Счастливого пути, говорю я под конец, и она уезжает.
Я поспешно возвращаюсь в сад
и беру в руки одну из упаковок с вином. В ней еще не меньше половины, но это красное вино, а сейчас было бы неплохо выпить розового. Да, я хочу розового, поэтому не спеша обхожу столы в его поисках и, найдя искомое, наполняю бокал до краев, потому что когда же еще слегка побаловать себя, если не в такой вечер, как сегодняшний? В тот самый миг, когда я уже уверовал, что моя жизнь летит под откос, мне сообщают, что все мои проблемы скоро сядут в самолет и улетят в Англию. Грех за такое не выпить.
Я включаю музыку и делаю звук погромче: пора начинать вечеринку по-настоящему. Потом хватаю Камиллу и пытаюсь вытащить ее на наш импровизированный танцпол, но она сопротивляется.
Кому-то надо быть первым, говорю я и делаю несколько энергичных па под композицию Ты так хороша собой. Все просто чудесно.
Ладно, пускай противная зануда Камилла не хочет веселиться, но мне, в общем-то, на это насрать, потому что я в любом случае должен станцевать с именинницей. Она моя жена, и это тоже стоит отпраздновать.
Только вот еще бы найти ее. Где Анника? А, вон она, на кухне.
Анника с серьезным видом говорит по телефону. Это она зря, потому что я весь уже наливаюсь соками, как айвовые деревья летом, правда, их у нас больше нет, тесть их спилил, ну да и хрен с ними, главное, мы есть друг у друга.
Какая она красивая, хоть и все еще в этой ужасной шляпе.
Я показываю ей жестами, что ее заждались на нашей временно сооруженной в саду танцплощадке, но она отмахивается от меня, показывая, чтобы я ушел, и я осушаю бокал и отплясываю в саду сам по себе, хотя это, конечно, выше моего понимания, как в такие вечера можно затевать важные телефонные разговоры. Оказывается, можно. Ну и бог с ним.
Вечеринка в самом разгаре,
теперь уже танцует больше гостей. Я тоже не хочу отставать от общего веселья, но мой язык уже словно распух во рту и плохо слушается, поскольку я был виночерпием, наливал и гостям, и себе, и Хенрику, который только что пришел.
Я чувствую, что мне нужно в туалет, потому что жидкость, которая в тебя вливается, должна же и выливаться, и я захожу в дом, иду в гостиную, оттуда в коридор, где у нас туалет для гостей. Но там уже кто-то есть.
Ну ничего, поднимемся на второй этаж, там есть ванная с туалетом. Невелика проблема. Поднимаясь наверх, я едва не врезаюсь головой в раму большого квадратного окна, выходящего на дорогу, утыканную с обеих сторон виллами, но мне удается сохранить равновесие. Все вокруг кружится и вращается.
Черт! Здесь тоже кто-то засел опорожнить мочевой пузырь или кишечник. Я спускаюсь обратно в сад и взглядом пытаюсь отыскать Аннику. Я уже довольно давно ее не видел. Нужно ее найти. Только сперва отлить, поэтому я снова отправляюсь в дом. Оба туалета все еще заняты.
Несколько секунд я жду перед дверью ванной на втором этаже. Потом стучу, но никто не отзывается. Мне кажется, это ненормальная ситуация, но что я могу с этим поделать?
Я поднимаюсь на самый верх и оказываюсь на террасе на крыше. В лицо мне дует приятный ветерок.
Мне видны огни моста через Эресунн, белые и красные, они горят, чтобы самолеты, летящие, к примеру, в Лондон, не врезались в устремленные в небо стойки моста. Мой мочевой пузырь вот-вот лопнет, поэтому я перелезаю через перила и оказываюсь на плоском участке, покрытом черным рубероидом. Там я расстегиваю ширинку, и освобождающая меня струя низвергается на крышу.
Я смотрю вниз, в сад: многие из гостей танцуют, но только не Камилла. Она задрала голову и смотрит на меня глазами, увеличившимися в размере до чайных чашек, тогда как вокруг меня уже образовалось постоянно растущее озерцо, и более того: часть этого озерца достигла края крыши, и я вижу, как первые капли падают вниз, в сад.
