кремс (G. Krems), — на обратном пути над Крымом мы увидели Не-111, лежащий на брюхе. Экипаж привлек наше внимание выстрелами из ракетницы. После многочисленных колебаний, садиться нам или нет, мы приняли решение сесть на огромном поле. Только когда мы пошли на посадку, я заметил, насколько влажен грунт под нами. Едва ли можно было остановиться. Мы приняли экипаж через нижний люк. Они были безумно счастливы. Собравшиеся поздравить меня с 100-м боевым вылетом на аэродроме в Кировограде в 14.46 были очень удивлены, когда из самолета вышли не пять, а десять человек.
Эти полеты в Крым на Севастополь были очень опасными. Очень сильная зенитная артиллерия, большое массирование истребителей и заградительного зенитного огня, в котором русские истребители прекрасно ориентировались, а наши, само собой, нет. Успехи были, но оборона была убийственной. Это были очень тяжелые дневные боевые вылеты. Для того чтобы обеспечить точность бомбометания, мы не могли идти на большой высоте, а прикрытие облачности было редким. Чтобы спастись, мне как-то пришлось пикировать в горы Яйла, потому что за моим Не-111 гнался истребитель.
Во время моего 113-го полета аэродром Севастополя подо мной был настолько «гостеприимным», что я смог пролететь над ним только в пикировании. Над ним удалось пройти на бреющем полете, обстрелять из бортового вооружения и сбросить бомбы на стоявшие там истребители. Сильного огня зенитной артиллерии и низколетящих истребителей мы не заметили, но они были там. После атаки (аэродром находился на берегу моря) мы сразу же ушли на высоте нескольких метров над водой. Истребители шли прямо за нами. Они вели огонь из бортового вооружения, а мы уходили от них в сторону Турции. Мы ждали прямого попадания, но благодаря долгому маневрированию на малой высоте над водой мы смогли оторваться. Время, в течение которого мы отрывались от истребителей, нам показалось вечностью».
Потерянный же Не-111 считался подбитым зенитным огнем и на 30% потерянным в результате повреждений, полученных от зенитных снарядов и при посадке.
22 декабря бои на земле продолжались с прежним ожесточением. 79-я бригада несколько раз контратаковала и, хотя не смогла вернуть прежних позиций (по итогам дня немцы даже немного продвинулись вперед), сильно измотала войска противника. Вражеские командиры частей и подразделений прилагали огромные усилия, чтобы заставить своих истощенных боями подчиненных идти вперед. В этот день на одном из участков фронта советское командование отметило странное явление — в условиях большой влажности и мороза немецкие пехотинцы шли в атаку без шинелей в одних мундирах. Захваченные пленные сообщили, что шинели у них отобрали их же командиры, пообещав вернуть их в Севастополе! Все это не дало никакого результата — в целом советская оборона устояла, а на следующий день Манштейну даже пришлось прекратить атаки, чтобы заменить наиболее истощенные потерями части.
Боевая работа в этот день велась с максимальным напряжением. Самолеты с Кавказа, правда, вылететь не смогли из-за нелетной погоды в районе своих аэродромов, но Севастопольская авиагруппа совершила 131 самолето-вылет, в том числе 20 бомбардировщиками и 27 штурмовиками. Были уничтожены зенитная и минометная батареи, две бронемашины, бензоцистерна и большое количество живой силы. Немецкая авиация действовала группами не более трех машин над линией фронта и одиночными разведчиками над портом. Вылетавшая для прикрытия пара в составе командира 8-го иап подполковника К. И. Юмашева и инспектора по технике пилотирования ВВС ЧФ майора Наумова сбила один Hs-126, а один Ju-88 уничтожила зенитная артиллерия. Советская сторона потерь в самолетах не понесла.
