На следующее утро с чашкой кофе в руке
я слоняюсь взад-вперед по вестибюлю, вместо того чтобы просто спуститься в подвал и наконец-то узнать правду.
Собственно говоря, тянуть с этим не следовало бы. Скоро десять часов, а в четверть одиннадцатого я показываю студентам кино. Я уже вижу, как они стекаются к аудитории L303b. Не самое удачное место для просмотра кино, но что делать. Большой зал, являющийся, по сути, настоящим кинотеатром, как всегда занят. Я подозреваю, что кафедра киноискусства зарезервировала его на весь год, в том числе под показы, которые на самом деле не проводятся, чтобы никто, кроме них, не мог наслаждаться огромным белым экраном, ведь он их и только их, личный и собственный, но вместо того чтобы вышагивать тут с чашкой остывшего кофе в руке и кипеть от негодования по поводу того, кому какую аудиторию выделили, может, лучше спуститься вниз, и пусть уже вся эта дребедень останется позади?
Не знаю, что со мной, но чем больше проходит времени, тем труднее мне решиться. Может, во всем виновато мое воображение, которое все больше внушает мне, что стоит решиться и пойти посмотреть, что да как, и она окажется там, а если не ходить, то все будет в ажуре, как и раньше. Она сейчас гуляет где-нибудь за ручку с Торстеном. Реальностей две, и от меня зависит, какую из них выбрать. Но у меня нет желания выбирать, хотя рано или поздно придется это сделать.
Может, я чересчур много обо всем этом думаю.
Анника, наоборот, считает, что все всегда нужно делать, не отходя, как говорится, от кассы. Я замечаю это в ней. Что в известной степени действует мне на нервы. Если уж говорить по существу, то чему особенно радоваться?
Ну ладно, хватит об этом! Ничто не мешает сперва посмотреть фильм. В чем, собственно, спешка?
А если девица не отвечает на мои эсэмэски, то не пойти ли ей лесом.
Из «Пира Бабетты»,
говорю я, окинув взглядом довольно многочисленную группу студентов, много можно узнать о Дании и таком традиционном местном блюде, как пивная тюря, ее делают из ржаного хлеба и пшеничного пива. Как вы прочли, готовясь к сегодняшнему просмотру, продолжаю я, пока нагревается проектор, главная героиня фильма – утонченная француженка-повар Бабетта, которая, спасаясь от беспорядков в дни Парижской коммуны, бежит из страны и в итоге оказывается в Норвегии посреди скудного пейзажа.
Я нажимаю на «плей».
Обратите внимание на то, как местные крестьяне поначалу оказываются неспособны оценить изысканные деликатесы, которыми потчует их Бабетта, но понемногу, хоть и далеко не сразу, ее блюда и хорошие вина проторили дорожку к их рецепторам, а потом уже и старая вражда забывается, вы увидите, как прогретая комната, в которой они находятся, наполняется счастьем и эйфорией, а за окном пасутся коровы, дует ветер…
Я нажимаю на перемотку, но не происходит ровным счетом ничего.
На жеваном листке бумаги, приклеенном скотчем к кафедре, путано объясняется, какие провода с какими нужно соединить, а какие лучше никуда не втыкать. Я не понимаю ничего вообще.
Меня прошибает пот. Сначала вчерашняя история с кодовым замком, теперь это.
Так, говорю я, вот увидите, мы моментально уладим эту проблему, и вы получите то, за чем пришли, вы пришли посмотреть фильм с глубоким смыслом, ведь так, потому что Карен Бликсен была настоящим мастером рассказывать истории, а Габриэль Аксель, он был истинным представителем авторского кино.
Они меня не слушают, эти юнцы, терпение у них иссякает моментально. В мою бытность студентом все было иначе, мы слушали и делали то, что нам говорили. Нам говорили подчеркнуть слово картошка и обсудить его с соседом по парте, и мы это делали, а если нам задавали прочесть к завтрашнему дню толстую книгу, то мы шли домой и читали ее до самого рассвета, но сегодня, когда студентам все предлагают на блюдечке с голубой каемочкой, нужно искать другие способы их развлечь, иначе огонек интереса в них моментально гаснет.
Я прошу их вооружиться терпением, которое у них напрочь отсутствует, и выскакиваю из аудитории.
Бегу по коридору, уже издали заметив, что дверь в кабинет Патрика открыта. Тут мне повезло, потому что отнюдь не просто застать на месте администратора, который у нас, по сути, отвечает за решение технических проблем, хотя его должность и повыше, чем у простого техника. Особенно трудно его застать, если он тебе нужен немедленно.
Привет! – говорю я, возникая на пороге его кабинета.
Патрик, который помаленьку со временем обзавелся небольшим беззаботным пузцом, смотрит на меня со своего места за двумя огромными мониторами. Он устроился там, возвышаясь над всеми, и оборудованное им место дает понять любому зашедшему, что завхоз держит руку на пульсе логистики, уж в этом-то кабинете в курсе, где у нас какие корпуса и аудитории. На столе перед ним стоит большая кружка с кофе и надписью ФК Мальмё и белая картонная тарелка с двумя круассанами.
Он спрашивает, в чем дело, и выжидающе на меня смотрит.
Я объясняю ему суть проблемы, ловя себя на том, что нервно переступаю с ноги на ногу, говорю, что мне нужна его помощь, поскольку оборудование в аудитории L303b не хочет работать, поэтому не будет ли он так добр пройти туда ненадолго и помочь мне решить вопрос.
