Воздушные разведчики — глаза фронта — страница 21 из 40

Был в истории 39-го полка случай гибели экипажа, известие о котором, стыдно сказать, восприняли смехом. Об этом мне рассказывал отец, частично то же самое писал и Самусенко. Я передаю эту историю так, как она мне запомнилась в рассказе отца.

«Сбить истребитель противника очень сложно. Отец честно говорил, что понятия не имеет, сбивал он или нет.

«Дашь очередь и сразу же переводишь пулемет на следующего. Смотреть, попал или не попал, некогда – сожрут!»

Чаще всего то, что тот или иной стрелок сбил самолет противника, подтверждали экипажи летящих рядом самолетов да наземные службы. Однажды экипаж Хуторова вернулся с боевого вылета с пробоинами, к тому же садиться пришлось на одно колесо – в бою пробило правый пневматик. Штурман Свирко доложил о результатах разведки и в конце добавил, что на пути между Барвенково и Донцом были атакованы четырьмя истребителями Ме-109. Одного удалось сбить.

Начальник воздушно-стрелковой службы полка капитан Китров из всего услышанного сделал совершенно неожиданный вывод и сразу же набросился на Свирко (далее по воспоминаниям Самусенко): «Вот вы все не хотите изучать теорию воздушной стрельбы, увиливаете от тренировок, считаете это моей блажью. Не хотите понять, что все это нужно в первую очередь вам, чтобы хорошо защищаться. А что получается? Если бы младший лейтенант Свирко хорошо стрелял, то он сбил бы не один, а все четыре истребителя. Плохо, товарищ Свирко, плохо стреляете!»

Свирко подскочил как ужаленный, покраснел и в первый момент не нашел что сказать. Он не понял – серьезно говорит капитан или неумело шутит. Все притихли. Действительно, одному бомбардировщику уйти от четырех истребителей – это уже победа. Но экипаж не просто ушел, а еще и сбил одного! И вдруг такое обвинение от начальника ВСС! И никто не осудил Свирко, когда он выпалил: «Я плохо стрелял? Вот полетите, товарищ капитан, и покажите, как надо стрелять! На земле мы все мастера теории обучать! Там, – Леня вытянул правую руку вверх и для убедительности приподнялся на носках, – там, в воздухе, надо показывать, а не в землянке».

Капитан, оскорбленный в своих лучших намерениях, сверкнул глазами и резко ответил: «Вы забываетесь, товарищ младший лейтенант! А показать, как надо стрелять, покажу при первом удобном случае!»

И он резко хлопнул дверью» [97].

На следующий день в составе одного из экипажей он действительно полетел в качестве воздушного стрелка. Вечером в той же столовой кто-то спросил: «А где начальник стрелковой службы?» И когда в ответ раздалось: «Сбит!» – разразился гомерический хохот. Отец рассказывал, что смеялись все, смеялись до слез, хотя жалко было и экипаж, и в общем-то хорошего человека капитана Китрова, но смеялись.

В середине февраля за каких-то пять-шесть дней полк потерял десять экипажей.

Анализируя действительно огромные потери, которые нес в те дни 39-й полк, я прихожу к выводу, что главная причина заключалась в том, что, выполнив основную задачу – сбросить на вражескую колонну или станцию бомбы, вместо того чтобы скорее уходить на свой аэродром, пока не появились истребители, экипажи начинали штурмовать колонну, станцию, отдельные автомобили. Это только громко сказано «штурмовать», а фактически всего лишь производить обстрел из пулемета. Стреляешь ты, стреляют в тебя, но если с «пешки» мог стрелять по колонне только один член экипажа, то в нее стреляли все. Стреляли и попадали. Следует помнить, что Пе-2 – не штурмовик и в отличие от Ил-2 не имеет броневой защиты летчика и мотора, а потому каждая выпущенная с земли пуля могла поразить экипаж, жизненно важные узлы и детали самолета. Подобные штурмовки были губительны и нецелесообразны, но они были страшной реальностью того периода. Причем это не было личной инициативой того или иного летчика, а требованием командования.

Помимо потерь от штурмовок гибли от огня зениток уже непосредственно над целью. Доставали и «Мессершмитты», так как в 1942–1943 годах летали без прикрытия. Впрочем, как рассказывал отец, «Мессершмитт» имел шанс сбить только с первой атаки, если же он промахивался, то догнать уже не мог, так как скорость у «пешки» была почти такая же. А на пикировании она не знала себе равных.

Хронология боевых потерь. Юго-Западный фронт

Глава 6 Воздушные разведчики

«Смуглянка»

После прекрасного фильма «В бой идут одни «старики» совершенно неожиданно уже подзабытая песня обрела новую жизнь, получила новое звучание. Признаюсь честно, меня всегда смущала в ней одна строка: « Партизанский молдаванский собираем мы отряд ».

Дело в том, что в годы Великой Отечественной войны о молдавских партизанах долго не было и слуху. Первый партизанский отряд, а точнее, группа диверсантов в количестве 11 человек была выброшена на парашютах в ночь с 16 на 17 марта 1944 года, да и был в ней только один молдаванин, у которого к тому же не раскрылся парашют. А это – только через год после описанных в фильме событий.

В дальнейшем на территории Молдавии из 2892 партизан этнических молдаван было лишь семеро, а основную массу составляли русские, украинцы и белорусы. Песня про смуглянку-молдаванку, собирающую партизанский молдаванский отряд, казалась мне поэтической фантазией.

Разгадка этого несоответствия пришла только после того, как я стал изучать историю создания песни. Оказалось, что осенью 1940 года, после присоединения Бессарабии к Советскому Союзу и образования Молдавской ССР, поэт Яков Шведов и композитор Анатолий Новиков получили заказ: написать песенную сюиту о партизанах Бессарабии периода Гражданской войны. Были рекомендованы Григорий Котовский, прочие герои и среди них какая-то партизанка по имени или кличке Смуглянка. В качестве заказчика выступало политуправление Киевского военного округа, которое намеревалось исполнить новую сюиту своим ансамблем. Сюита была уже готова, но началась Великая Отечественная война. Естественно, стало не до молдавских партизан.

Новиков забросил ноты в дальний ящик и вспомнил о них только в 1943 году, когда поступил заказ от радио на какую-нибудь лирическую песню. В сюиту входило семь песен, но именно «Смуглянка» показалась ему более подходящей.

Он предложил ее, но песня была отвергнута. В 1944 году к Новикову обратился руководитель Ансамбля песни и пляски Красной армии Александров с просьбой дать новые песни. Вновь, но уже среди нескольких песен, он предложил «Смуглянку». К его изумлению, выбрали именно ее. Приступили к репетициям, но далее дело застопорилось. Песня почему-то не шла.

– Видно, не судьба! – решил композитор.

Но через некоторое время его опять пригласили на репетиции. Оказалось, что солист ансамбля Николай Устинов попросил перетранспонировать песню для баритона (первоначально она была написана для тенора). Новиков выполнил просьбу, и случилось чудо – песня отлично зазвучала.

Премьера состоялась в Концертном зале имени Чайковского. Новиков так волновался, что, когда исполняли «чужие» песни, вообще не слушал. И вот, наконец, пришел черед «Смуглянки». Композитор опомнился лишь тогда, когда раздались аплодисменты и крики «Бис!». Песню повторяли три раза! Концерт транслировался по радио, и, таким образом, в 1944 году «Смуглянка» наконец обрела свою жизнь.

Авторы фильма «В бой идут одни «старики» допустили маленькую ошибку: в первые дни освобождения Украины, осенью 1943 года, о «Смуглянке» еще не знал никто. Слава и признание пришли к песне только тогда, когда последний оккупант уже был изгнан с украинской земли. Ну да бог с этим. Благодаря фильму «Смуглянка» стала вновь известна и любима миллионами и, самое главное – молодому поколению, для которого она навсегда ассоциируется с незабываемым: «Прыгай, Серега, прыгай!»

Как-то летом на рассвете

Заглянул в соседний сад,

Там смуглянка-молдаванка

Собирает виноград.

Я краснею, я бледнею,

Захотелось вдруг сказать:

«Станем над рекою

Зорьки летние встречать».

Раскудрявый клен зеленый, лист резной,

Я влюбленный и смущенный пред тобой,

Клен зеленый, да клен кудрявый,

Да раскудрявый, резной!

А смуглянка-молдаванка

Отвечала сразу в лад:

«Партизанский молдаванский

Собираем мы отряд.

Нынче рано партизаны

Дом покинули родной,

Ждет тебя дорога

К партизанам в лес густой».

Раскудрявый клен зеленый, лист резной,

Я влюбленный и смущенный пред тобой,

Клен зеленый, да клен кудрявый,

Да раскудрявый, резной!

И смуглянка-молдаванка

По тропинке в лес ушла.

В том обиду я увидел,

Что с собою не взяла.

О смуглянке-молдаванке

Часто думал по ночам.

Вновь свою смуглянку

Я в отряде повстречал!

Раскудрявый клен зеленый, лист резной,

Я влюбленный и смущенный пред тобой,

Клен зеленый, да клен кудрявый,

Да раскудрявый, резной!

«Глаза» фронта

С изменением статуса полк стал «глазами» не только командующего воздушной армией генерал-лейтенанта Судца, но и командующего фронтом генерала армии Толбухина.

Если раньше большое начальство никогда в полку не бывало, то теперь и командующий фронтом Толбухин, и начальник штаба Бирюзов, и, особенно, начальник разведки генерал Рогов могли запросто заехать в полк, чтобы лично поставить задачу или расспросить вернувшийся из разведки экипаж.

Однажды, читая воспоминания одного армейского разведчика, я наткнулся на упоминание о его встрече с начальником разведывательного управления 4-го Украинского фронта генерал-майором Александром Семеновичем Роговым. Я прочел этот отрывок отцу. Он сразу же оживился, попросил прочесть еще раз.

Как рассказал тогда отец, несмотря на свою грозную должность, Рогов был человеком удивительно тактичным. Был он в возрасте, и за глаза все называли его «стариком».

Иногда он приезжал на аэродром в сопровождении какой-нибудь молоденькой девушки. Но это не была обычная для фронта ППЖ. Девушку прятали от посторонних глаз, а вечером сажали в кабину стрелка-радиста Пе-2 или в качестве пассажира на «Дуглас», и самолет уносил ее в глубокий тыл врага, где в определенном квадрате, иногда на зажженные огни, иногда просто наудачу, ее сбрасывали с парашютом.