Президентомъ былъ знаменитый во всей Филадельфіи «дядя Прюданъ». Прюданъ была его фамилія, а дядя—очень обычное прозваніе въ Америкѣ, гдѣ можно быть дядей, не имѣя ни племянниковъ, ни племянницъ.
Дядя Прюданъ была личность замѣчательная и носилъ кличку вовсе не по шерсти: онъ далеко не былъ благоразуменъ, а напротивъ, былъ смѣлъ и вспыльчивъ. При этомъ страшный богачъ, что нигдѣ не лишнее, а особенно въ Америкѣ. Да и какъ ему было не разбогатѣть, имѣя пропасть акцій Ніагарскаго водопада? Около этого времени въ Буффало составилось общество для эксплоатаціи водопада. Дѣло было великолѣпное. Сила воды, бросаемой водопадомъ въ одну секунду, равняется семи съ половиной милліонамъ лошадиныхъ силъ. Эта сила, распредѣленная между всѣми заводами и фабриками въ районѣ пятисотъ километровъ, давала въ годъ полтора милліарда франковъ чистой прибыли, часть которой попадала въ сундуки и карманы дяди Прюдана. Впрочемъ, онъ былъ холостъ и жилъ скромно съ однимъ слугою, по имени Фриколеномъ, который характеромъ нисколько не подходилъ подстать своему барину. Удивительно, какъ они могли ужиться, но такія аномаліи случаются.
У дяди Прюдана, понятно, были друзья, потому что онъ былъ богатъ, но были также и враги, потому что онъ былъ президентомъ клуба и возбуждалъ этимъ зависть. Въ числѣ самыхъ ярыхъ враговъ его слѣдуетъ отмѣтить секретаря Вельдонскаго института, по имени Филя Эванса, человѣка тоже очень богатаго, управлявшаго громадной часовой фабрикой Walton Watch Company. Не будь дядя Прюданъ президентомъ клуба баллонистовъ, Филь Эвансъ былъ бы счастливѣйшимъ человѣкомъ въ Штатахъ. Удивительно, изъ-за чего они враждовали. Оба были здоровы, обоимъ было по сорока-пяти лѣтъ, оба не желали вкусить прелестей брака, такъ что они отлично могли бы жить въ дружбѣ. Даже оба были вспыльчивы, только каждый на свой ладъ: Прюданъ безъ всякой оглядки, а у Эванса гнѣвъ былъ холодный.
Хотите знать, какъ случилось, что Филь Эвансъ не попалъ въ президенты клуба? Голоса совершенно поровну раздѣлились между Эвансомъ и Прюданомъ. Двадцать разъ дѣлали перебаллотировку и всякій разъ ни тотъ, ни другой не могли получить большинства.
Положеніе было затруднительное и грозило продлиться чуть не все время, пока будутъ живы оба кандидата.
Тогда одинъ изъ членовъ клуба предложилъ способъ иначе распредѣлить голоса. Этотъ членъ былъ нѣкто Джемсъ Кипъ, казначей Вельдонскаго института. Джемсъ Кипъ былъ убѣжденнымъ вегетаріанцемъ, отвергалъ всякую животную пищу и всякіе крѣпкіе напитки.
Джемса Кипа поддержалъ другой членъ, Вильямъ Т. Форбсъ, директоръ большой фабрики, приготовлявшей сахаръ изъ стараго бѣлья посредствомъ, кажется, обливанія ветоши сѣрною кислотой. Мистеръ Форбсъ имѣлъ солидное положеніе въ свѣтѣ и двухъ прелестныхъ дочекъ, двухъ перезрѣлыхъ дѣвицъ, миссъ Дороти (уменьшительное Долль) и миссъ Марту (уменьшительное Матъ). Эти двѣ миссъ давали тонъ всему филадельфійскому высшему обществу.
Предложеніе Кипа и Форбса приняли. Способъ, ими предложенный, былъ тотъ самый, который многіе здравомыслящіе американцы уже давно помышляютъ ввести при избраніи президента республики.
Взяли двѣ совершенно чистыхъ бѣлыхъ доски и провели на каждой по одной черной линіи. Длину каждой линейки точно измѣрили, чтобы сдѣлать обѣ совершенно равными. Обѣ доски въ одинъ и тотъ же день выставили въ залѣ засѣданій, и конкуренты, вооружившись тонкой иголкой, одновременно подошли каждый къ своей доскѣ. Подлежалъ избранію тотъ изъ нихъ, кто всадитъ въ доску иголку наиболѣе близко къ серединѣ линіи.
