Его прервал детский вопль. Оба бросились бежать.
Глава восемнадцатая,страдающая переизбытком принцесс
Детские вопли становились все громче. Ошибиться в том, откуда они исходят, было невозможно. Когда Софи с Абдуллой кинулись туда вдоль галереи, Софи пропыхтела на бегу:
— Это не Морган! Это кто-то постарше!
Абдулла подумал, что она права. В воплях слышались слова, хотя разобрать их не удавалось. К тому же, как бы ни старался Морган, мощи его маленьких легких не хватило бы на то, чтобы орать так громко. Достигнув почти невыносимой силы, вопли сменились резкими всхлипами. Всхлипы перешли в ровное хныканье — «ва-ва-ва!» — а затем, когда терпеть это хныканье стало окончательно невозможно, дитя снова возвысило глас свой до истошного рева.
Абдулла и Софи пробежали на звук до самого конца галереи и оказались в просторном облачном зале. Там они благоразумно остановились за колонной и Софи сказала:
— Наша гостиная. Вот ведь раздули замок, как воздушный шар!
Зал был очень большой. Вопящее дитя находилось в самой его середине. Это была девочка лет четырех в белокурых кудряшках и белой ночной сорочке. Лицо у нее покраснело, рот превратился в черный квадрат, она то бросалась ничком на плитки зеленого порфира, то поднималась — единственно для того, чтобы снова броситься на пол. Девочка являла собой образчик разъяренного ребенка. Эхо в просторном зале вторило ее реву.
— Это принцесса Валерия, — тихонько объяснила Софи Абдулле. — Так я и думала.
Над орущей принцессой темной массой нависал Хазруэль. Рядом с ним суетился другой ифрит — куда мельче и бледнее.
— Сделай же что-нибудь! — верещал мелкий ифрит. Слушать его без содрогания можно было исключительно потому, что голос у него был как серебряные трубы. — Она с ума меня сведет!
Хазруэль склонил колоссальный фасад к мокрому и красному личику Валерии.
— Маленькая принцесса, — гулко заворковал он, — не плачь. Мы тебя не обидим.
Принцесса Валерия ответила ему тем, что сначала выпрямилась и завопила ифриту прямо в лицо, а потом бросилась ничком на пол и принялась кататься и брыкаться.
— Ва-ва-ва! — голосила она. — Хочу домой! Хочу папу! Хочу нянюшку! Хочу дядю Джастина! Ва-ва-ВАААААА!!!!
— Маленькая принцесса! — в отчаянии ворковал Хазруэль.
— Да хватит же с ней ворковать! — трубил второй джинн, очевидно Дальциэль. — Наколдуй что-нибудь! Сладкие сны, молчальные чары, тонну тянучек, миллион мишек! Что угодно!
Хазруэль развернулся к брату. Его трепещущие крылья подняли нервный ветер, который растрепал кудряшки Валерии и раздул ее сорочку. Софи и Абдулле пришлось вцепиться в колонну, а не то напор ветра отбросил бы их назад.
Но на истерике принцессы Валерии это никак не сказалось. Разве что кричать она стала еще громче.
— Брат мой, я все это уже пробовал! — прогремел Хазруэль.
Теперь принцесса Валерия принялась испускать мерные вопли: «МАМА! МАМА! МЕНЯ УЖАСНО ОБИЖАЮТ!»
Хазруэлю пришлось повысить голос до самого настоящего грома.
— Разве ты не знаешь, — прогремел он, — что дитя в подобном состоянии духа нельзя остановить никаким волшебством?
Дальциэль зажал бледными ладонями уши — остренькие уши, похожие на грибы.
— Не могу этого выносить! — заверещал он. — Усыпи ее на сто лет!
Хазруэль кивнул. Он снова повернулся к принцессе Валерии, которая, визжа, каталась по полу, и простер над ней огромную руку.
— Ой! — ахнула Софи. — Сделайте же что-нибудь!
Поскольку Абдулле ничего не приходило в голову и в глубине души он был уверен, что если есть какое-то средство прекратить этот ужасный плач, им стоит воспользоваться, он не стал ничего предпринимать — лишь робко показался из-за колонны. К счастью, не успело колдовство Хазруэля оказать на принцессу хоть какое-то воздействие, как в зал ворвалась толпа. Сквозь вопли послышался громкий, довольно-таки резкий голос:
— Из-за чего тут такой шум?
Оба ифрита обернулись. Толпа состояла сплошь из женщин и девочек, все они явно были крайне рассержены — однако этими двумя чертами и исчерпывалось их сходство. Их было около тридцати и они стояли рядком, сердито глядя на ифритов, были они высокие, маленькие, молодые, старые, пышные, худые и всех возможных оттенков, которыми богат род человеческий. Глаза Абдуллы в изумлении скользнули вдоль ряда. Судя по всему, это были похищенные принцессы. Вот вам и третья общая черта. Внешность их варьировалась от крошечной хрупкой желтокожей принцессы, которая стояла к Абдулле ближе всех, до старенькой согбенной принцессы в середине ряда. И одеты они были весьма разнообразно — от бальных туалетов до твидовых костюмов.
Резкий голос принадлежал принцессе среднего роста и солидного телосложения, стоявшей на полшага впереди остальных. Лицо ее отличалось не только загаром и некоторой грубоватостью — должно быть, она много времени проводила на воздухе — но здравомыслием и твердостью. Принцесса оглядела ифритов с глубоким осуждением.
