Скалы скалами, ветер ветром. Не в стихии было дело… Время-то шло к ночи, а самодур Харальд Люксхольм не любил непрошеных гостей в своих владениях и мог запросто отказать в помощи. Погода тем временем продолжала ухудшаться, и «добро» от диспетчера поступило вовремя…
Яхта пулей влетела в небольшую гавань, защищенную от ветра огромной горой. Матрос дока помог ошвартоваться у пирса.
Карстен с опаской ступил на землю Харальда, осторожно потрепал по холке огромного пса, выскочившего из сторожки встречать ночного гостя.
У плавучего дока, напоминающего скалу, ошвартованного у противоположной стороны гавани, никого не было видно. Лишь светились окна в небольших домиках под черепичными крышами, да стучал движок' электростанции.
Матрос пригласил Карстена в открытую всем ветрам кабину небольшого трактора и не спеша покатил по темным аллеям к сверкающему огнями хозяйскому дому. Незадачливый мореход весь продрог и мечтал о чашке горячего кофе.
Дом возник внезапно, будто вырос из-под земли. Он был весьма внушителен и в темноте выглядел довольно мрачно. Это сооружение также органично принадлежало острову, как деревья, скалы, ручей. Талантливый человек задумал этот дом, и поместил его именно там, где надо. Даже шум прибоя едва доносился до него, а порывы ветра теряли свою силу далеко на подступах к жилищу. Сосны, ели и лиственницы стояли вокруг дома живым щитом.
Распахнулась тяжелая дубовая дверь, показалась коренастая фигура Харальда… Слова приветствия слегка озадачили потерпевшего бедствие.
— Что тебе надо? — услышал Карстен, и был вынужден подробно перечислить, что ему конкретно потребуется.
Харальд выслушал, записал все в блокнот, и тут же отдал листок из блокнота секретарю. И все это молча! Карстен приготовился к неприятным неожиданностям. И ошибся в своих предположениях!
Как ни странно, прием затем оказался на редкость теплым. Механики дока в этот же вечер устранили неисправность, целиком перебрав закапризничавший дизель, а Карстен оказался гостем в доме миллиардера, на знаменитой вилле, куда простым смертным доступа никогда не было.
Желтая пресса с удовольствием описывала оргии, которые происходили там. Но это была, конечно, чистой воды ложь. Репортеры уличных газет на пушечный выстрел не подпускались к Хирке.
Когда это случилось с дизелем яхты Карстена? Да, в прошлом году, во время жестоких ноябрьских штормов. И хотя к тому времени Харальду Люксхольму уже перевалило за шестьдесят, здоровье его было отменное. Да и образ жизни он вел соответствующий — размеренный, неспешный.
Коренастый, с кустистыми седыми бровями, из-под которых сурово смотрели пронзительно-синие молодые глаза, Харальд походил на сказочного тролля, вернее, на жестокого тролля из страшной сказки. Он был груб с подчиненными и слугами, но отменно вежлив и обходителен с гостем. Уроженец города Берген, он постоянно приговаривал:
— Я не из Норвегии, я из Бергена! Думайте обо мне, что хотите, а я буду делать свое!
Собственноручно он приготовил молочного теленка, отбил каждое ребрышко, посыпал мясо толчеными ягодами можжевельника.
Грубые глиняные кувшины были наполнены рябиновкой и ромом. В хрустальных вазах рубиново поблескивало желе из красной смородины и морошки. Добротная старо-норвежская кухня, Карстен сам любил такую.
Понятное дело, Харальд легко нашел общий язык с моим отцом, вспоминая случившееся год назад, подумал Карстен. Тот тоже был приверженцем добротной старины. Чувствовалось, что в доме хорошо работают печи, тяга была отменной, да и трубы были выложены на славу. Пахло ванилью, сдобой, пахло ружейным маслом. Удивительно, но в чужом доме словно сохранился запах его, Карстена, детства, связанного с тем полузабытым временем, когда по Бюфьорду еще ходили настоящие пароходы, в топках которых сгорал уголь или березовые дрова.
Надо сказать, что капитаны пароходиков, да и его команда, и пассажиры совершенно не напоминали современную публику, все было иначе. Звучали другие песни, и по-другому на эти песни отзывались души людей.
Все прекрасно, но в таких домах, дети вряд ли будут жить. Они для них слишком тяжеловесны, слишком мрачны и несовременны. Вот и все, что мог Карстен сказать самому себе, когда ощутил столь знакомые запахи и вспомнил об исчезнувших с фарватеров пароходиках.
Да и то — помнил ли сам Карстен те допотопные пароходы с обязательным ресторанчиком на корме и оркестром, располагавшимся на шлюпочной палубе? Нет, конечно же нет.
Он знал о них лишь из подробных рассказов отца. Андерс Трольстинген не раз говорил сыну о том, как познакомился на одном из таких пароходиков с девушкой по имени Хельга, ставшей затем матерью Карстена. Именно после бесед с отцом в его памяти остались словно самостоятельно увиденные картинки, как матросы на пристанях весело перекидывали друг другу огромные охапки дров, как таскали на спинах плетеные из ивняка корзины с углем.
В доме у Харальда Карстен вспомнил рассказы отца слово в слово. Дом, безусловно, был хорош.
