Записка была сложена вдвое, но оставляли ее второпях: край заломился, и не так давно — бумага не успела слежаться.
«Смотался, подлец», — аккуратно вложив в папку драгоценный листок, подумал Климов и, продолжая осматривать кухню, стал намечать план розыска преступника, скорее всего, этого самого Георгия, просившего кого-то из домашних позабыть о нем. Предстояло отработать жилой массив, аэропорт, вокзалы; установить личность убитой, расспросить соседей, побывать в гостиницах и на турбазах. Город портовый, курортный… Всякого «добра» хватает — от фарцовщиков до шлюх. Если убитая не местная, придется попотеть.
Эксперт-криминалист быстро разобрался в планировке комнат и приступил к «священнодействию».
«Тэк-с, тэк-с… — ходил он по невидимому и одному ему известному лабиринту квартиры и чуть не пританцовывал. — Тэк-с, тэк-с…»
Отпечатков пальцев набралось с лихвой.
К этому времени Климов уже знал, что Костыгина Эльвира Павловна, ответственный квартиросъемщик, переехала в этот район, поменяв свой пятикомнатный особняк в пригороде на двухкомнатную секцию в новом доме. Со слов соседки, согласившейся быть понятой, она должна была уехать в Усть-Лабинск к своей сестре. Местопребывание ее сына, Костыгина Георгия Мартьяновича, тысяча девятьсот шестьдесят второго года рождения, фотографа по специальности, с пятнадцатого июля, то есть с сегодняшнего числа неизвестно.
Оперативность участкового понравилась Климову.
— Подвалы в доме есть?
— Отсутствуют, — круглое лицо лейтенанта выражало готовность к решительным действиям, — только подлестничные ниши.
«Уже легче», — подумал Климов и распорядился выделить людей для поиска вещей убитой: платья, сумочки, ну что там еще… обуви, понятно. Не ходила же она босой.
— Мусорные ящики не вывозились?
— Вряд ли, — усомнился лейтенант, — сегодня выходной. Но я проверю.
— Действуй.
Климов позвонил в отдел, обрисовал ситуацию. Похоже на изнасилование с последующим убийством. Классическая схема. Надо дать ориентировку на Костыгина, возможно, что преступник в городе.
— Постучи по дереву, — после некоторой паузы посоветовал Шрамко, и голос его, слегка искаженный мембраной, почерствел.
— Я не суеверный, — усмехнулся Климов.
— Зато я…
«Экономьте время на молитвах», — чуть было не брякнул Климов, но вовремя осекся. Не до шуток. Только покрутил головой в поисках дерева. Телефонная полка была металлической.
Вообще, убранство комнат поражало.
Шторы нежно-кремового цвета с золотисто-розовым орнаментом из сказочных растений висели только на одном окне. Другое, выходившее на северную сторону, во двор, стыдливо прикрывалось дешевенькой тюлевой занавесью. В комнате, которую просвечивало утреннее солнце, в изнурительном по элегантности серванте радужно горел хрусталь и празднично играли бликами бутылки с коньяком.
«Наполеон», «Мартель», «Камю»…
Триумвират для избранных.
Вряд ли к числу последних мог относиться тот, кто проживал в соседней комнате. Или снимал угол, подумал Климов. Им с Тимониным это сразу бросилось в глаза. Кто- то сидел на жестком стуле и спал на продавленном диване, а кто-то буквально утопал в житейской роскоши.
Покажи мне свои вещи, и я скажу, кто ты.
Пурпурно-красный халат с изображением двух черных лилий на спине явно принадлежал женщине, а вот мужских вещей в шкафу считай что не было. Зимняя болоньевая куртка, несколько сорочек, шапка… Ясно, что смотался. «Не ищи меня. Георгий».
В одной комнате — магнитофон «Грюндиг», телевизор «Шарп» с набором видеокассет, спальный гарнитур «Элиза», и даже пылесос японской фирмы, а в другой — лишь стопка книг да куча фотографий. Самых разных.
Берег реки. Полузатопленная лодка. Камыши.
Не стоило труда разобраться и в содержимом письменного стола.
Климов вертел в руках жестяную банку из-под цейлонского чая, в которой хранились скрученные в плотные тонкие ролики фотопленки, и, вполуха слушая Тимонина, наговаривавшего протокол осмотра комнат, смотрел на тюлевую занавесь. Складывалось впечатление, что все житейское, столь необходимое для матери, не имело для сына никакого значения.
Он переводил взгляд с одного предмета на другой и лишний раз убеждался, что обыск квартиры ничего не дал. Причастность Костыгина к убийству еще надо было доказать.
Лампа под абажуром. Стопка книг. Фабричный стул.
Аскеты чаще всего — люди скрытные.
Под скрипучим диваном Климов нашел пыльный журнал «Плейбой» и несколько машинописных брошюр по криминалистике. Одна из них заставила его оторвать Тимонина от протокола:
— Взгляни, Сергей.
Изрядно потрепанная книга, которую он брезгливо отряхнул от застарелой паутины, называлась весьма интригующе: «Тайны Скотланд-Ярда». Ее переплет рассохся и, несмотря на то, что прошит он был шелковыми нитками, успевшими пожелтеть от времени, многие страницы выпали.
