– писал Ханс Райф. – Ничего подобного! Прибыв в пункт назначения, мы поняли, что важная станция состояла из домика железнодорожной охраны и путевых работников, расположенной на прямой линии и без каких-либо поселений вдоль и поперек. Загадка этого странного нападения осталась для нас неразгаданной».
Массированные налеты на железнодорожные объекты к северу от Дона, начавшиеся еще во время наступления на Воронеж, продолжались свыше двух месяцев. «За период с 22 июля по 12 сентября было совершено 157 налетов вражеской авиации, участвовало 837 самолетов, сброшено на занимаемый батальоном участок 3865 бомб, – сообщалось в журнале боевых действий 12-го отдельного железнодорожного батальона. – Совершенно были разрушены и сожжены станции Качалино, Иловля, Лог, Липки, Арчеда, Паншино, Белушкино, Калинино и др.». Особенно страшные последствия вызвал взрыв 48 вагонов с реактивными снарядами на 527-м километре железной дороги, полностью уничтоживший целый участок пути длиной в полтора километра. И это все, заметим, только на одном 135-километровом перегоне от Арчеды (Фролово) до Сталинграда, который обслуживал данный батальон!
Усилия немецкой авиации принесли серьезный эффект. Железнодорожные перевозки работали с большими перебоями, эшелоны прибывали со значительным отставанием от графика, а разгрузку наиболее ценных войск и грузов приходилось осуществлять за 100–130 км от линии фронта. Например, в середине августа Ставка решила перебросить под Сталинград сразу 5 полков гвардейских минометов. Согласно плану, погрузка производилась в Москве на четыре эшелона в течение 16–18 августа, и, по расчетам, уже 19–21 августа «Катюши» должны были прибыть на станции Самодуровка и Поляна (Поворинский район). А оттуда им предстояло своим ходом следовать в район Иловли – на внешний оборонительный обвод Сталинграда. Однако фактически эшелоны достигли Самодуровки только к началу следующего месяца, а до фронта гвардейские минометные полки доехали и вовсе 15 сентября.
Помимо железных дорог с 8 по 22 августа «Хейнкели» KG27 бомбили советские переправы через Дон, а также совершили 7 налетов на плацдарм в районе Петропавловской.
Глава 4Долгая дорога в песках
«Наше продвижение продолжается неудержимо»
Вскоре после того, как немецкие войска в последние дни июля форсировали канал Маныч, который, согласно европейской географии, являлся границей между Европой и Азией, разные представители командования впали в эйфорию и сделали оптимистический вывод, что битва за нефть уже выиграна.
29 июля штаб 4-го воздушного флота сообщал в Главное командование вермахта: «Русские военно-воздушные силы перед правым флангом группы армий „Зюд“ демонстрируют свою слабость. „Штуки“ осуществляют свои атаки без истребительного сопровождения и не подвергаются нападению со стороны русских истребителей». В последние дни июля и первые дни августа бомбардировщики IV авиакорпуса Пфлюгбейля были ориентированы главным образом на борьбу против судоходства на Нижней Волге, а также автомобильные и железные дороги на всем Северном Кавказе. Кроме того, Ju-87 совместно с торпедоносцами Не-111Н-6 из II./KG26 и пикирующими бомбардировщиками Ju-88A-4 из III./LG1 наносили удары по кораблям Азовской военной флотилии, обстреливавшим войска 17-й армии. 2 августа Рихтхофен писал в своем дневнике: «Сильные вражеские силы остаются позади реки Кубань и вокруг Краснодара… К сожалению, я должен разделить мои силы. VIII авиакорпус должен помочь 6-й армии возле Сталинграда и атаковать железные дороги в этой области и судоходство на Волге. Между тем IV авиакорпус должен атаковать противника в Кубани и железные дороги на всем Северном Кавказе. Это должно быть главной целью сейчас, позже Сталинград».
Согласно оценке OKW от 4 августа, «советское командование очевидно создает оборону к югу от реки Кубань для защиты Майконского района и военно-морских баз Черноморского флота. Тем не менее силы противника разрозненны… Подвижные соединения всюду движутся вперед на Баку». «Отрадные перспективы на Кавказе, – писал своей жене штабной врач III./KG27 «Бёльке» доктор Келлер 4 августа. – Это опять большой котел, из которого русским остался только один путь через Черное море в Битум. Большие нефтяные залежи Майкопа в ближайшие дни тоже будут в наших руках!» Отметим, что этот доктор находился отнюдь не на передовой, а в спокойном тылу, а информацию получал из различных сплетен, которые обсуждали делившиеся впечатлениями и новостями летчики. Поэтому мнение Келлера как бы отражало настроения, царившие в тот момент в люфтваффе и в Третьем рейхе в целом. «Теперь я определенно верю, что в этом году мы победим русских, так что они больше не могут быть опасны для нас, – оптимистически писал он через 10 дней. – У них ведь стало на 10 миллионов солдат меньше, они потеряли важнейшие сельскохозяйственные районы, крупнейшие промышленные и нефтяные центры в наших руках, и, несмотря на твердые приказы Сталина не отступать больше ни на шаг, наше продвижение продолжается неудержимо».
После быстрого захвата Краснодара и Майкопа Гитлер и Рихтхофен решили, что советские войска на Кавказе разгромлены. 11 августа последний записал в своем дневнике: «Мои впечатления таковы: русская южная армия уничтожена. Ее части находятся вдоль Военно-Грузинской дороги». В связи с этим Рихтхофен решил, что сильная поддержка авиации здесь больше не потребуется. Посему основные усилия пора переносить на Волгу. «С другой стороны, 6-я армия теперь столкнулась с ожесточенным сопротивлением, и в воздухе и на земле, Сталинград ожесточенно обороняется, – писал он в дневнике. – Сопротивление там становится все больше. На Кавказе враг полностью разгромлен. Вот почему мы покидаем этот район на некоторое время». Фюрер тоже решил, что судьба Кавказа решена и главные силы авиации теперь надо бросить на Сталинград. Фактически именно 10–11 августа военное и политическое руководство Третьего рейха санкционировало начало битвы на Волге.
Эта смена приоритетов, когда, не достигнув одной цели, брались за другую, а потом наоборот, было свойственно всей летне-осенней кампании вермахта 1942 г. и «стратегии» Гитлера в целом.
Рихтхофен тоже внес большой вклад в это «дело». VIII авиакорпус Фибига получил приказ сосредоточить основную массу авиации непосредственно против Сталинграда и оборонявших его советских войск. Кроме того, IV авиакорпус Пфлюгбейля должен был также отправить большую часть своих бомбардировщиков и штурмовых авиагрупп с Кавказа, «где они были не нужны». При этом 4-й флот должен был применить своего рода «инновацию», которую сам Рихтхофен назвал «смешением всех единиц». Дабы добиться невиданной концентрации авиации на направлении главного удара с учетом крымского опыта, он решил сконцентрировать на авиабазах в радиусе 300 км все имевшиеся штурмовики, бомбардировщики, истребители и разведчики. Создав невероятную плотность базирования, Рихтхофен образовал так называемый Сталинградский транспортный регион, где ежедневно должно было обрабатываться 3000 тонн предметов снабжения! Включая бомбы, боеприпасы, запасные части и продовольствие для экипажей.
Для выполнения этой масштабной задачи Рихтхофен лишил Пфлюгбейля большей части его транспортных самолетов. Заодно используя все свои связи и рычаги влияния, он привлек для своих целей еще и огромное количество автомобильных подразделений. 15 августа в Ростове состоялось совещание, на котором командующий 4-м воздушным флотом еще раз потребовал от всех подчиненных любой ценой обеспечить снабжение Сталинградского транспортного региона. Кроме того, полагая, что Кавказ скоро окажется в руках немцев, 9 августа Рихтхофен приказал расформировать Авиационное командование «Зюд» с передачей всех подразделений и зоны ответственности IV авиакорпусу.
Надо отметить, что командующий группой армий «А» генерал-фельдмаршал Вильгельм Лист был не согласен с воцарившимся в штабах разных уровней победным настроением и возражал против переброски почти всей авиации к Волге. Но Рихтхофен обещал ему, что уже через 6, «максимум 10 дней» он сможет вернуть туда часть подразделений.
Кроме всего прочего, в августе командование вермахта под влиянием Гитлера искренне уверило в то, что захват Сталинграда имеет важное стратегическое значение. «…Когда город падает, Сталину придется искать мира, – писал в дневнике Франц Гальдер. – Ну и хорошо!» Тремя днями ранее Йодль также объявил, что «судьба Кавказа решится под Сталинградом». Верил в это и Рихтхофен. Вскоре он издаст приказ, больше напоминающий воззвание: «Борьба за Сталинград, красную твердыню, разгорается. Люфтваффе должны с помощью уничтожающих ударов привести эту битву к решению.
Я жду от командиров частей и соединений 4-го воздушного флота в воздухе и на земле, на фронте и в тыловых районах последней самоотдачи и твердой воли к победе».
В тот факт, что именно в районе Сталинграда (а не, скажем, Ржева, Ленинграда, Воронежа или Новороссийска) «решатся судьбы мира», верило и советское командование. «Товарищи! Нам выпала честь защищать город Сталина, – говорилось в воззвании командующего только что образованного Юго-Восточного фронта генерал-полковника Еременко 7 августа. – Ненавистные и озверелые орды фашизма залили кровью оккупированные области. Реки пролито крови и слез: столько пролито невинной крови и слез, что в них можно утопить всех гитлеровских кровожадных бандитов. Гитлеровские бандиты опозорили и обесчестили наших девушек и жен… В сражении под Сталинградом положим начало конца истреблению гитлеризма». «Оборона Сталинграда и разгром врага, идущего с запада и с юга на Сталинград, имеет решающее значение для всего нашего Советского фронта, – говорилось в директиве, подписанной Сталиным вечером 9 августа. – Не щадить сил и не останавливаться ни перед какими жертвами для того, чтобы отстоять Сталинград и разбить врага».