Разумѣется, операцію требовалось совершить разомъ, безъ поправокъ, безъ предварительныхъ ощупываній, а единственно по глазомѣру. Все ставилось въ зависимость отъ глазомѣра.
Дядя Прюданъ всадилъ свою иголку одновременно съ Филемъ Эвансомъ. Тогда эксперты приступили къ освидѣтельствованію, чья иголка всажена вѣрнѣе, то-есть наиболѣе близко къ серединѣ линіи.
О, чудо! Глазомѣръ у обоихъ конкурентовъ оказался до того одинаковъ, что измѣреніе обѣихъ досокъ не дало никакой разницы. Ни у того, ни у другого иголка не оказалась въ строго-математическомъ центрѣ, но уклоненіе было совершенно одинаково у обѣихъ иголокъ.
Собраніе было въ большомъ затрудненіи. Не знали, что же дальше дѣлать!
По счастію, одинъ изъ членовъ, нѣкто Трукъ Мильнеръ, предложилъ продѣлать новое, болѣе точное измѣреніе съ помощью микрометрической линейки Перро, посредствомъ которой можно раздѣлить миллиметръ на 1,500 частей. Вооружившись этимъ хитрымъ приборомъ, приступили къ измѣренію, и, читая дѣленія черезъ микроскопъ, получили слѣдующіе результаты:
Дядя Прюданъ воткнулъ иголку въ 6/1500 миллиметра отъ середины доски, а Филь Эвансъ въ 9/1500 миллиметра. Слѣдовательно, дядя Прюданъ достигъ наибольшей точности сравнительно съ своимъ соперникомъ.
Такимъ образомъ, Филь Эвансъ сдѣлался только секретаремъ Вельдонскаго института, тогда какъ дядю Прюдана провозгласили президентомъ.
Достаточно было крошечной разницы въ 3/1500 миллиметра, чтобы надежды Филя Эванса разлетѣлись прахомъ. Достаточно было такого ничтожнаго повода, чтобы Филь Эвансъ почувствовалъ къ дядѣ Прюдану скрытую, но злобную и неумолимую ненависть.
Со времени опытовъ, сдѣланныхъ въ послѣдней четверти нашего столѣтія, вопросъ объ управленіи воздушными шарами подвинулся на нѣсколько шаговъ впередъ. Лодочки съ пропульсирующими винтами, которыя были въ 1852 году привязываемы къ удлиненнымъ аэростатамъ Анри Жиффара, въ 1872 году къ аэростатамъ Дюпюи де-Лома, въ 1883 году къ шарамъ братьевъ Тиссандье и, наконецъ, въ 1884 году къ аппаратамъ капитановъ Кребса и Ренара, дали извѣстные результаты, съ которыми нельзя не считаться. Но если всѣ эти аппараты и могли маневрировать въ болѣе тяжелой, чѣмъ они сами, серединѣ, то это происходило лишь благодаря особенно счастливому стеченію обстоятельствъ. Правда, этими шарами управляли очень удачно, но гдѣ? Въ огромной залѣ съ закрытыми окнами. Также удачны были опыты и на открытомъ воздухѣ во время безвѣтрія. Очень сносно дѣйствовали винты и при небольшомъ вѣтрѣ: шары маневрировали противъ вѣтра, побѣждая его сопротивленіе. Но въ сущности практическаго результата все же никто не добился. Противъ вѣтра, способнаго вертѣть вѣтряныя мельницы, эти шары останавливались какъ вкопанные; при вѣтрѣ чуть немного посильнѣе они уже пятились назадъ; болѣе сильнымъ вѣтрамъ ихъ не подвергали, но по всей вѣроятности сильный вихрь подхватилъ бы такой аэростатъ какъ перышко, а ураганъ разметалъ бы его въ куски, такъ что отъ всей хитрой затѣи ничего бы не осталось.
Такимъ образомъ, окончательно выяснилось, что даже послѣ надѣлавшихъ такого шума опытовъ Кребса и Ренара аэростаты съ управленіемъ если и выиграли
немного въ скорости, то лишь настолько, чтобы маневрировать противъ небольшого вѣтра. Отсюда явилось общее убѣжденіе въ невозможности извлечь практическую пользу изъ этого способа воздухоплаванія.