— Это как раз для тебя, — шутливо похлопал Климова по плечу Тимонин, не проявивший особого интереса к заграничному бестселлеру, — перевод с английского.
Тут он немного съехидничал: можно было не хвастаться знанием трех иностранных языков.
— Ладно, ладно, — благодушно согласился с подковыркой Климов, — в нашей ситуации и ломаный грош большие деньги.
Прежде чем отложить книгу на подоконник, куда оп уже переставил банку с фотопленками, Климов пролистнул ее еще разок и, стряхивая пыль с обложки, еле успел подхватить на лету выпавшую из потрепанной брошюры фотокарточку.
На ней смеялась та, чей труп сегодня обнаружили на крыше.
Девушка смотрела в объектив, подпрыгивая на одной ноге, как будто ей мешала вода в ухе. Качество снимка профессиональное. На обороте надпись, сделанная тонким зеленым фломастером: «Все равно я тебя не боюсь!»
Собравшийся было отойти Тимонин только присвистнул. Вернее, сделал такой вид, вытянув губы: хороша!..
— Прелестная фигурка, — мельком глянул эксперт и поволокся со своим «кофром» к выходу. Теперь у него своих забот по горло. — Не забудьте прислать снимок.
— Не забудем.
— А глаза, Юрий Васильевич, глаза… — восхитился Андрей Гульнов, присланный в помощь Климову: нужно было срочно опросить жильцов подъезда и, самое главное, еще раз побеседовать с владелицей матраца.
— Когда женщина знает, что она хороша, — это плохо, — со скорбной миной глубоко обиженного человека произнес Тимонин и приобщил фотокарточку к тем вещам, которые пойдут на экспертизу.
Глава 2
Приземисто-гулко ударил гром, внезапный вихрь крутнулся на одной ноге, подхватывал пыль и мелкий сор с проезжей части улицы, и по горбатому «уазику» бойко застучал своими водяными кулаками летний ливень.
«Вовремя», — недовольно покосился Климов на запенившийся под колесами встречных машин мокрый асфальт. Теперь поиск вещей, принадлежавших убитой, осложнится: дождь имеет подлое обыкновение смывать следы.
Водитель включил «дворники», и Климов, откинувшись на сиденье, смежил веки. Монотонное мелькание перед глазами резиновых скребков, как бы впервые притиравшихся к стеклу, мешали сосредоточиться. Хорошо, что сразу отпал «вокзальный вариант», когда преступник приезжий — ищи ветра в поле. А вот с таксистами и «леваками», этими лихими рыцарями частного извоза, встретиться придется. У них особое внимание к полночным парочкам и одиноким пешеходам. Что-то да расскажут. Не вышла только беседа с владелицей матраца. Сначала она беспрестанно извинялась за беспорядок у себя в квартире — ей было плохо, вызывали «неотложку», — потом, как заведенная, твердила, что соседей она просто не успела изучить, поскольку до тех пор, пока вы не знаете своих соседей близко, вас окружают замечательные люди, а в том, что Костыгины — люди хорошие, она не сомневается: не было повода для ссор, вот разве что те редко, не по графику, мыли лестницу.
Словом, с ней говорить, все равно, что приглашать кого- то в дом, где заперты все двери.
Зато не обошлось без бабушки-старушки, одной из тех, кто вечно заседает в «дворовых судах». Ее претензии на роль всезнающего человека могли умилить кого угодно, и Климов провел с ней полчаса на лавочке у дома.
Потряхивая жалкими кудельками химической завивки, Федулова Неонила Порфирьевна, неожиданная помощница Климова, постаралась доказать своему внимательному слушателю, что голова ее забита не токмо медицинскими советами, и описала Костыгина: угрюмый, замкнутый, немного не в себе: то может по семь раз на дню здороваться, а то пройдет, чего-то про себя нашептывая, и не поприветствует. Конечно, девушка у него была. Не лучше всех, но про других забудешь.
Молчавший на заднем сиденье Гульнов деликатно покхекал и тронул Климова:
— Юрий Васильевич…
Пришлось повернуться.
— Вы думаете, ревность?
Открыв глаза, Климов пожал плечами: все может быть. Задача не из легких.
— Попробуем решить.
Глава 3
Делами городского уголовного розыска ведал подполковник Шрамко, державший даже в зимнюю промозглую погоду оконную фрамугу приоткрытой и незаметно выветривший царившую здесь до его прихода атмосферу нервозности и фаворитства. Работать с ним хотелось. Заслуг чужих он не присваивал, старой дружбы не забывал и практически не обманывался в людях.
Блондинистый, широкоплечий Шрамко что-то пометил в настольном календаре и обратился к Климову:
— Выкладывайте, что там у нас?
Форменная его рубаха влажно прилипла к груди, и Климов невольно глянул в окно. Небо уже прояснилось, но по карнизу все еще позвякивали капли. Гроза явно прихватила Шрамко недалеко от управления — обедать он всегда ходил пешком.
Гульнов оторвал взгляд от стола, ерзнул на стуле, и Климову пришлось раскрыть свою тощую пока кожемитовую папку. Выкладывать особо было нечего.
— Похоже, что убийца и Костыгин — одно лицо. Доводы такие: собака взяла след и привела в квартиру, это раз. Второе: способ убийства бытовой, непрофессиональный, если так можно выразиться, и… — тут оп помедлил, и Шрамко поторопил его: