В связи с ужесточением налетов 6 мая по приказу наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова был сформирован Севастопольский базовый район ПВО (полковник A. M. Хлебников). В его состав вошли прикрывавший город и порт с юга 61-й зенитно-артиллерийский полк (зап; в полку шесть 85-мм, 18 76-мм и восемь 37-мм пушек), сформированный из части 61-го полка 110-й зап (прикрывал Северную сторону; четыре 85-мм, 18 76-мм и 12 45-мм пушек) и 92-й отдельный зенитно-артиллерийский дивизион, прикрывавший аэродром Херсонесский маяк (три 85-мм и шесть 76-мм пушек). Кроме того, имелось три пулеметные роты счетверенных пулеметов «максим» (12 штук), три прожекторные роты и рота ВНОС. Оперативно начальнику района подчинялись части ПВО Приморской армии — 880-й зап и 26-й озад (20 85-мм и 9 76-мм пушек), а также стоявшая в Казачьей бухте плавбатарея № 3 «Не тронь меня» (четыре 76-мм и три 37-мм пушек). С учетом того, что вся территория СОРа имела 30 километров по фронту и 35 в глубину, концентрация зенитного огня была действительно довольно высокой. С 25 марта по 30 апреля зенитчики считали, что ими сбито пять самолетов, в течение мая — 10 (пять Ju-88, четыре Не111 и один Do-215). К этим цифрам следует прибавить донесения перехватчиков, которые доложили о четырех воздушных победах между 22 марта и 22 апреля и еще о 17 в течение следующего месячного периода.
Дадим краткую хронику воздушного противоборства в небе Севастополя в течение апреля и двух первых декад мая:
В первые дни апреля в воздухе над городом еще царило затишье. Советские самолеты позволяли себе в светлое время суток бомбить немецкие аэродромы и суда у берегов Румынии. Истребители прикрывали бомбардировщики и суда, вели разведку немецких позиций. В одном из таких полетов 4 апреля из-за отказа мотора сел на воду в районе Балаклавы «як» лейтенанта Масютина, который пропал без вести. Первый воздушный бой состоялся 9 апреля, когда пара «мессершмиттов»-охотников внезапно из-за облаков атаковала и сбила барражировавший над базой МиГ-3 мл. лейтенанта Лукина. Пилот остался жив, но серьезно пострадал от ранения и ожогов. 13 апреля в воздухе над Севастополем было зафиксировано несколько одиночных «хейнкелей». Один из них подвергся атаке пары И-16 (капитан Васильев, лейтенант Бурунов) и был сбит. Не исключено, что на самом деле им являлся разведывательный Ju-88 из эскадрильи разведки погоды Westa-76, пропавший, по немецким данным, без вести. В тот же день потерпел катастрофу «миг» мл. лейтенанта Грешнова — у него остановился мотор (как показало расследование, летчик попросту забыл переключиться с крыльевых на основные топливные баки), и при попытке сесть на аэродроме Куликово поле он разбился.
Действительно крупный воздушный бой состоялся на следующий день. Две группы Ju-88 (шесть и семь машин) с небольшим интервалом нанесли удар по городу и портовым сооружениям в Южной бухте. В бой с ними вступили 16 истребителей, которые сбили один и подбили другой «юнкерс». Еще один записали на свой счет зенитчики, но и на этот раз сведений о немецких потерях нет. Тем не менее в следующем бою, состоявшемся спустя два дня, 13 пикирующих бомбардировщиков прибыло под защитой семи «мессершмиттов». Оповещение о противнике поступило с опозданием, в связи с чем бой приняли только шесть перехватчиков. Удача им явно не сопутствовала — немцы сбили «як» лейтенанта Ватолкина (летчик спустился на парашюте; интересно отметить, что пилоты II/JG77 считали, что ими сбиты три «мига»), а своя зенитная артиллерия повредила машину лейтенанта Гриба. До этого летчик в паре с лейтенантом Платоновым успел сбить один Ju-88 (не подтверждается), а другой подбить. Капитан Куницын, летавший на «миге», доложил о подбитом Bf-109. Пробившись через слабое сопротивление, «юнкерсы» сбросили 58 бомб на аэродром Херсонесский маяк, где повредили один СБ.
Новый заслуживающий внимания поединок пришелся на 22 апреля. В 17.31 над бухтой Матюшенко появилось девять (по немецким данным, шесть) «юнкерсов» из группы III/LG1 в сопровождении четырех Bf-109. В бой вступило 15 советских истребителей, которым удалось сбить один Ju-88 (ст. лейтенант Рыжов на МиГ-3), подбить другой бомбардировщик (летчик Минкин на МиГ-3) и сбить «мессершмитт» (пара Гриб — Бондаренко на «яках»). Тем не менее самолеты люфтваффе сбросили свой груз точно на базу, уничтожив ангар и три летающие лодки. 15 человек наземного персонала погибли и 16 получили ранения. Немцы признают, что советские истребители оказали им серьезное противодействие, и одна из машин III/LG1 была подбита, а на ней ранен штурман. Что же касается сбитых «мессершмиттов», то таких не оказалось. В равной степени это относится и к воздушной победе капитанов Алексеева и Капитунова, которые доложили о подбитии одного Bf-109 в ходе дневного патрулирования.
Как бы ни были тяжелы потери, понесенные советской стороной в результате предыдущих ударов, все они не идут ни в какое сравнение с жертвами, понесенными 24 апреля. В тот день заместитель командующего авиацией ВМФ генерал Ф. Г. Коробков в сопровождении командующего ВВС ЧФ генерала Острякова инспектировал 36-ю авиаремонтную мастерскую, расположенную юго-западнее аэродрома Херсонесский маяк на берегу бухты Круглая. Вот как развивались события того трагического дня в изложении командира 2-й морской бригады В. И. Ракова:
«Пост воздушного наблюдения, снабженный только что появившейся радиолокационной станцией «Редут», засек группу самолетов, идущую с севера.
— Разведчики или бомбардировщики? — задумались операторы. Они видели на экране не то две, не то три цели.
В действительности самолетов было шесть (шесть Ju-88 из группы III/LG1 появились над бухтой в 14.10. — М. М.). Построившись плотным строем — каждое звено клином, они обманули операторов, опыт которых исчислялся буквально несколькими днями.
— Идут на Круглую! — сообщили с поста, следящего за курсом самолетов.
Направление на Круглую бухту особенно не встревожило. Через бухту шли на бомбежку батарей, аэродрома или передовой.
Авиационные мастерские, расположенные в помещениях казарменного и складского типа, окруженных разрушенными домами, частично разрушенные и сами, не выделялись как какая-нибудь особенная цель. Большого движения вокруг тоже не было: поврежденные самолеты привозились ночью и сразу же ставились в цех.
Но в этот раз нацистские самолеты держали точное направление именно на бухту.
— Это они на боевом курсе! — сообразил майор Скворцов, прибывший туда вместе с Коробковым и Остряковым. Бросившись в цех, где были Остряков и Коробков, он крикнул:
— Воздух! Самолеты на боевом курсе!
— В укрытия! — скомандовал Остряков и, пропуская мимо себя бегущих рабочих и военных — механиков, мотористов, техников — вместе с Коробковым, не спеша, чтобы не создавать паники, направился к выходу.
— Пикируют! — опять закричал Скворцов, который успел выбежать, увидеть, что собираются делать самолеты, и снова вернуться, чтобы предупредить об опасности.
— Быстрее, товарищи, но без паники! — скомандовал Остряков. В дверях они с Коробковым задержались, уступая друг другу дорогу, и затем вышли наружу.
И в это время начали рваться бомбы.
Дважды предупредивший их майор Скворцов спрыгнул в первый попавшийся кювет и, полузасыпанный землей, переждал там бомбежку. Группа самолетов, хотя и была небольшой, но сбросила свой смертоносный груз кучно на площадь, где в то утро роковым образом оказались два героических наших командира. Один был душой воздушной обороны Севастополя, любимцем черноморских летчиков, другой пережил в прошлом две большие войны, Первую мировую и Гражданскую, воевал в Испании и любил шутить, что «еще не изготовили бомбу с его именем».
В Севастополе всего можно было ожидать каждую минуту, бомбы и снаряды падали повсюду, но в гибель Острякова и Коробкова не хотелось верить.
— Не может быть! Наверное, ошиблись, — твердили мы, получив это тяжелое известие. — Да как же так? Остряков только что был в штабе!
Как часто приходилось слышать подобные слова на войне. «Да он только что был здесь!» — недоумевали люди, неожиданно услышавшие о смерти друга или товарища. Сейчас действительно был здесь, а вышел — и попал под снаряд или бомбу».
Вот так, совершенно нелепо в результате первой и последней бомбардировки авиамастерских погиб душа обороны Севастополя с воздуха генерал-майор авиации Н. А. Остряков, а вместе с ним генерал Коробков и еще 46 человек. 13 получили ранения. В мастерских сгорели девять самолетов, которые при других обстоятельствах могли быть восстановлены и принять активное участие в обороне города. Словно не удовлетворившись достигнутым, немецкие летчики еще дважды вечером атаковали аэродром Херсонесский маяк — в первом налете был поврежден СБ, во втором уничтожен Пе-2 и поврежден ДБ-3. Только в последнем случае они натолкнулись на противодействие истребителей, которым удалось сбить один «юнкерс» (лейтенанты Гриб и Макеев).
В последнюю неделю апреля налеты производились почти каждый день. 25-го снова 12 Ju-88 сбросили бомбы на аэродром, где повредили два ДБ-3 и «як». Несмотря на наличие у немцев истребительного эскорта, перехватчикам удалось прорваться и сбить один «юнкерс». На следующий день группа бомбардировщиков не дошла до Херсонесского маяка, сбросив бомбы в воду, но «мессершмитты» эскорта сбили капитана Капитунова, который сумел посадить свой «як» недалеко от берега, после чего был спасен катером. 27-го Севастопольская авиагруппа лишилась в воздушном бою еще одного Як-1, правда на этот раз не над своим, а над немецким аэродромом в Евпатории. Его пилот ст. лейтенант Богданов пропал без вести. 29 апреля впервые за последнее время истребителям удалось сорвать бомбовый удар противника — встретив наши самолеты в воздухе, пятерка «юнкерсов» беспорядочно сбросила бомбы и легла на обратный курс. Немецкое командование поняло, что без непосредственного сопровождения истребителями теперь не обойтись, и на следующий день бросило на Севастополь пятнадцать Ju-88 в сопровождении звена Bf-109. Хотя налету противодействовало три