По документам, обнародованным на сайте «Мемориал», мне удалось установить имена всех, кто в те памятные дни не вернулся из боевых вылетов. Картина выяснилась следующая: среди погибших и пропавших без вести шесть летчиков, пять штурманов, четыре воздушных стрелка. Погибли на земле в результате бомбежек двое: штурман и авиатехник, еще один человек из наземного состава пропал без вести в ходе передислокации.
Несоответствие числа сбитых самолетов и числа погибших экипажей объясняется, вероятно, тем, что отдельным летчикам, штурманам, воздушным стрелкам удалось спастись на парашютах, и они вернулись в свой полк.
Из 57 самолетов 39-го авиаполка погибли в воздухе – 9, что составило 15,8 %;
утрачено в результате бомбежки – 12, или 21,0 %;
брошены из-за отсутствия запасных частей, горючесмазочных материалов, возможностей восстановительного ремонта и транспортировки – 36, или 63,2 %.
К сожалению, боевая деятельность 39-го сбап не была по достоинству оценена ни современниками, ни историками, которые «похоронили» полк уже 22 июня.
Вероятно, вследствие вызванного арестами коллапса в высшем руководстве авиации фронта совершенно не решались вопросы о награждении наиболее отличившихся летчиков, штурманов, воздушных стрелков, авиационных специалистов. Сам же отец по этому поводу шутил: «На пятки ордена не вешают». Тем не менее меня не покидает чувство допущенной несправедливости.
39-й сбап с честью выполнил свой долг. Четыре дня боевой работы в самые первые дни войны тому наилучшее подтверждение. Его летчики, штурманы, воздушные стрелки, авиационные специалисты, оказавшись на направлении главного удара, по праву должны считаться героями этой войны, принявшими на себя самый первый, самый страшный удар, но выстоявшими и выполнившими свой долг.
Вероятно, на этом я должен был бы закончить главу об участии 39-го сбап в первых днях войны, но судьба распорядилась по-иному.
Пинск, 2012 год
В мае 2012 года я, как обычно, вел занятия в Крымском инженерно-педагогическом университете, как вдруг раздался звонок моего мобильного телефона. Незнакомый голос сообщил, что звонит из Пинска.
У меня замерло сердце. Никто никогда из Пинска мне не звонил, но в силу известных причин Пинск никогда не был для меня чужим городом.
Далее я услышал буквально следующее: «Мы приглашаем вас на открытие памятника летчикам 39-го авиаполка, которое состоится 23 июня».
На глазах у меня почему-то появились слезы. Словно боясь опоздать, сразу же говорю: «Еду!»
Вечером мне звонят уже из Киева и сообщают, что я могу присоединиться к военно-научной экспедиции военно-морских разведчиков и в ее составе ехать в Брест, а уже оттуда – в Пинск. Даю согласие. Через пару дней получаю подробнейшую инструкцию, во что одеваться, что с собой брать, включая некоторое число носовых платков, носков, банок консервов, бутылок водки…
Экспедиция должна продлиться с 21 по 27 июня. Понимаю, что чемпионат по футболу накрылся, но спешу взять билеты в Киев и обратно, так как для Крыма это вечная проблема.
Посылаю известие об открытии памятника всем находящимся со мной на связи потомкам 39-го авиаполка. Многие хотят ехать, но у каждого дела, проблемы со здоровьем, финансовые проблемы.
21 июня в 8.00 нахожусь в Киеве на обусловленном месте встречи у Лукьяновского рынка. Меня сразу же потянуло к зданию знаменитой Лукьяновской тюрьмы, откуда, как я помнил еще с юности, в начале века бежали Николай Бауман, а также будущий нарком иностранных дел Максим Литвинов и другие большевики.
Подразумевалось, что мы будем ехать в Брест на автобусе. Вспоминаю свои прежние поездки со студентами, и нисколько не уверен, что выдержу столь длительное сидение. Действительность превзошла самые худшие ожидания – это был не современный туристский или междугородный автобус, а что-то типа рафика. К тому же он был завален нашими сумками, пакетами, ящиками с продовольствием, упаковками бутылок.
Состав экспедиции восемь человек, не считая водителя. Все в полувоенной форме, с самыми невероятными медалями и орденами. Несмотря на то что я тоже получил предписание «быть в форме и при наградах», надел только полувоенную куртку, которую взял у своего ученика и друга Сережи Артищева, а также свою старую тельняшку. Награды надевать почему-то не стал.
Первое построение. Руководитель экспедиции Александр Мармашов провел инструктаж по правилам безопасности в пути и объявил, что все мы находимся на военном положении. Программа экспедиции следующая:
21 июня. Митинг у памятника погибшим военным морякам польской речной флотилии в 1939 г. (Хорошо, если они не погибли под бомбами 39-го авиаполка.)
22 июня. Участие в траурном митинге в крепости-герое Бресте.
23 июня. Открытие памятника 39-му авиаполку в Пинске.
24 июня. Открытие памятной доски погибшим морским пехотинцам Пинской флотилии в Ольшанах.
25 июня. Возложение цветов к памятнику морякам бронекатера БКА 092.
26 июня. Посещение музея в школе с. Высокое и памятника катеру БКА 154.