Он откусывает от одного из круассанов, крошки сыплются куда попало.
Потом, к моему сильному удивлению, заявляет, что он с семи утра двигал и расставлял столы и стулья после вечеринки и теперь только что сел выпить кофе и немного перевести дух, и ему кажется, у него есть на это полное право. К тому же ему должны позвонить, так что, к сожалению, мне придется четверть часа подождать. Может, дольше.
Я говорю ему, что да, я понимаю: у него перерыв и ему должны позвонить, все так, но мне, в общем-то, на это насрать, потому что в данный конкретный момент почти восемьдесят студентов сидят и ждут, что им поставят фильм, и если они в ближайшие минуты не получат свою забаву, то бог знает во что это все выльется.
Рот Патрика приоткрывается и так и остается приоткрытым.
Он поднимается со своего места, из-за двух своих мониторов, и я успеваю было подумать, что одержал верх и что он сейчас пойдет со мной и уладит проблему, но не тут-то было.
Он останавливается на пороге кабинета. Смотрит на меня взглядом глубоко шокированного человека и закрывает перед моим носом дверь.
Раздается громкий щелчок, и я понимаю, что он запер дверь на замок.
Два часа спустя я приникаю ухом к двери
молельной комнаты, потому что там кто-то есть. Голоса? Пение? Негромкая музыка? Радио? А может, полиция приступила к сбору волокон одежды, волосков и соскребанию частичек спермы с ковра?
Я живо представляю себе эту картину. Сердце отчаянно колотится в груди. Что теперь делать? Из показа фильма ничего не вышло, я отправил всех на летние каникулы. Несколько раз я безрезультатно постучал в запертую дверь Патрика, потом сдался. Мне было слышно, как он сидит там у себя и разговаривает по телефону.
В другом конце коридора появляется направляющийся в мою сторону Пер-Эрик. Он преподает литературоведение, у него датская фамилия, и он всегда старается в общении со мной всячески подчеркнуть, что его дедушка датчанин, а стало быть, мы союзники.
Неплохой парень, но любит зацепиться языком, поэтому я достаю из кармана мобильник и делаю вид, что занят разговором. Таким образом можно довольствоваться обоюдными кивками, когда он проходит мимо.
Когда он пропадает из вида, я снова прислушиваюсь к звукам за дверью. Да, похоже, там кто-то есть. И я понятия не имею, что там происходит. Я нажимаю на ручку двери. Дверь не заперта.
Какой-то мужчина сидит на коленях, положив руки на бедра. Средние фаланги пальцев у него покрыты черными волосами. Это мусульманин, читающий молитву. Комната используется в точности по назначению, и это, в общем-то, хорошо.
Коричневые сандалии он снял и поставил на цветастую циновку возле двери. Там же лежит какое-то подобие головного убора.
Вся комната провоняла его несвежими ногами.
Он склоняется в направлении Мекки, бубнит что-то нечленораздельное, потом снова принимает прежнюю позу. Делает это снова и снова. Очень долго. Он не замечает моего присутствия.
Уходя, я чувствую, что разозлился. Это все-таки университет у нас тут, а не молельный дом, но слава Аллаху: разлагающийся труп Ольги не лежит там на полу.
Тем же вечером мы с Анникой
ужинаем в ресторане средиземноморской кухни в центре Лун-да. Это заведение по праву славится лучшим в городе каре ягненка. Обсуждаем самобытную греческую кухню. Владелец ресторана Василис Куркакис сам охотно участвует в процессе, проходя между столиками и создавая всем хорошее настроение. Хотя сегодня он не добился особых успехов на этом поприще. Настроение у меня неважнецкое.
Мы с Анникой сидим на улице под маркизой и да, беседуем, хотя у нас никогда не получается настоящего разговора по душам. Нам не удается достучаться друг до друга. Мы болтаем только о ничего не значащих вещах. Она в этом не виновата. Это моя вина. Я сегодня не склонен к душеизлиянию.
На странице Ольги в Фейсбуке уже много дней ничего не происходит. С той пятницы, когда она пошла за мной в подвал, ни постов, ни обновлений. Мне кажется, это плохой знак. Более того: я еще раз потом ходил в молельную комнату, некоторое время спустя, и обнаружил темные пятна, которые вполне могли быть пятнами крови. Они выглядели свежими.
Анника улыбается мне и отпивает немного вина из бокала. Я следую ее примеру. Было бы проще, если бы мы взяли девочек с собой. Тогда бы мы в той или иной степени были бы заняты ими, но они пошли в кино с родителями Анни-ки, к тому же так канючили, чтобы им позволили остаться ночевать у бабушки с дедушкой, что в конце концов пришлось разрешить. Я прекрасно понимаю, что это значит. Все ясно как дважды два: придя домой, мы займемся любовью, поскольку дом будет в нашем распоряжении. Но настроение к этому не располагает. Если говорить начистоту, то меня больше не влечет к Аннике. И уже довольно давно. Я знаю, что такая участь рано или поздно постигает большинство пар, когда рутина берет свое. К сожалению, причина не только в привычке. Анника кажется мне скучной серой мышью. Я понимаю, что в действительности дело во мне, что из нас двоих именно мне необходимо поработать над собой, но что толку от этого понимания. Если я совершенно ее не хочу.