23-го на фронте установилась суточная передышка, которую командование IV авиакорпуса попыталось использовать для нанесения ударов по советским аэродромам. Днем пять «юнкерсов» безрезультатно бомбили ВПП в Анапе, которая использовалась советской стороной для перегонки самолетов в Севастополь. Аэродром Херсонесский маяк подвергся налетам нескольких троек бомбардировщиков, пытавшихся поразить цель через «окна» в облаках. Единственным их успехом стало повреждение одного «яка» и ранение пилота ст. лейтенанта Арефина. Защищая аэродром, советские летчики произвели 56 самолето-вылетов и 21 индивидуальный воздушный бой. По их докладам, противник лишился одного Ju-88 и двух Bf-109. По немецким данным, в этот день истребителями был сбит Не-111 из 3/KG 27 (экипаж выпрыгнул с парашютами), а другой «хейнкель» из той же эскадрильи был подбит зенитным огнем и совершил экстренную посадку в Херсоне. Собственные потери у советской стороны отсутствовали. Активность советской ударной авиации после перенапряжения предыдущих дней несколько снизилась и составила 10 вылетов бомбардировщиков и 20 штурмовиков. Главным же событием дня стало прибытие на транспортах в Севастополь части сил 345-й стрелковой дивизии (5250 человек, 21 орудие).
На следующий день бойцы этого соединения приняли участие в контратаках в районе севернее станции Мекензиевы горы, где утром прорвался полк немцев. И снова советская авиация более активно поддерживала свои наземные войска, чем люфтваффе. Самолеты последних над полем боя практически не появлялись, в то время как 11 бомбардировщиков и 23 штурмовика СОРа повредили два танка, уничтожили бронемашину, минометную батарею и большое количество атакующей пехоты. Порт работал с исключительной нагрузкой. В тот день он принял корабли и суда, на которых в Севастополь прибыли десять маршевых рот, вторая часть 345-й дивизии и 81-й отдельный танковый батальон (26 танков Т-26). Истребители сделали для прикрытия судов 42 вылета, но противник даже не попытался воспрепятствовать этому наращиванию сил.
25-го велись бои местного значения в районе Чоргуня, которые были использованы авиацией обеих сторон для приведения себя в порядок. Авиагруппа СОРа сделала всего 27 самолето-вылетов, причем только три — ударными самолетами.
Вторая фаза штурма началась 26 декабря. Теперь немцы уже не пытались атаковать на широком фронте, хотя бы даже для того, чтобы сковать советские силы на других направлениях. В своих мемуарах фельдмаршал Манштейн так описывал общий ход штурма:
«Нет возможности подробно излагать здесь ход наступления. Необходимо было сначала выбить противника внезапным ударом из полосы обеспечения на участке между реками Бельбек и Кача. Одновременно нужно было захватить его опорные пункты в долине Бельбека и на возвышенном южном берегу реки. Дальше наступление должно было вестись уже через гласис крепости к бухте Северной. Основную тяжесть боя несла храбрая 22-я Нижнесаксонская пехотная дивизия во главе с ее отличнейшим командиром генерал-лейтенантом Вольфом; от нее же зависел успех. Она очистила от противника полосу обеспечения между реками Кача и Бельбек, вместе с наступавшей южнее 132-й пд штурмовала высоты на южном берегу долины реки Бельбек и прорвалась уже в зону укреплений южнее долины. Но клин наступления становился все уже, так как 50-я пд и 24-я пд, наступавшие с востока в направлении на бухту Северную, не продвинулись сколько-нибудь заметно в поросшей почти непроходимым кустарником гористой местности. В боях за упорно обороняемые противником долговременные сооружения войска несли большие потери».
Тем не менее к исходу того дня противнику удалось еще на один километр потеснить советские войска к югу. До Северной бухты оставалось всего три километра, и немецкому командующему казалось, что еще одно усилие — и цель будет достигнута. Немцы подавляли оборону огнем тяжелой артиллерии и штурмовых орудий, наши атакующих — огнем корабельной артиллерии, ДОТов и налетами авиации. Авиагруппа СОРа совершила в те сутки 97 самолето-вылетов, включая 16 бомбардировщиками и 31 штурмовиками. Был подбит один танк, уничтожены семь автомашин, две минометные батареи и две роты пехоты. Понимая важность этих ударов, советские авиаторы попытались повысить их точность за счет снижения высоты штурмовки и впервые за долгое время понесли потери от зенитного огня. Один из сопровождающих «Яков» упал в море в районе Качи (сержант Степанов погиб), а два Пе-2 и два Ил-2 получили повреждения. Кроме того, при посадке в сумерках разбился И-153, но его пилот не пострадал. Для восполнения потерь в этот день с Кавказа перелетел еще один Пе-2. Немцы лишились одного «юнкерса» из состава 9/KG 51 вместе с экипажем, но обстоятельства и район этой потери точно неизвестны.