27 отъезд в Киев.
Отправляемся в путь. Мелькают области: Киевская, Житомирская, Ровенская. Проезжаем мимо атомной электростанции. В 17.00 подъехали к границе. Начинается страшный ливень, гроза, гром, молнии. На таможне выбивает электрофазу, и все компьютеры выключаются. Только в 19.15 нам возвращают паспорта. Мы можем ехать дальше.
Сразу же после выезда с пропускного пункта, уже на территории Белоруссии нас встречают. Меня пересаживают в легковую машину. Знакомлюсь с создателями памятника: Атанов Петр Сергеевич, в прошлом морской разведчик, а также Андробайло Александр Сергеевич – инженер одного из Пинских заводов. Здесь же его супруга Лида и «юнга пинской флотилии» – их четырехлетний внук Олег.
К моему удивлению, от того места, где мы пересекли границу Украины с Белоруссией, до Бреста всего 60 километров. Нас селят в гостинице «Строитель». У каждого из нас отдельный номер. Я забыл сказать, что еще в Киеве мы сдали в общий котел, как было оговорено, по 200 долларов и больше я кошелька не открывал. Вечером идем ужинать, на столе – ни грамма спиртного. «Командор» пояснил, что нам очень рано вставать. Не обманул. В 2.30 меня будит Атанов и говорит, что надо выходить без вещей – едем в Брестскую крепость встречать начало войны там.
Нас сопровождает работница идеологического отдела Брестского облисполкома, которая вполне могла бы претендовать на титул «мисс Белоруссия», и очень представительный мужчина с выправкой профессионального военного. Оказалось, что в прошлом он капитан второго ранга, еще недавно был мэром Бреста, а сейчас – начальник управления соцзащиты. Фактически он возглавляет все военно-морское братство бывшего СССР в Белоруссии и является нашим опекуном.
К крепости тянется весь город. Стоят автобусы из самых разных городов России. Мы разворачиваем принесенные с собой флаги: Украины, ВМФ, Победы и нашей организации Ассоциация военных разведчиков (вспоминаю, что 39-й полк – разведывательный, и потому уже не чувствую себя здесь «зайцем»). Все члены нашей экспедиции в камуфляжной или морской форме. С учетом того, что моя юность прошла на Тихоокеанском флоте, а потом пришлось послужить в Севастополе на БПК «Красный Крым» и поучиться в Кронштадте, я оказался почти «своим» и потому доверенный мне военно-морской флаг нес вполне осознанно. Несколько раз подходили незнакомые люди и радостно сообщали, что служили на Балтике, на Тихом, в Севастополе… Жали руки, обнимали и шли дальше. Пожалел, что не взял флаг ВВС, так как приехал я в Белоруссию все же как представитель 39-го авиаполка.
В крепости нас поставили на лучшие места, и начался митинг-реквием. Потом нас переместили дальше, где был воспроизведен штурм крепости. Все загромыхало, нас окутало дымом, и минут пятнадцать мы вообще ничего не видели, даже друг друга. Совсем рядом с нами лупил пулемет. Пулеметчиков я не видел, а различал только вспышки пламени. Наверное, так же было и на войне. Все это длилось довольно долго и закончилось пленением наших солдат. Когда немцы «победили», то зрители почему-то стали им аплодировать, что возмутило многих ветеранов.
Потом мы поехали в Пинск. Это довольно далеко от Бреста и строго на восток. Я уже понимал, что Брест фактически подарил мне жизнь. Если бы 45-я немецкая дивизия не стала окружать крепость и не ввязалась в бои за каждый дом, а сразу же двинула бы на восток, то уже 23 июня они были бы в Пинске. Тогда моя мама, скорее всего, оказалась в концлагере, как это произошло практически со всеми семьями советских летчиков в Белоруссии, Литве, Латвии. А защитники крепости в этом случае сами покинули бы ее и включились в поток наших отступающих войск.
Застряв под Брестом, 45-я дивизия дала шанс Пинску.
Нас поселили в прекрасной гостинице «Припять». Оказалось, что там меня ждет еще один представитель 39-го авиаполка – Сережа Лощенков, дед которого тоже воевал в полку и погиб в Венгрии. Мы узнали друг друга по значку 39-го полка, образец которого я отправил Сергею электронной почтой. Он приехал из Воркуты, чем всех поразил, и в дальнейшем до последней минуты был равноправным участником нашей экспедиции. Приехали из Минска полковник Парамонов, который служил в 39-м орап уже в восьмидесятых годах, а также подполковник авиации Дмитрий Дьяков. Он помогал создателям памятника при составлении исторической справки. Он же познакомил их с моими публикациями по 39-му авиаполку. Мы, четверо, составили авиационную часть экспедиции.
К открытию памятника пришло много людей. Все бывшие военные моряки Пинска, жители Жабчиц, но почему-то не было местных властей. Выступил председатель совета ветеранов – капитан первого ранга, который сказал, что 22 июня весь 39-й полк погиб: кто не сгорел на земле, того сбили в воздухе после первого вылета.
Когда дали слово мне, то я вынужден был опровергнуть «официальную версию».
Выступила местная жительница, которая поделилась воспоминаниями о том памятном дне 22 июня 1941 года.