— Это же просто смешно! — отчеканила она. — Два таких великих и могучих ифрита — и не можете сделать так, чтобы ребенок перестал плакать! — И она шагнула к Валерии и отвесила ей изрядный шлепок по мечущейся попке. — Замолчи!
Это сработало. Валерию в жизни никто никогда не шлепал. Она перекатилась на спину и села, словно онемев. Она уставилась на твердоликую принцессу изумленными опухшими глазами:
— Ты меня стукнула!
— И стукну еще, если будешь напрашиваться, — заявила твердоликая принцесса.
— Сейчас заплачу, — предупредила Валерия. Рот у нее снова стал квадратным. Она набрала побольше воздуху.
— Еще чего, — отрезала твердоликая принцесса. Она подняла Валерию и живо препроводила ее в объятия двух принцесс, которые стояли у нее за спиной. Эти принцессы и несколько их соседок сомкнулись над Валерией, умиротворяюще бормоча. Из недр этой небольшой толпы снова послышались вопли Валерии, но теперь им недоставало убедительности. Твердоликая принцесса уперлась кулаками в бока и презрительно повернулась к джиннам.
— Видали? — сказала она. — Нужно всего лишь проявить немного строгости и немного доброты — только где вам это понять!
Дальциэль шагнул к ней. Теперь, когда ифрита перестало корежить от невыносимого шума, Абдулла с удивлением заметил, что Дальциэль очень красив. Если бы не грибообразные уши и когти на ногах, ифрит вполне мог сойти за высокого ангелоподобного человека. Голову его покрывали золотые локоны, крылья, хотя маленькие и какие-то чахлые с виду, тоже были золотые. Ярко-красные губы сложились в милую улыбку. В общем, Дальциэль обладал неземной красотой, вполне соответствовавшей его облачному царству.
— Молю тебя, забери это дитя и успокой его, о принцесса Беатрис, превосходнейшая из моих жен, — сказал он.
Твердоликая принцесса Беатрис как раз махала прочим принцессам, чтобы они увели Валерию, но при этих словах она резко обернулась.
— Я уже объясняла, юноша, — заявила она, — что никто из нас не приходится вам никакой–такой женой. Можете называть нас как угодно, пока не посинеете, но дела это не изменит ни на йоту. Мы вам не жены и никогда ими не будем!
— Точно! — подтвердили по большей части прочие принцессы — решительным, но усталым хором. Все они, кроме одной, повернулись и удалились, забрав с собой всхлипывавшую Валерию.
Софи восторженно просияла.
— Кажется, принцессы стоят на своём! — шепнула она.
Абдулла ее не слышал. В зале осталась одна принцесса, и это была Цветок-в-Ночи. Как всегда, она оказалась вдвое прелестнее, чем ему помнилось, она была нежна и сурова одновременно и огромными темными глазами строго смотрела на Дальциэля. Цветок-в-Ночи учтиво поклонилась. Все чувства Абдуллы так и запели. Казалось, облачные колонны вокруг то возникали, то пропадали. Сердце его колотилось от счастья. Она цела и невредима! Она здесь! Цветок-в-Ночи обратилась к Дальциэлю.
— Прости меня, о великий ифрит, ибо я осталась, чтобы задать тебе вопрос, — сказала она, и ее голос был мелодичен и весел, словно прохладный фонтан, он был даже мелодичнее, чем помнилось Абдулле.
К ярости Абдуллы, Дальциэль в ответ не то что не обрадовался, а явственно перепугался.
— Ну вот, опять ты! — протрубил он, на что Хазруэль, который темной колонной высился в отдалении, сложил руки на груди и злобно усмехнулся.
— Да, я, о суровый похититель султанских дочерей, — учтиво склонила голову Цветок-в-Ночи. — Я здесь лишь для того, чтобы спросить, из-за чего расплакалось это дитя.
— А я откуда знаю? — капризно воскликнул Дальциэль. — Ты постоянно задаешь мне вопросы, на которые мне не ответить!
— Поскольку, о грабитель родителей государевых наследниц, — отвечала Цветок-в-Ночи, — успокоить плачущее дитя легче всего, если разобраться с причиной его дурного настроения. Я знаю это по собственному опыту, ибо в детстве была весьма подвержена подобным припадкам.
Не может быть, подумал Абдулла. Наверняка она преднамеренно лжет! Существо столь мягкого нрава не стало бы визжать ни при каких обстоятельствах! Однако Дальциэль, к вящей ярости Абдуллы, без труда ей поверил.
— Не сомневаюсь! — фыркнул Дальциэль.
— Так в чем же было дело, о лишитель лучшего? — не унималась Цветок-в-Ночи. — Быть может, она хотела вернуться в свой дворец, или получить свою любимую куклу, или просто испугалась при виде твоего лица, или…
— Обратно я ее не отправлю, если ты к этому клонишь, — перебил ее Дальциэль. — Теперь она в числе моих жен.
— Тогда я заклинаю тебя выяснить, что довело ее до плача, о отнимающий то, что принадлежит по праву, — учтиво продолжала Цветок-в-Ночи, — ведь иначе даже тридцать принцесс, возможно, не сумеют ее успокоить.
И вправду, не успела Цветок-в-Ночи договорить, как вдали послышался набиравший мощь голос принцессы Валерии:
— Ва-ва-ва-ВАААА!!!!!!
— Я говорю так, исходя из собственного опыта, — заметила Цветок-в-Ночи. — Однажды я проплакала целую неделю, день и ночь, пока у меня не сел голос, а все потому, что выросла из любимых туфелек.