В этот же день командующий ВВС ЧФ генерал-майор авиации Н. А. Остряков направил в штаб ВВС ВМФ справку о боевой работе Севастопольской авиагруппы за период с 17 по 26 декабря. Приведенные в ней цифры выглядят весьма впечатляюще. За десять дней интенсивных боев произведено 1106 самолето-вылетов. 148 из них совершили бомбардировщики, 204 — штурмовики и 20 — самолеты МБР-2. Еще 247 вылетов совершили истребители сопровождения, причем более чем в половине случаев они также наносили штурмовые удары реактивными снарядами и пулеметным огнем. Чтобы добиться таких значительных показателей, экипажи Пе-2 в отдельные дни совершали до семи вылетов, Ил-2 — до четырех, истребители — до четырех-пяти. На головы немецких солдат обрушились 10 ФАБ-250, 1050 ФАБ-100, 488 ФАБ-50, 287 АО-25, 10 270 АО-2.5, 1829 РС-82 — всего более 170 тонн боевой нагрузки. Было уничтожено (без подбитых) пять танков, шесть бронемашин, 4 полевых орудия, 14 минометов, 80 автомашин, выведено из строя 1,5—2 полка пехоты. Если учесть, что общий периметр сухопутной обороны СОРа к началу штурма составлял 35 километров, а ширина активного участка не более 10, то можно прийти к выводу, что подобной по своей плотности авиационной поддержки советские войска в тот момент не имели ни на одном другом участке советско-германского фронта. Для прикрытия базы истребители вылетали 440 раз. В воздухе они без собственных потерь сбили 18 немецких самолетов, в том числе — четыре бомбардировщика над аэродромом Херсонесский маяк. Противник дважды пытался подавить нашу авиацию на аэродроме бомбовыми ударами, но не смог уничтожить там ни одного самолета.
Летать в течение первой половины 27 декабря помешала плохая погода. Во вторую половину наши ударные самолеты успели совершить лишь 16 вылетов в сопровождении пяти И-16. Противник потерял до роты пехоты, был подавлен огонь трех зенитных автоматов. К сожалению, в этот день не обошлось без потерь. После наступления темноты для бомбардировки районов сосредоточения вражеских войск вблизи передовой вылетел ДБ-3 капитана Мироновского. Спустя десять минут после взлета его самолет внезапно вывалился из облаков и упал в Казачьей бухте. При ударе о воду сдетонировали бомбы, так что в живых никого не осталось. Точную причину катастрофы определить так и не удалось. Возможно, что от ежедневных нагрузок летчик переутомился или потерял пространственную ориентировку в облаках. Впрочем, сослуживцы Мироновского называли и еще одну причину — днем он получил письмо от бывших сослуживцев из авиации Тихоокеанского флота, которые сообщали, что оставшаяся во Владивостоке жена не хранит супружескую верность…
28 декабря немцы предприняли последнюю крупную попытку добиться реализации своего замысла. Перед атакой артиллерия 11–й армии и авиация IV авиакорпуса в течение полутора часов обрабатывали советские позиции, выпустив по ним более тысячи тяжелых снарядов, бомб и реактивных мин (реактивные минометы применялись немцами под Севастополем впервые, чем вызвали немалое замешательство среди наших бойцов). После этого сильным ударом противнику удалось прорвать наши позиции в направлении станции Мекензиевы горы, но, натолкнувшись на свежую 345-ю дивизию, солдаты вермахта остановились. Не в пример предыдущим дням авиация противника активно поддерживала свои наступающие части, произведя в тот день рекордное число самолето-пролетов над территорией СОРа за весь 1941 г. — 114. Досталось и городу, над которым немецкие самолеты появлялись в тот день 36 раз и сбросили 165 бомб. Несколько звеньев атаковало Херсонесский маяк, но, к счастью, не добились при этом никаких успехов. Из числа нападавших нашим истребителям (39 вылетов на прикрытие) удалось сбить по два Ju-87 и Ju-88. «Штуки» пришлись на долю пилотов 3-й эскадрильи 8-го иап лейтенантов Белозерова и Бородина. Советская авиация над линией фронта тоже действовала активно. 28 раз вылетали бомбардировщики и 31 раз — штурмовики. При посадке Ил-2, пилотировавшийся капитаном Кичиренчко, врезался в капонир и оказался полностью разбит. Других потерь не было.
