Карстен топил печь из любви к живому огню, его руки пропахли смолой, а пятки, когда он забирался под одеяло, были холодными. Чтобы утолить голод не спускаясь в кухню, любовники сорвали все орехи с рождественской елки, заботливо завернутые в золотую фольгу и развешанные на разлапистых ветвях милой Гертрудой.
Харальд любил жизнь. Ему сейчас наверняка спокойно на том свете оттого, что в его доме говорят о любви и детях, думала Присцилла, когда печаль нет-нет, да и начинала тревожить ее сердце.
Идти по заснеженному парку было совершенно не страшно, волки на острове не водились, и потом, впереди шагал надежный Карстен, прокладывая путь через сугробы. В эти минуты Присцилла всецело могла на него положиться, он был самый милый и родной человек на свете! Когда на пригорках тропинка делалась шире, а снега на ней чуть меньше, они шли в обнимку.
Бедная Салли! Как скоро я от тебя отреклась, как быстро тебя забыла! Зачем только я придумала тебя, зачем?! — горестно размышляла она.
На пирсе под громадными снежными шапками горели фонари, по палубе «Присциллы» расхаживали матросы с дока. Снега на яхте не было. На кормовой надстройке стоял мощный вентилятор, напор его воздушной струи сметал в воду весь снег, не позволяя задерживаться ему на яхте. Так что кораблекрушение судну никак не грозило.
— Счастливого Рождества! — приветствовали матросы жениха и невесту.
Карстен спустился в камбуз и вскоре на пирсе возник импровизированный стол.
— Счастливого Рождества! — пожелала всем счастья Присцилла, и первая сделала глоток шампанского.
Никогда прежде она не встречала светлый праздник на самом берегу Хиркефьорда, не наблюдала в зимнюю ночь, как выглядит громада утеса над островом, как летят над водой снежные заряды, и не слышала, какие звуки издает черное открытое пространство в устье фьорда.
А там рычало штормовое Северное море. Предки Присциллы не были викингами, а впрочем… Почему ее и сейчас тянет испытать силу ветра парусом своего швертбота?
Это все французское шампанское, которое, оказывается, замечательно сочетается с норвежской брусникой, подталкивает к рискованным поступкам! Куда лучше сейчас спуститься по трапу в уютную кают-компанию, растопить камелек и усесться с любимым в глубокие кожаные кресла. А еще заманчивее уединиться в одной из кают, лучше всего в капитанской. Там самый широкий диван, самый уютный, самый-самый… Один только вид этого дивана возбуждал Присциллу. Ведь с этим предметом обстановки каюты она связывала недавно осуществление своих самых нескромных желаний…
Постепенно снегопад прекратился, ветер разметал тучи и успокоился. Яркие звезды высыпали на небо. И только устье фьорда казалось по-прежнему мрачным и темным, и по-прежнему грозило штормовым ветром. Тишина ударила по ушам, это замолчал вентилятор. Матросы ушли в сторону дока по своим делам.
Присцилла поежилась под своей легкой, но теплой шубкой. А где же Карстен? Куда он исчез?
— Присцилла! — раздался голос из приоткрытого иллюминатора капитанской каюты. — Я тебя жду! Где твой обещанный поцелуй?
Она присела на корточки, заглянула в каюту. Боже, что с него возьмешь, с глупого мальчишки! Карстен стоял в каюте совершенно голый, держа в одной руке кофейную чашечку, а в другой — блюдце с бисквитным пирожным. Память у Карстена была хоть куда!
Не раздумывая ни секунды, Присцилла ловко перепрыгнула с пирса на палубу, и вскоре была окружена теплом, лаской и заботой.
Гудело в камельке жаркое пламя, под подволоком красовались фонари с яркими язычками свечей, а само судно покачивалось на волнах.
Как было здорово на замечательной яхте! Горячие струи воды в тесной для двоих душевой кабине обжигали все тело. Страстные поцелуи и нежные прикосновения ласковых рук будили в Присцилле неведомые ей ранее мысли и чувства. Она просто теряла голову от происходящего! Что за пресная скучная жизнь без всего этого была у нее раньше?! Как ужасно она жила без милого Карстена!
Присцилла жадно ласкала тело своего возлюбленного, и поражалась, как много сильных ощущений она сама может подарить этому мужественному человеку! Ее прикосновения, ее поцелуи, оказывается, могли свести его с ума так же, как и ее саму его прикосновения! Тело Карстена начинало дрожать от одной только мысли, что Присцилла жаждет его ласкать!
Обессиленная молодая женщина прильнула к любимому и вся обратилась в слух. Она слышала, как стучит кровь в крохотной жилке на шее у Карстена, как гулко бьется его сердце. И в то же время улавливала, как яростно плещут на далеких рифах волны, как бьется ее собственное сердце.
Мир сосредоточился до объемов небольшой каюты, медленно раскачивался на ласковых волнах любовной истомы, пах морем и Карстеном. Неожиданно для себя Присцилла произнесла имя Салли, произнесла чуть слышно. Она всегда делилась с ней самым дорогим, самым драгоценным, что происходило в жизни. Только своей мифической сестре и поверяла свои секреты, только ей и жаловалась на свои невзгоды. Кому, как не Салли, могла рассказать Присцилла о том, чего никогда не сумеют узнать ни отец, ни мать. А сейчас она была преисполнена радости, и поделиться счастьем ей хотелось немедленно!
