сообщал журнал боевых действий Сталинградского фронта.
Утром 25 августа советская 4-я танковая армия предприняла попытку перерезать вражеский коридор к Сталинграду ударом с северного направления. Однако после первых же перестрелок в небе опять послышалось завывание сирен, не предвещавшее ничего хорошего. С 08.00 до 14.00 боевые порядки наступавших полков подвергались беспрерывным бомбардировкам, причем иногда над полем боя одновременно находилось 40–50 самолетов, которые ходили по кругу и по очереди с бреющего обстреливали пехотинцев, периодически сбрасывая осколочные бомбы. В результате части понесли большие потери и далеко продвинуться не смогли. Тем не менее к северу от Большой Россошки нашим частям удалось уже во втором месте перерезать пути снабжения 14-го танкового корпуса, увеличив разрыв до 6 км, частично выполнив при этом приказ вождя.
Атаки, предпринятые на следующий день, закончились еще более плачевно. Часть подразделений вовсе не приняла участия в сражении, так как проводная связь, разрушенная 23 августа, по-прежнему не работала, а посланный офицер связи не нашел их. 4-й танковый корпус по ошибке заехал на наше же минное поле, выставленное перед средним оборонительным обводом, и понес большие потери. Ну а те, кто все же поднялся в атаку, снова вынуждены были залечь. «Его авиация непрерывно бомбила наши части группами до 50 самолетов», – сетовал штаб 4-й ТА. У командиров не оказалось подробных карт местности, представлявшей собой однообразные овраги и высоты, вследствие чего для ориентировки пришлось привлечь… двух местных колхозников из Ерзовки. «Сильное наступление 100 тяжелых и сверхтяжелых вражеских танков с линии Ерзовка – Грачи в южном направлении, – сообщает журнал боевых действий 6-й армии. – VIII авиакорпус сильными ударами поддерживал оборону армии и значительно снижал напряжение вражеских атак. Истребители удерживали превосходство в воздухе». Тем не менее штаб 6-й армии был буквально завален паническими донесениями от 14-го танкового корпуса. На рассвете начальник оперативного отдела армии оберет Эльхлепп вынужден был лично вылететь туда для прояснения ситуации. Генерал Витерсхайм снова находился в паническом настроении и заявил, что, если русские еще раз предпримут масштабное наступление, удержать позиции не удастся.
Наступление действительно предприняли, но повторилось примерно то же самое, что и днем ранее. Немецкие артиллеристы и танкисты подбили 88 танков, еще три было на счету перешедшего на сторону немцев экипажа Т-34… «Штуки» в течение всего дня наносили удары по атакующим «коридор» советским войскам. В итоге 4-й танковый корпус за три дня потерял 140 танков из 160 имевшихся! В соседнем 16-м танковом корпусе было уничтожено (в том числе авиацией) 84 танка. После этого три танковые бригады пришлось слить в одну «полубригаду». «Следует отметить исключительную роль в сковывании наступления наших частей авиации противника, которая, имея безраздельное господство, бомбит, штурмует наши войска группами и в одиночку, – оправдывался штаб 4-й ТА за свои провалы и высокие потери. – Над полем боя беспрерывно висят десятки самолетов, которые методически бомбят и обстреливают наши войска, не давая подняться им с земли. Кроме этого, авиация противника бомбит все дороги, идущие к фронту на глубину до 100 км. Дневное движение почти исключено. Танки также несут от авиации большие потери. Нашей авиации в течение двух дней на фронте не было совершенно. Большие потери понесли от авиации противника так же тылы, особенно в конском составе».
«Боевые возможности противника в целом ухудшаются, – докладывал штаб 6-й армии в Главное командование сухопутных сил (фактически фюреру). – Много перебежчиков, в том числе танкистов. После двух дней наступления количество и силы неприятеля вследствие тяжелых потерь (230 танков подбито) существенно уменьшились». Отметим, что немцы довольно точно оценили потери советской 4-й танковой армии. При этом в составе отрезанной группировки немецкого 14-го танкового корпуса на тот момент числилось всего 106 танков (в том числе 77 Pz.III, 21 Pz.IV и 8 Pz. II) и 36 противотанковых орудий.
В то время как советские истребители были практически выкинуты с поля боя, ударная авиация (особенно ночная) в некоторых местах действовала достаточно эффективно. В ночь на 24 августа 8-я воздушная армия возобновила налеты на переправы через Дон, замедлив переброску на восточный берег частей 60-й моторизованной дивизии. Следующей ночью немцы отметили сильные бомбардировки позиций 8-го и 11-го армейских корпусов, в результате которых было убито 16 человек, ранено 20, погибло 83 лошади. А днем Паулюс и Рихтхофен, находившиеся на передовом КП 76-й пехотной дивизии, стали свидетелями, как совсем рядом четверка Ил-2 на малой высоте штурмует проходящую поблизости дорогу и скопления грузовиков. В бинокли они отчетливо видели злые лица пилотов штурмовиков, озиравшихся по сторонам и подававших друг другу сигналы руками (раций в кабинах не было). Паулюс был удивлен смелостью летчиков, которые, несмотря на стрельбу с земли, вновь и вновь делали заходы, чуть ли не касаясь крыльями окружающих холмов, и стреляли по своим целям. А внизу были видны горящие автомобили и разбегающиеся в панике шоферы и солдаты.