Какъ бы то ни было, на ряду съ провалившимся вопросомъ объ управленіи аэростатами, иными словами о способѣ сообщать имъ собственную, независящую отъ вѣтра скорость, вопросъ о воздухоплаваніи вообще сдѣлалъ гораздо болѣе значительные успѣхи. Послѣ паровыхъ машинъ Анри Жиффара и послѣ опытовъ съ примѣненіемъ мускульной силы по мысли Дюпюи де-Лома мало-по-малу явилась мысль объ электрическомъ двигателѣ. Электрическія батареи братьевъ Тиссандье дали уже скорость четыре метра въ секунду. Динамо-электрическія машины капитановъ Кребса и Жиффара, силою въ двѣнадцать лошадей, доставили еще большую скорость: шесть съ половиною метровъ въ секунду.
Тогда многіе инженеры и электротехники бросились изобрѣтать средство подойти какъ можно ближе къ тому desideratum’y, который можно назвать «одною лошадиною силой въ часовомъ ящикѣ». Такимъ образомъ изобрѣтеніе Кребса и Жиффара стало все больше и больше совершенствоваться, и аэронавты получили возможность пользоваться двигателями, сила и легкость которыхъ постоянно возрастаютъ.
Было отчего ободриться людямъ, вѣрующимъ въ возможность управленія аэростатами. И, однакоже, многіе здравомыслящіе люди положительно отказывались допустить осуществимость чего-нибудь подобнаго. Дѣйствительно, если у аэростата точка опоры находится въ воздухѣ, то слѣдовательно онъ вполнѣ отдается той средѣ, въ которой носится. А если такъ, то какимъ же образомъ шаровая масса, представляющая столь легкую добычу для атмосферныхъ теченій, можетъ сопротивляться хотя бы даже посредственному вѣтру? Тутъ ничего не можетъ сдѣлать даже самый сильный двигатель.
Этотъ вопросъ многіе надѣялись разрѣшить въ утвердительномъ смыслѣ при помощи аппаратовъ большого размѣра. Во всякомъ случаѣ вопросъ оставался покуда открытымъ.
Случилось такъ, что во время этой борьбы изобрѣтателей наиболѣе надежнаго воздушнаго двигателя американцы ближе всѣхъ подошли къ знаменитому desideratum’у. Одинъ бостонскій химикъ, до этого времени почти неизвѣстный, изобрѣлъ динамо-электрическій снарядъ, основанный на употребленіи совсѣмъ особаго гальваническаго столба, устройство котораго составляло тайну. Этотъ снарядъ у химика купили и сдѣлали самыя тщательныя вычисленія. Точнѣйшая діаграмма показала, что съ этимъ аппаратомъ, при винтѣ достаточныхъ размѣровъ, можно получить перемѣщеніе отъ 18 до 20 метровъ въ секунду.
Дѣйствительно, это было бы превосходно.
— И къ тому же недорого! — прибавилъ дядя Прюданъ, передавая изобрѣтателю пакетъ со ста-тысячами долларовъ въ уплату за купленное изобрѣтеніе.
Вельдонскій институтъ немедленно же приступилъ къ дѣлу. Когда рѣчь заходитъ о какомъ-нибудь опытѣ, имѣющемъ практическую цѣль, то американцы раскошеливаются чрезвычайно охотно. Начался приливъ денегъ, такъ что даже не потребовалось составленія акціонерной компаніи. Въ короткое время въ кассѣ клуба скопилось болѣе трехсотъ-тысячъ долларовъ, — сумма вполнѣ достаточная для предпріятія. Работы начались подъ надзоромъ знаменитаго американскаго аэронавта Гарри У. Тиндера, обезсмертившаго себя тремя замѣчательными путешествіями по воздуху. Въ первый разъ онъ поднялся на двѣнадцать-тысячъ метровъ, слѣдовательно выше Гей-Люссака, Коксвеля, Сивеля, Кроче-Спинелли, Тиссандье, Глешера; въ другой разъ онъ пролетѣлъ на воздушномъ шарѣ черезъ всю Америку отъ Нью-Йорка до Санъ-Франциско, при чемъ линія его полета пришлась выше и оказалась