Воздушные шарики запрещены — страница 7 из 15

Двери закрываются. Станция «Амагербро». В проходе, высунув язык, сидит собака коричневого окраса и смотрит на меня. Мне выходить только на «Фредериксберге». Разве разрешено возить собак в метро? Хозяин собаки – пожилой мужчина в спортивном костюме для пробежек, с повязкой на голове. Они, наверное, возвращаются из какого-нибудь парка: Амагер Феллед или Фемёрен, где на пару активно занимались моционом.

Я игнорирую собаку и опускаю взгляд в свои записи. Было бы замечательно, если бы я смог рассказать все, не заглядывая в записи. Такой дополнительный плюсик. Швеция – это современное индустриальное общество, тогда как Дания в большей степени, как бы это сказать, представляет собой родину ностальгии и традиций. Заглядываю в свои бумажки: горькая настойка «Гаммель Данск», игра «Матадор»[7], парк развлечений Тиволи, фильм «Отец четверых в снегах»[8]. Еще я читаю, что Дания – страна преимущественно сельскохозяйственная, так у меня написано, но я в этом не совсем уверен, хотя, согласно данным Датского статистического управления, поросят в Дании больше, чем людей.

Ну да, свиней хватает, а ты сам разве слегка не старый поросенок? Во что ты, собственно, влез, сам не желая того замечать, а подсказать некому, поскольку добрые советы нынче дороги, нет, не так: добрые советы нынче бесценны. Что Ольга пыталась тебе сказать? Насколько велика вероятность того, что она таки ожидает от тебя денег на билет в Россию и обратно? Не на это ли она намекала? Не с шантажом ли мы тут имеем дело? А если с ним? Да, видимо, с ним. Она хочет твои деньги. Твои кровные, заработанные кровью и потом деньги, которые у тебя отложены на черный день.


Неприятный разговор, лучше бы его не было,

говорит Бритта и смотрит мне прямо в глаза. Да, по правде говоря, и я того же мнения, думаю я.

Дело, оказывается, в Малин. Вечеринка через два дня, и она прозрачно намекнула на то, что все взвалили на нее одну. Она сказала Бритте, что никто не оказал ей той помощи, на которую с ее стороны логично было бы рассчитывать. Например, ей пришлось просить дежурного, чтобы тот спустился с ней в подвал и помог принести оставшиеся столы, и ей кажется, она не заслужила подобного отношения. И Бритте тоже так кажется.

Я говорю, что мне очень жаль и я тут виноват на все сто. Мне кажется, неправильно произносить фразу про то, что это больше не повторится, поскольку к ней я уже прибегал.

Ну и что нам со всем этим делать? – спрашивает Бритта, бросая на меня взгляд из-за больших очков, который ясно дает понять, что она полностью доверяет Малин, тогда как мою способность внести свою лепту в общее дело пора подвергнуть сомнению.

Да, что нам с этим делать? – начинаю я, но останавливаюсь на середине фразы.

Она ждет, но я, честно говоря, понятия не имею, что ответить, потому что прекрасно понимаю: я уже проиграл. На самом деле, у меня никогда не было ни единого шанса. Я в курсе, что они близкие подруги и время от времени ездят вместе отдыхать в Истад Сальтшёбад, где они в компании других теток погружают свои грушевидные тела в разнообразные спа и джакузи. И мне туда, естественно, путь заказан.

Я собираюсь с мыслями и говорю, что не вижу другого выхода, кроме как дополнительно подналечь и помочь с организацией хотя бы сейчас, в последние дни.

Спасибо, что зашли, говорит Бритта и предлагает мне добровольно примкнуть к тем, кто вызвался навести порядок после вечеринки.

Был рад, отвечаю я и встаю.

Она бесцеремонно разглядывает меня, как какое-нибудь насекомое, пока я иду к двери.


Ну-с, что у нас здесь?

Новый мейл от Ольги. Пишет, что чувствует себя очень несчастной и совершенно не в состоянии продолжать работать над темой. Она примет окончательное решение в начале осени, но пока что дела обстоят вот так. В письме масса разных смайликов. Несколько я вообще не могу идентифицировать.

Это сбивает с толку, и я не уверен, что понял смысл ее послания, поэтому просто бездумно пялюсь в монитор компьютера.

Я сижу так достаточно долго, и свет в кабинете гаснет, потому что, если сидеть, не шевелясь, спрятанные в помещении датчики начинают думать, что ты – вещь и свет тебе ни к чему.


Кто такой Хенрик? —

спрашиваю я. Дисплей телефона Анники, лежащего рядом с раковиной, только что засветился, потому что ей пришла эсэмэска. От некоего Хенрика, и я невольно прочитываю ее, пока чищу зубы. Тогда увидимся в семь?

Я стою к Аннике спиной, она сидит на унитазе и писает. Потом подтирается, спускает воду. Подходит ко мне, встает рядом и смотрится в зеркало. Проверяет, не сбилась ли прическа.

Мы вместе работаем, говорит она, и он тоже будет там сегодня вечером, если тебе интересно.

Ну да, мне интересно.

Анника брызгает туалетной водой на запястья и проводит ими под ушами.

Ладно, говорю я и полощу рот. И куда вы идете ужинать?

Наверное, в «Глориас», отвечает она немного поспешно.