29 декабря по всему фронту вдоль Северной бухты кипели ожесточенные встречные бои: немцы пытались развить вчерашний успех, а советские войска — вернуть утраченные позиции. К вечеру поле боя осталось за противником, который сумел полностью овладеть станцией Мекензиевы горы и выйти к 305-мм батарее № 30, которую немцы называли то фортом «Максим Горький-1», то фортом «Сталин». Такая напористость германского командования имела под собой простое объяснение — ему требовалось срочно перебросить войска на другой участок фронта. Дело в том, что еще 26 декабря первые части 44 и 51–й советских армий начали высаживаться на Керченском полуострове в районе Керчи. Оборону там занимала всего одна немецкая дивизия, которая в течение двух суток успешно отражала советские десанты, но после того, как на рассвете 28-го еще один крупный десант был высажен у нее в тылу в порту Феодосии, оставила свои позиции и стала отступать на запад. Манштейн писал:
«Начавшиеся сильные холода потребовали крайнего напряжения их сил. И все же в последние дни декабря — бои не прекращались и в Рождество — острие наступающего клина приблизилось к форту «Сталин», взятие которого означало бы, по крайней мере, овладение господствующим над бухтой Северной НП для нашей артиллерии. Если бы мы имели свежие войска, прорыв к бухте Северной удался бы… В этой обстановке и произошла высадка советских десантов сначала у Керчи, а затем у Феодосии. Это была смертельная опасность для армии в момент, когда все ее силы, за исключением одной немецкой дивизии и двух румынских бригад, вели бой за Севастополь.
Было совершенно ясно, что необходимо срочно перебросить силы из-под Севастополя на угрожаемые участки. Всякое промедление было пагубно. Но можно ли было отказываться от наступления на Севастополь в такой момент, когда казалось, что достаточно только последнего усилия, чтобы, по крайней мере, добиться контроля над бухтой Северной? К тому же казалось бесспорным, что легче будет высвободить силы из-под Севастополя после успеха на северном участке фронта, чем в случае преждевременного ослабления нажима на противника. Итак, командование армии приняло решение, даже после высадки десанта у Феодосии, все же идти на увеличивавшийся с каждым часом риск отсрочки высвобождения войск из-под Севастополя».
Этими же причинами объяснялась и пассивность люфтваффе на севастопольском фронте 26, 27 и 29 декабря — оно действовало в небе над Керченским полуостровом. В то же время его отсутствие над Северной бухтой имело решающее значение. Утром 29-го в нее вошел линкор «Парижская коммуна», который с дистанции каких-то трех километров буквально в упор расстреливал наступающие немецкие части. За день он выпустил 179 305-мм и 265 120-мм снарядов общим весом 93 тонны. Еще 204 180-мм снаряда добавил легкий крейсер «Молотов». Для прикрытия кораблей летчики авиагруппы СОРа совершили 58 вылетов, причем пара в составе сержантов Бабаева и Данилка сбила один Ju-88, очевидно, разведчик. Для бомбардировки войск противника наши бомбардировщики вылетали 19 раз, а штурмовики — 24. Немцы лишились четырех авто– и одной бронемашины, четырех зенитных автоматов и нескольких пехотных рот. С задания не вернулся И-16 лейтенанта Бородина. По воспоминаниям К. Д. Денисова, он был сбит при возвращении со штурмовки шестеркой «мессершмиттов», но, судя по журналу боевых действий группы III/JG 77, немцы на него не претендуют. Одновременно противник предпринял очередную попытку вывести из строя аэродромы, правда, на этот раз не ударами с воздуха, а артиллерийским обстрелом. На ВПП Херсонесского маяка взорвалось 10 тяжелых снарядов, на Куликовом поле — 18, но они не причинили никакого ущерба. Кстати, утром этих суток на Куликово поле перелетела с Кавказа 3-я эскадрилья 3-го иап в составе восьми истребителей И-15бис, которую планировалось использовать в штурмовом варианте.
30 декабря, по общему мнению, стало кульминацией боев. Германские войска из последних сил пытались прорваться к бухте, до которой оставалось не более двух километров, наши — контратаковали. Станция Мекензиевы горы несколько раз переходила из рук в руки, но в конечном итоге осталась за противником. Авиация противоборствующих сторон в борьбе участия практически не принимала из-за низкой облачности и снегопада. 31-го немцы атаковали в последний раз, но брошенные ими силы — одновременно не более двух батальонов — уже не способны были ничего изменить. Наступление захлебнулось. Роль в срыве последней вражеской попытки сыграли и удары авиагруппы СОРа: 12 бомбардировщиков, 17 Ил-2 и 21 истребитель И-153 и И-16 в штурмовом варианте. Штурмовик лейтенанта Талалаева был подбит огнем с земли и разбился при вынужденной посадке, но пилот не пострадал. С немецкой стороны в небе над Севастополем в этот день действовали только одиночные самолеты и звенья, причем из их состава лейтенант Ватолкин сбил один Не-111, а лейтенант Богданов — Hs-126. Эти бои стали финальными и в 1941 г., и в отражении второго штурма.
* * *
Совершенно очевидно, что, удержав, несмотря на два ожесточенных штурма, Севастополь в своих руках, советское командование добилось крупного стратегического успеха. Удержание главной базы ЧФ сохраняло угрозу для морских коммуникаций стран «оси» в западной части Черного моря, а также для румынских нефтепромыслов. На сухопутном направлении территория СОРа могла быть использована советской стороной как плацдарм для отвоевания Крыма, а в перспективе и для удара во фланг и тыл группе армий «Юг», силы которой были скованы боями в Донбассе. Из-за этого войска 11-й армии не только остались прикованными к Крыму, но еще и требовали резервов для удержания своих позиций. В боях за город они понесли чувствительные потери (в батальонах 22-й дивизии оставалось по 60—80 человек), а их соотношение с потерями советской стороны, по-видимому, было наименее выгодным по сравнению с другими участками советско-германского фронта.
Нельзя сказать, что советская авиация сыграла в отражении штурмов решающую роль, но то, что ее действия имели большое значение, бесспорно. Достаточно сказать, что только сухопутная авиагруппа СОРа произвела за два последних месяца года 3291 самолето-вылет (таблица № 2.3; с учетом других подразделений и ВВС с Кавказа в район Севастополя совершено до 3,5 тысячи вылетов). Потери при этом составили 52 боевых самолета (35 в ноябре и 17 в декабре; 5 ДБ-3, 8 Ил-2, 19 новых и 18 старых истребителей, по одному МБР и ГСТ). Из причин потерь на первом месте стояли воздушные бои (20, все в течение ноября), далее шли небоевые причины (15 машин), зенитная артиллерия (8) и неизвестные причины (7). Одна машина погибла при артиллерийском обстреле аэродрома и одна перелетела к противнику. В целом же потери составили всего 1,5% от числа вылетов, что говорит о том, что их уровень оставался незначительным, причем имел явную тенденцию к снижению.