Больше всего страдали от постоянных налетов именно коммуникации 6-й армии. В ночь на 26 августа советским бомбардировщикам удалось разрушить один из двух мостов через Дон в районе Акимовского. В следующую ночь прямыми попаданиями был поврежден мост на Трехостровской переправе. В ночь на 28 августа бомбардировщики снова повредили только что восстановленный Акимовский мост. «Ночью многочисленные бомбардировки берегов Дона, переправ и тылов VIII армейского корпуса, – говорится в журнале боевых действий 6-й армии за 28 августа. —Днем отдельные штурмовые налеты «ратами», активные разведывательные и бомбардировочные полеты над XI армейским корпусом». Поскольку переправы подвергались атакам в одно и то же время, немцам пришлось и вовсе прекратить ночное движение по ним в период с 23.00 до 01.00. Обеспокоенный штаб 6-й армии даже поручил вышестоящему командованию проверить состояние противовоздушной обороны 9-й зенитной дивизии люфтваффе, которая, по его мнению, плохо справлялась с противовоздушной обороной переправ.
Постоянным бомбардировкам и атакам штурмовиков подвергался и плацдарм на Волге. Так, вечером 27 августа советским летчикам удалось добиться прямых попаданий в помещение управления тыла 14-го танкового корпуса. Погибло 29 человек, в том числе квартирмейстер корпуса майор фон Веде ль, корпусной интендант, корпусной врач и другие офицеры. Ну а в глубоком тылу у 6-й армии советские бомбардировщики в тот же вечер уничтожили железнодорожную станцию Острогожск, где взорвался эшелон с боеприпасами, движение было заблокировано на двое суток.
«Огненные крылья пожаров»
Пока вокруг Сталинграда шли ожесточенные бои одновременно в самых разных местах, сам город 24 августа подвергся первому массированному налету. Главными целями люфтваффе были военные объекты: тракторный завод, заводы «Баррикады» и «Красный Октябрь», предприятия пищевой промышленности, элеватор, железнодорожный вокзал, здания НКВД, советской и партийной власти в центре города, а также позиции зенитных батарей. Бомбардировки должны были парализовать выпуск военной техники, работу государственных органов, затруднить железнодорожные перевозки внутри города и в его окрестностях и посеять панику среди оставшегося населения.
Первые бомбардировщики Не-111 появились над городом около 07.00. Взглянув на небо, оказавшиеся в этот момент на улице жители увидели, как из первой машины вылетела сигнальная ракета, являвшаяся сигналом всем остальным экипажам. Что-то вроде «пора…». После этого из идущих ровным строем самолетов вываливаются и тотчас рассыпаются веерами серебристо-белые предметы. Вскоре они превратились в огромные «зонты», так что все небо вскоре стало молочно-белым. Это были особые зажигательные бомбы люфтваффе, которые советская служба МПВО называла «зажигательными листочками». Десятки тысяч полосок обмазанной фосфором фольги, вспыхивая при соприкосновении с воздухом, медленно опускались на центр города и прилегающие кварталы. Словно завороженные, сталинградцы смотрели вверх, в оцепенении наблюдая, как огненный листопад приближается к крышам домов. При соприкосновении с поверхностью «листочки» начинали пылать яростным сине-белым пламенем огромной температуры. И за считаные минуты по всему городу возникли уже десятки пожаров.
Через некоторое время появились новые группы «Хейнкелей» и «Юнкерсов», а также послышался вой сирен «Штук». «Первая атака в составе соединения несколькими звеньями на город Сталинград, – сообщает боевая хроника 5-й эскадрильи KG27 «Бёльке». – Вместе с нами атаковали «Штуки», штурмовики и истребители. Грандиозная зенитная оборона русских. Мы летим на высоте 7500 м. Бомбы сбросили в точке сброса над окраиной города, так как иначе могли поразить собственные самолеты, летевшие ниже нас». В этот день впервые в рейдах приняла участие I./KG100 майора Пауля Клааса. Днем ранее эта авиагруппа перебазировалась из Крыма на аэродром Морозовская. Согласно записям в летной книжке командира 1-й эскадрильи гауптмана Ханса Бётхера, его Не-111 поднялся в воздух в 03.53, а целью налета являлся железнодорожный вокзал. На эту цель были сброшены бомбы SC1000 и SC500. В 05.55 после двух часов полета «Хейнкель» вернулся на базу. Затем в 17.24–18.30 Бётхер участвовал в повторном налете на ту же цель, сбросив на нее такой же ассортимент бомб. Летчик отметил огонь сразу 15–20 зенитных батарей, обстреливавших бомбардировщики над городом.
Самое страшное случилось, когда взорвались нефтехранилища, расположенные на берегу Волги в районе тракторного завода. Сталинградцы увидели, как огромный столб пламени взметнулся в небо на сотни метров. Затем от нагрева уцелевшие баки стали гулко взрываться, выбрасывая вверх новые столбы огня и дыма. Через какое-то время горящие нефтепродукты огненным потоком устремились по склонам к воде. Начались массовые пожары, пламя стремительно выжигало все на своем пути. Пылающая нефть потекла в Волгу, поджигая пароходы, баржи, пристани.