Но это разве не спортбар?

Вроде.

Она направляется в спальню. Я иду за ней.

И сколько вас идет туда?

Она пожимает плечами.

Ты не против, если я тоже подойду, чуть попозже? – говорю я.

Она открывает шкаф и оценивающе смотрит, что бы выбрать. Проводит рукой, раздвигает висящую одежду.

Совсем не обязательно.

Да, но мне нетрудно.

Я все равно собираюсь уйти пораньше, отвечает она.

Типичная Анника. Как же – ведь у меня вечеринка на факультете, и мне очевидна ее отработанная уже схема. Раз у меня планы, то и у нее немедленно появляется чем заняться.

Это значит, что за детьми опять присмотрят ее родители. Мне кажется, она могла бы посидеть дома и создать девочкам уютную пятничную атмосферу, но об этом и речи нет. Когда она успела стать такой?

Что-то не так? – спрашивает она.

Да нет, с чего ты взяла.


Я замечаю, что факультетский хор готовится подняться на сцену,

потому что непременная игра в вопросы и ответы позади, и Бритта уже произнесла свою речь а-ля «Лето стучится в двери», так что настал черед хора. Ведь в Швеции мы очень любим Бельмана[9] и Тоб[10], но я, пожалуй, пас. Мне нужно немного подышать воздухом, а то я уже выпил порядочно белого и красного. Я как раз и заведовал билетиками, по которым наливали вино, пожалуйста, каждому по два, ну и несколько бонусных себе любимому в качестве благодарности за прекрасно организованный процесс.

Но выпивка не помогла. Все вокруг продолжает скрипеть, как несмазанное колесо, пока я стою на берегу пруда, откуда открывается вид на университетскую библиотеку. Утки, ковыляющие вдоль воды, скрипят, велосипеды на парковке скрипят, и облака, набегающие на небо, да, они скрипят тоже.

И все же в голову приходят мысли о том, как это невероятно. В нашей библиотеке хранятся все скандинавские книги, выходившие с незапамятных времен по 1950 год. Притом, если я говорю «все», я имею в виду буквально все, и при мысли обо всех этих замечательных книгах в большом здании библиотеки на тебя и на все, что тебя окружает, снисходит какое-то подобие покоя. Так расслабься же немного! Почему нужно непременно воспринимать все с такой кислой миной? Тебя ожидает долгое лето в компании Анники и дочек. Болгария, все включено. Все будет в порядке.

В кармане вибрирует мобильник. Я вытаскиваю его. Звонит Ольга. Спрашивает, можем ли мы увидеться. Вопрос срочный, так она это формулирует. Я уже собираюсь написать ей, что ничего не выйдет, к сожалению, поскольку у нас сейчас, как ей прекрасно известно, ежегодная вечеринка по поводу летних каникул. Прежде чем я успеваю нажать «отправить», до меня доходит, что этот звонок – тоже несмазанное колесо, которое катится совсем не туда, куда я подумал, потому что ее симпатичное личико всплывает сегодня вечером как раз-таки потому, что она в курсе: я на преподавательской вечеринке. Это так мило с ее стороны, очень мило. Я стираю написанное и отвечаю, что пусть подъезжает, мы разберемся с ее вопросом. Встретимся у заднего входа. И сделай так, чтобы тебя видело поменьше народа.

Я едва успеваю вернуться в зал и взять еще бокал красного вина, как от Ольги приходит новое сообщение: ты серьезно? Я здесь совсем неподалеку. Видит Бог, и не думал шутить, ибо опять в голову приходит мысль: почему нужно быть такими кисло-унылыми? Вон как Малин, которая сидит за одним из длинных столов, которые она, кстати сказать, таскала и расставляла на пару с дежурным, и у нее теперь такое лицо, как будто она съела лимон. Я бодро и весело поднимаю бокал в ее направлении, но она отворачивается. Так что я выпиваю вино, добро пожаловать, все красное, а тебя, Малин, в задницу. Подняв себе таким образом настроение, я иду к Ольге.

Праздник только начинается.

Глава пятая

Голова вот-вот расколется.

Рядом со мной в постели лежит Анника. Она до пояса замоталась в одеяло, на ней желтый топ, оставляющий не так уж много пространства для воображения. Одна из грудей свисает, прижатая локтем Анники. Другая вдавлена в простыню. Не то чтобы очень эстетичное зрелище. Знать бы, в каком часу она вернулась домой.

В спальне стоит запах перегара. С улицы доносится пение птиц. Анника, наверное, открыла ночью окно. Во сколько я, собственно говоря, вернулся? Не помню. Что-то такое случилось вчера, но вчерашний вечер частично стерся у меня из памяти.

Я приподнимаюсь в кровати. Голова трещит. Натягиваю на себя футболку и выхожу в коридор. Заглядываю к дочкам. Они каждая в своей комнате, лежат на своих кушетках. Прежде чем спуститься вниз и сварить кофе, я аккуратно задергиваю шторы в комнате Лерке. Отыскиваю в шкафчике упаковку растворимых болеутоляющих, наливаю в стакан холодной воды и бросаю туда две таблетки. Жду, пока они растворятся, и вливаю в себя шипучую жидкость. Мне кажется, что ощущение нереальности, наверное, скоро должно исчезнуть, но оно пока не исчезает.