Несмотря на свою малочисленность, авиагруппа СОРа постоянно повышала эффективность наносимых ударов по войскам противника, особенно с того момента, как в конце ноября перешла к непосредственной поддержке войск на переднем крае. Если в первом штурме главную роль в огневом поражении войск противника сыграла береговая и полевая артиллерия, то во втором наземная артиллерия, орудия кораблей и авиация сыграли примерно равные роли.
Не менее важным был успех, достигнутый при решении второй задачи — прикрытии порта, где в декабре от налетов авиации противника не пострадал ни один корабль. В то же время доставленные кораблями и судами подкрепления сыграли решающую роль в удержании Севастополя. Без надежного воздушного зонтика не было бы возможным и оказание артиллерийской поддержки кораблями.
Конечно, имелись и недостатки. Так, трудно признать удовлетворительной боевую работу авиации, базировавшейся на кавказских аэродромах, которая, несмотря на гораздо более выгодные по сравнению с авиагруппой СОРа условия, мало что могла сделать для обороны главной базы. Могло быть несколько лучшим и тактическое использование ударных самолетов. Так, в ходе второго штурма они практически не задействовались для подавления тяжелых артиллерийских батарей противника, огонь которых причинил нам так много вреда. Кардинального улучшения требовала и организация ПВО СОРа. Удовлетворительно штаб ПВО научился решать только одну задачу — прикрывать аэродром Херсонесский маяк, а также корабли и суда в бухте. Прикрытие же резервов, полевых и береговых батарей в глубине обороны практически не осуществлялось. В результате в течение дня истребители могли сделать до 50 вылетов на прикрытие порта и никого не встретить, в то время как в каких-то 5—6 км звенья немецких бомбардировщиков буквально утюжили наши артиллерийские позиции. Для того чтобы осуществлять перехват таких целей, штабу ПВО следовало распространить сеть постов наведения истребителей на всю территорию СОРа, но этого сделано не было. В результате защита сухопутных войск от налетов ложилась на зенитную артиллерию, до половины которой использовалось в качестве полевой, неся при этом ощутимые потери. Наконец, малоэффективной с точки зрения достигнутых результатов оставалась воздушная разведка. Ей не удалось вскрыть ни подготовку штурма, ни массирование войск на направлении главного удара, ни наличие и размещение резервов противника в ходе штурма. Все это заставляло генерала Петрова держать значительные силы на неатакованных участках, что могло привести к падению Севастополя в то время, как его гарнизон все еще насчитывал около 50 тысяч боеспособных бойцов. Впрочем, в значительной степени слабость разведки объяснялась новизной этого дела — до войны авиация ВМФ не имела разведывательных подразделений скоростных колесных самолетов. Отсутствовала и какая-либо подготовка к разведке сухопутных объектов, не имелось фотоаппаратов.
Боевая работа самолетов IV авиакорпуса люфтваффе по сравнению с ноябрем оказалась куда менее успешной. В ноябре они произвели 380 пролетов над СОРом, в декабре — 467. В сумме это давало 847 вылетов, что примерно в четыре раза уступало аналогичному показателю советских ВВС. Хотя по весу сброшенной боевой нагрузки немцы вряд ли сильно отстали от севастопольских летчиков, они не сделали главного — не смогли «протолкнуть» свои наземные войска к намеченной цели. Возможно, дивизии Манштейна смогли бы достичь успеха и самостоятельно, если бы бомбардировщики люфтваффе смогли бы заблокировать порт, но не было сделано и этого. Также оставались неэффективными и все попытки подавить севастопольскую авиагруппу на ее аэродромах. Самое же удручающее положение дел сложилось с завоеванием господства в воздухе. Если в течение ноября истребителям и бомбардировщикам люфтваффе удалось сбить 20 советских самолетов, то в декабре — ни одного! Успокоенные практически полным отсутствием потерь, наши летчики стали действовать более уверенно, число их вылетов увеличилось. В данном случае всему виной стала концепция применения истребительной авиации люфтваффе, которая совершала вылеты только на «свободную охоту» или по вызову передовых авиационных наводчиков. Встретив большие группы наших самолетов, пары или четверки «охотников» (большие группы немцам не удавалось создавать из-за малого числа исправных машин), как правило, отказывались от боя. Осуществить перехват крупными силами по данным наводчиков тоже не удавалось, поскольку к тому времени, как «мессершмитты» из Сарабуза прилетали к атакованному участку на передовой, наши уже успевали сесть на Херсонесском маяке. Не вызывает сомнения, что в немецких штабах отдавали отчет тому, что IV авиакорпус не справляется с поставленными задачами в первую очередь из-за того, что вынужден одновременно действовать на нескольких направлениях относительно небольшими силами. В отдельные дни, например 17, 18 и 28 декабря, немецкое командование пыталось применять авиацию массированно, но эти периоды оказывались слишком короткими, чтобы оказать решающее воздействие на обстановку на суше. Сказывалась общая нехватка сил люфтваффе в частности, да и всего вермахта в целом. Именно в этот период наиболее умным из немецких военачальников стало понятно, что, начав войну с СССР, Германия взвалила на себя непосильную ношу и все победы, достигнутые в кампании 1941 г., рано или поздно будут утеряны.
Таблица 2.3
БОЕВАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ АВИАГРУППЫ СОР (СУХОПУТНОЙ ГРУППЫ) ЗА ПЕРИОД 1.11 — 31.12.1941 *
| Подразделение, часть | Количество самолето-вылетов | Уничтожено на земле | Сбито сам. пр-ка в воздухе | ||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Для ударов по наземным войскам и аэродромам | Сопровождение ударных самолетов | Прикрытие базы | Воздушная разведка | Всего | |||
| управление 8-го иап | — | 11 | 9 | 3 | 23 | — | 1 Bf-109, 1 Hs-126 |
| 3-я аэ 3-го иап | — | — | 20 | — | 20 | — | — |
| 3-я аэ 7-го иап | — | 6 | 34 | — | 40 | — | 1 Hs-126 |
| 1-я аэ 8-го иап (быв. 1-я аэ 32-го иап) | — | 21 | 3 | 24 | — | 2 Не-111, 1 Do-215 | |
| 2-я аэ 8-го иап (быв. 4-я аэ 8-го иап) | 25 | — | 25 | — | 1 Bf-109, 1 Hs-126 | ||
| 3-я аэ 8-го иап | 265 | 167 | 118 | 126 | 678 | 92 авто, 3 орудия ПА и 12 ЗА, 64 мин., 49 пул., более 3 тыс. пехоты | 3 Ju-88, 4 Ju-87, 2 Bf-109, 1 Hs-126 |
| 4-я аэ 8-го иап | 51 | 3 | 1215 | 3 | 1272 | 1 танк, 5 авто, 16 мин, ок. 200 пехоты | 1 Не-111, 1 Bf-109 |
| 2-я аэ 9-го иап | — | 31 | 91 | 43 | 165 | — | 2 Ju-88, 1 Не-111, 1 Do-215, 1 PZL-24, Uu-87, 8 Bf-109 |
| 5-я аэ 32-го иап | — | 88 | 216 | 37 | 341 | — | 7 Ju-88, 1 Не-111, 2 Bf-109, 2 Hs-126 |
| 1-я аэ 18-го шап | 564 | — | — | — | 564 | 27 танков, 853 авто, 32 орудий ПА и 13 ЗА, 89 мин, 77 пул., до 3 пех. полков | 1 Не-111, 1 Do-215, 1 Bf-109, 1 Hs-126 |
| группа 40-го бап | 187 | — | — | 19 | 206 | не определены | — |
| звено 2-го мтап | 35 | — | — | — | 35 | не определены | — |
| Итого | 1102 | 252 | 1706 | 231 | 3291 | 28 танков, 950 авто, 35 орудий ПА и 25 ЗА, 169 мин, 126 пул., до 4 пех. полков (без БА) | 12 Ju-88, 6 He-111, 3 Do-215, 1 PZL-24, 5 Ju-87, 16 Bf-109, 7 Hs-126 |
* Примечание: в отчете отсутствовали показатели по 11–му шап и 95-й нбаэ.
Таблица 2.4
ЛЕТЧИКИ-ИСТРЕБИТЕЛИ ВВС ЧФ, СБИВШИЕ ТРИ И БОЛЕЕ САМОЛЕТОВ ПРОТИВНИКА С НАЧАЛА ВОЙНЫ И ДО 22.2.1942
| Ф.И.О., в/звание | Подразделение | Число воздушных побед | Судьба на 22.2.1942 |
|---|---|---|---|
| Авдеев М. В., ст. л-т | 5-я аэ 32-го иап | 4 (по др. данным 6) | Жив |
| Аксенов, к-н | 2-я аэ 9-го иап | 3 | ? |
| Алексеев К. С., л-т | 2-я аэ 9-го иап | 4 | Жив |
| Аллахвердов М., л-т | 5-я аэ 32-го иап | 6 | погиб в ВБ 9.10.1941 |
| Беришвили И. С., мл. л-т | 8-й иап | 3 | Жив |
| Вакарев, л-т | 8-й иап | 3 | Жив |
| Ватолкин, л-т | 9-й иап | 5 | Жив |
| Войтенко С. Е., ст. л-т | 3-я аэ 8-го иап | 4 | тяжело ранен ЗА 30.10.1941 |
| Демченко, к-н, м-р | 1-я аэ 8-го иап | 3 | Жив |
| Денисов К. Д., к-н | 3-я аэ 8-го иап | 4 | Жив |
| Доброе, л-т | 9-й иап | 3 | ? |
| Иванов Я. М., мл. л-т | 1-я аэ 32-го иап | 4 (в т. ч. 2 тараном) | погиб при таране 16.11.1941 |
| Калинин, ст. л-т, к-н | 9-й иап | 4 | Жив |
| Капитунов, ст. л-т | 5-я аэ 32-го иап | 3 | Жив |
| Качалка, мл. л-т | 2-я аэ 9-го иап | 4 | погиб в 12.1941 — разбился при перегонке авиатехники с завода |
| Кисляк, л-т | 2-я аэ 9-го иап | 3 | ? |
| Катров А., л-т | 9-й иап | 4 | ранен в ВБ в начале 1942 г., погиб в ВБ 9.6.1942. |
| Луценко, с-т | 8-й иап | 3 | ранен в ВБ 13.11.1941 |
| Любимов И. С., к-н | 5-я аэ 32-го иап | тяжело ранен в ВБ 9.10.1941, на излечении до лета 1942 г. | |
| Моисеенко С., л-т | 3-я аэ 8-го иап | 3 | погиб в ВБ 17.11.1941 |
| Москаленко, л-т | 8-й иап | 3 | ? |
| Мягков, ст. л-т | 8-й иап | 3 | ? |
| Петренко, л-т | 9-й иап | 3 | ? |
| Поливанов М., ст. л-т | 9-й иап | 3 | погиб 1.12.1941 — сел в море из-за отказа мотора |
| Рыжов Е. М., л-т | 1-я аэ 32-го иап | 6 (в т. ч. 1 тараном) | Жив |
| Савва Н. И., л-т | 1-я аэ 32-го иап | 3 (в т. ч. 1 тараном) | погиб в кат. 14.1.1942 |
| Сидоров, л-т | 9-й иап | 3 | погиб в ВБ 6.11.1941 |
| Скачков, л-т | 5-я аэ 32-го иап | 3 | ? |
| Спиров, ст. л-т | 8-й иап | 3 | ? |
| Терновой, л-т | 9-й иап | 4 | ? пропал без вести 7.11.1941 |
| Филатов, л-т | 5-я аэ 32-го иап | 3 | погиб в ВБ 15.10.1941 |
| Шелякин К. Д., с-т | 9-й иап | 3 | п/б/вб.1.1942 |
| Щеглов, мл. л-т | 5-я аэ 32-го иап | 3 | Жив |
| Юмашев К. И., п/п-к | командир 8-го иап | 3 | Жив |