Глава девятая
Наверное, я мог бы не предаваться столь обильным возлияниям,
но, с другой стороны, не каждый же день твоей жене исполняется сорок лет. Помню, я помахал этой грымзе Камилле рукой, после чего вернулся в дом, но поскольку особого желания спускаться в сад у меня не было, я отправился в хозяйственное помещение, где у нас стоит стиральная машина. Там я, видимо, уснул на полу, зарывшись в груду грязного белья.
Стоя посреди сада, я оглядываюсь по сторонам. Сегодня нам придется повозиться, поскольку кругом все еще валяются одноразовые тарелки с остатками еды и стоят пластиковые стаканчики с недопитым вином. Шатер тоже нужно разобрать сегодня и отвезти обратно в прокат. Я рассчитываю на то, что тесть подъедет и поможет мне. Совершенно не припоминаю, во сколько тесть с тещей отбыли домой. Ладно, поглядим. Еще нужно собрать несколько синих ящиков с разными емкостями, контейнерами для еды и подносами для посуды. Их надо отвезти и сдать в кейтеринговую фирму, в которой мы взяли их напрокат. Часть складных стульев и столов нужно вернуть соседям.
Я нахожу большой полиэтиленовый мешок и начинаю складывать в него мусор. С чего-то же надо начинать.
Я сам понимаю, что был не на высоте, и мне хочется, чтобы маленький цирковой номер, который я устроил на крыше, поскорее остался в прошлом. Но…
Вот она. В кухне. Именинница с массивными грудями под белой футболкой. Что она делает? Она выглядывает в сад, и я опять принимаюсь за работу, начинаю складывать стулья и собираю их в штабель возле сарайчика.
Анника идет ко мне. Идет босиком, в одних трусиках и футболке. Девочка-хиппи из конца шестидесятых.
Привет, говорю я, продолжая возиться со стульями.
Вчера все отлично прошло, говорю я, прекрасная еда, я обещал твоей подруге Камилле дать телефонный номер повара. В следующем году их очередь. Юбилей у Мартина.
Анника кивает. Подходит к живой изгороди и смотрит в дыру.
Она по-прежнему молчит: понятное дело, Камилла не могла удержать язык за зубами.
Сделанного не воротишь, говорю я, мы не можем целую вечность дуться друг на друга. Мы взрослые люди и должны принять случившееся как взрослые люди. Я надеюсь, что это просто будет эпизод, о котором мы когда-нибудь будем рассказывать внукам. Мол, когда бабушке стукнуло сорок, дедушка учудил такое…
Я говорю ей, что на самом деле уже очень жду, когда мы полетим в Болгарию. Меня очень радует эта предстоящая поездка. У нас будет свой отдельный бассейн, в котором девочки будут купаться, а если вдруг среди ночи захочется чашку кофе, пожалуйста, бери бесплатно в кафе, оно открыто круглосуточно. Вот это я понимаю, все включе – но.
Мне кажется, я не хочу в Болгарию, отвечает она.
Я не пойму, что она имеет в виду, и мне совершенно не нравится тон, которым она это произносит.
В Болгарии вообще-то намного лучше, чем об этом рассказывают, продолжаю я гнуть свое, но мы можем придумать и что-то другое, почему нет. Например, мне кажется, что в парке аттракционов Лаландия могут оказаться большие скидки, если поехать туда не в те дни, когда у датских школьников летние каникулы.
Она отрицательно качает головой.
Я думаю, что дело не в том, где проводить отпуск. И не в тебе. Просто мне кажется, что моя жизнь дошла до той стадии… пауза… когда я не могу сказать с уверенностью, чего я хочу.
Это как-то связано с Хенриком Хенрикссоном? – спрашиваю я.
Еще одна пауза.
Пока еще, наверное, рано о чем-то говорить.
Ладно.
У меня такое чувство, что в моей голове что-то оторвалось и летит в пустоту. Я смотрю на Аннику, потом снова беру черный полиэтиленовый мешок и бросаю в него салфетки, пластмассовые вилки и прочий мусор, и хотя это, наверное, не то же самое, что, по Киркегору, заглянуть в мергельную яму, ощущение все равно такое, как будто во мне, бродящем вдоль столов и собирающем в мешок мусор, кажется, пробили зияющую дыру.