Коллекция прекрасного современного охотничьего оружия соседствовала с серебряными кубками эпохи Реформации. Кубки стояли на широченном дубовом столе, покрытом простой льняной скатертью, среди свечей, возле блюда с теленком, а оружие притягивало взгляд, поблескивая металлом в шкафах красного дерева. Охотничьи винтовки, изготовленные таким образом, что били без отдачи, дробовики работы известных мастеров, лезвия гарпунов, ножи и кинжалы в шитых бисером чехлах…
А еще на вилле обитал целый сонм хорошеньких девушек, и хозяин счел необходимым, чтобы гость почувствовал все прелести радушного гостеприимства.
— Я тупею без женского общества, — говорил Харальд. — Грызу ногти, чавкаю за обедом, сквернословлю. Выпиваю! Девчонки заставляют меня вспомнить, что я джентльмен. Моя жена в Осло, на юбилее королевского географического общества, сестра приболела, а дочь… Дочь занимается самообразованием, я приказал выучить наизусть лоцию Люсефьорда и Хиркефьорда.
— Зачем?! — искренне поразился Карстен, рассматривая замысловатый затвор старинного карабина.
— На всякий случай, в жизни все пригодится, — ответил Харальд и громко икнул. Похоже, хозяин противоречил сам себе. Сейчас он был совершенно пьян, тяжело пьян, так что женское общество вряд ли так уж способно было облагородить его манеры.
— Из такого оружия только стреляться, верно? — проговорил Харальд. — Надежная штука, никогда не подведет! Никакая умная или дурная голова не устоит.
Карстен был наслышан о беде, которая случилась несколько лет назад в семье хозяина острова. Во Франции, вернее во Французских Альпах разбился спортивный самолет, пилотом которого был сын Харальда.
Может быть, причиной аварии стали погодные условия. Или, как стало ясно позднее, виною всему оказались наркотики.
Газеты перечисляли еще десяток возможных причин катастрофы. Пресса пристрастна к детям известных особ. Карстен, как и хозяин острова, терпеть не мог репортеров. В глазах Харальда читалось страдание.
Трольстинген поставил карабин в оружейный шкаф и взял в руки один из охотничьих кинжалов.
— Вкус у тебя есть, — заметил Харальд. — Это лучший экземпляр в моей коллекции. Дайка его мне, сейчас мы его пустим в дело! Все к столу!
Карстену показалось, что он оказался персонажем исторической пьесы. Да и одеждой он никак не выделялся: его грубый свитер гармонировал с простыми и скромными, но одновременно нарядными одеждами прочих гостей.
Невесть откуда в просторной столовой возникла сторожевая собака, виденная прежде на пристани, и, роняя слюни, положила морду на колени гостя.
— Кто самый голодный, подходи первым! — проговорил Харальд.
Хозяин мастерски разделал теленка, в свете полусотни свечей мерцало серебро кубков, сверкали глаза дам. Голодны были все, и с аппетитным блюдом управились быстро.
Разговоры делались все громче, сказывалось действие прекрасного вина. Карстен перезнакомился со всеми девушками, но понравилась ему лишь одна.
— Меня зовут Анника, — нежным голоском произнесла она и протянула узкую кисть обнаженной до плеча руки. — Я читала о вас в «Магазине скандалов», вы — обыкновенный хулиган. Надо сказать, я завидую вам. У меня, например, не хватило бы смелости набить морду тому, кто меня оскорбил!
А когда поздний обед в честь случайного гостя подходил к концу, простоволосая Анника поманила молодого человека к себе и пообещала показать за десертом китайский фокус.
Надо признаться, фокус не удался. Зато спустя полчаса, уже не в столовой, а в небольшом зимнем саду среди кадок с пальмами и прикрытых накидками клеток со спящими попугаями ей удалось очаровать Карстена иным, поистине чудесным искусством. Она подошла и плотно прижалась к нему, словно хотела слиться с ним в единое целое. Потом медленно провела пухлыми губами по его шершавой щеке, подбородку, как если бы была слепа и на ощупь искала его губы. Карстен от этой медленной и необычной ласки завелся сильнее, чем это произошло бы от страстного поцелуя.
— Ты что дрожишь, как морская свинка? — удивленно спросила она. — Неужели на тебя так действуют поцелуи?
— Да нет, просто никак не согреюсь, — признался молодой человек. — С утра штормовал в море.
— Тогда жди меня в своей спальне, придется мне самой заняться этим! — засмеялась девушка.
В спальне, предоставленной гостю, пылал камин. Багровые отсветы пламени плясали на розовой коже девушки. С карниза огромного шкафа на происходящее мрачно смотрело чучело филина, на стене мерно тикали ходики.
Девятнадцатый век, да и только! Держа в объятиях гибкий стан Анники, лаская ее нежные груди, случайный гость острова Хиркенхольм напрочь забыл о своих бедах и штормовом вечере. Завершение трудного дня, достойное опытного морехода.
Среди ночи, под шум ледяного дождя, Анника шептала ему на ухо смешные слова о девичьей любви, и все пыталась рассказать о своей родной деревне на острове Аннёйя, где все — от мала до велика — живут охотой на китов.