Она посмотрела на Карстена и увидела, что любимый нежно улыбается ей. Ах, если бы Салли существовала! Тогда она окончательно могла бы поверить в то, что счастье на земле существует. Тогда бы сбылись все ее детские мечты, были бы изжиты все накопившиеся страхи и беды!
В корпус яхты ударила волна, заскочившая в гавань, заскрежетали кранцы, заскрипели швартовы…
Никогда Присцилла не чувствовала море так близко, как в эти часы. За это она была готова боготворить своего любимого! Море всегда приходило к ней на помощь, море всегда было рядом и дарило чувство покоя и душевного равновесия. Как много Карстен для нее делает!
Положив голову на широкую грудь возлюбленного, женщина щурила свои зеленые глаза от яркого огня камелька и сжимала тонкими нежными пальцами его жесткую ладонь. Ах, если бы так продолжалось вечно!
— Ты все еше пишешь письма своей сестричке Салли? — вдруг задал вопрос Карстен.
— Конечно нет.
— Ну и зря. Ей было бы интересно узнать, как ты себя сейчас чувствуешь.
— Я хорошо себя чувствую, милый, и буду чувствовать себя еще лучше, если ты прекратишь городить чепуху! Всем выдумкам рано или поздно приходит конец. Салли выручала меня тысячи раз, но ведь она всего лишь тень мечты, которую я, страдая в одиночестве, вызывала к жизни! — решительно сказала Присцилла и примирительно поцеловала Карстена в шею. — Я теперь не одна на свете, я люблю тебя, а вот ты меня, похоже, не любишь. Не любишь! Я тебе просто нравлюсь…
— Погоди, Присцилла, моя любовь к тебе произведет на свет чудо! — сказал Карстен.
— Не нужно мне никаких чудес, я и так самая счастливая женщина, среди этих фьордов и скал. Так и быть, рожу тебе семерых сыновей, ты ведь мечтаешь об этом? Они будут и снег разгребать, и печь топить, и бегать вместо тебя по делам. А пока суд да дело хочешь чашечку кофе?
— Если с пирожным и поцелуем, то без вопросов!
Усадив смеющуюся Присциллу к себе на колени, Карстен стал целовать запрокинутое лицо самой счастливой женщины. Тогда она думала, что так будет всегда, — и в будни, и в праздники. Бедная Присцилла не догадывалась, сколько всяких неприятных мыслей ей придется передумать в течение несколько последующих недель. И еще она не знала, что без писем к сестричке Салли ей никак не обойтись. А пока продолжая дурачиться, она ухватила за уши голову Карстена, и прильнула к губам возлюбленного так сильно, что самой стало больно. Присцилла ощущала его желание, любовный жар большого сильного тела и, не в силах противостоять, вновь и вновь впускала этот жар, это желание в себя…
Быстро пролетела рождественская неделя, настали первые числа января. В той самой церкви, в которой отпевали Харальда Люксхольма, венчались Присцилла Люксхольм и Карстен Трольстинген.
Что и говорить, приглашенные не все поместились в скромном храме, часть гостей и друзей стояла в помещении, часть на тщательно вычищенной от снега дорожке.
Храм располагался в старой части города. Некогда здесь селились ганзейские купцы, осуществлявшие посредническую торговлю между Западной, Северной и Восточной Европой. И храм на закате средневековья стал главной церковью ганзеатов. Белые и красные фасады домов давно стали приманкой для туристов, ничего кроме них после опустошительных пожаров прошлых веков не осталось здесь подлинного, разве что еще сам храм и примыкающее к нему кладбище.
Да нет, много чего осталось от прошлого — зелень лесов, синева моря, искренние лица людей, сопереживающие счастью молодых.
Воздух над городом был чист и прозрачен, праздничное настроение витало над толпой гостей. Ах, каким восторженными глазами смотрела Присцилла на своего любимого Карстена, ей было легко и радостно.
Гертруда с волнением поправляла на Присцилле фату. Андерс и Хельга Трольстингены любовались прекрасной парой. На сердце у них было легко. Да, им было трудно уговорить сына познакомиться с Присциллой. И, конечно же, следуя своим жизненным принципам, во главу утла они ставили исключительно выгодное материальное положение девушки, осложненное, однако, тяжелой болезнью и последующей смертью ее отца.
Оставить огромную империю на растерзание адвокатам и консультантам — это одно, а передать в руки надежному человеку — совсем другое. Родители знали наверняка, что молодой человек не обидит сироту. Андерс и Хельга довольно улыбались. Все вышло именно так, как они и задумывали.
Они верно предопределили счастье молодых, кто после этого осудит брак по расчету?
Когда муж и жена вышли под открытое небо, Карстен указал Присцилле на молодую женщину, скромно стоявшую подле автомобиля черного цвета. Надо признаться, черный цвет не совсем подходил к такому праздничному дню, но Присцилла сразу откинула даже намек на плохие предчувствия. Она была рада всему, светилась, как светится море в лучах восходящего солнца. Надвигался тот час, когда море действительно должно было вспыхнуть под лучами неяркого зимнего солнца…